Любовник королевы - Филиппа Грегори

Мэри Сидни, все еще дувшаяся на брата и не представлявшая, куда его заведут непомерные амбиции, тем не менее хранила верность семейству Дадли. Она обедала с Екатериной Ноллис, гуляла с Кэт Эшли, избегала всякого, кто мог бы пристать к ней с расспросами по поводу сэра Роберта.

Тайный совет, высшая знать, да и всякий, кто не получал жалованье у Дадли, утверждали, что вскоре кто-нибудь непременно пронзит кинжалом этого зарвавшегося выскочку, который позорит королеву и способствует тому, что ее имя полощут в любом трактире. Поговаривали, что Томас Говард, поглощенный укреплением замков на северной границе и набором людей в армию, нашел-таки время послать ко двору убийцу, поручив тому прикончить Дадли, чтобы раз и навсегда прекратить этот позор. Никто не отрицал, что без сэра Роберта мир станет более приятным местом. Пока же королевский шталмейстер представлял для Англии куда большую угрозу, нежели французы. Его постоянное пребывание рядом с Елизаветой могло окончательно испортить ее репутацию. Пусть при этом кто-то находился вместе с ними и по другую сторону дверей, но это не имело никакого значения.

Однако никто не мог остановить Дадли. Если его упрекали те, кому он доверял, например сэр Фрэнсис Ноллис, то Роберт говорил, что постоянно успокаивает королеву, старается избавить ее от губительного беспокойства. Если этого не делать, она просто свалится. Всем своим верным друзьям он напоминал, что Елизавета – молодая женщина, у которой нет ни родителей, ни покровителей. Только он, Роберт Дадли, на правах старого и верного друга заботится о ней, окружает своей любовью.

Всем остальным он лишь дерзко, мрачновато улыбался и язвительно благодарил за заботу о его самочувствии.

Летиция Ноллис вошла в покои Сесила и села на стул возле его стола со всем достоинством, какое полагалось иметь помолвленной женщине.

– Слушаю тебя, – произнес Уильям свою обычную фразу.

– Она хочет вступить с французами в переговоры о мире, – сказала Летиция.

– Ты уверена? – спросил Сесил, пряча испуг.

– Да, в том, что она спрашивала об этом сэра Роберта, – ответила юная фрейлина, пожав худенькими плечами. – Я собственными ушами слышала, как он говорил, что подумает на этот счет. А вот что у королевы на уме сейчас – сказать не могу. Разговор был утром, а сейчас почти вечер. Когда она оставалась в одном настроении больше двух часов?

– Мир на каких условиях? – спросил Сесил, игнорируя всегдашнюю непочтительность Летиции.

– Если французы вернут нам Кале и Мария Шотландская уберет со своего герба леопардов, пусть забирают себе Шотландию.

Каждое слово Летиции заставляло Сесила все плотнее сжимать губы.

– Я так и думала, что вам это не понравится. – Ноллис улыбнулась. – Целая страна в обмен на город. Но иногда королева ведет себя так, будто потеряла рассудок. Она плакала, цеплялась за него и умоляла спасти Англию.

«М-да, ваше величество, – с горечью подумал Сесил. – Позволить себе такое при девчонке, которая разболтает о тебе по всему дворцу».

– А что сказал он?

– То же, что говорит всегда: «Не бойся. Я о тебе позабочусь и все устрою».

– Дадли что-то обещал ей или выдавал только общие фразы?

Летиция снова улыбнулась и ответила:

– Он слишком умен, знает, стоит ей что-нибудь пообещать, и она тут же передумает.

– Ты правильно сделала, что пришла и рассказала мне, – похвалил ее Сесил, полез в ящик стола и вытащил мешочек потяжелее. – На платье.

– Спасибо, сэр Уильям. Портные заламывают немалые деньги, а я должна быть одета наилучшим образом. Как-никак фрейлина королевы.

– А разве ее величество не дарит тебе что-то из своих старых платьев? – спросил Сесил, которому вдруг стало любопытно.

Летиция озорно посмотрела на него и заявила:

– Думаете, она рискнула бы, чтобы ее с кем-нибудь сравнивали? Ведь королева не может жить без Роберта Дадли, не допускает, чтобы он хотя бы мельком посмотрел на другую женщину! Я на ее месте ни в коем случае не стала бы отдавать мне старые платья. Нет уж, если бы я была ею, то ни за что не допустила бы, чтобы меня с кем-то сравнивали.

Шпионский круг, созданный Сесилом, кропотливо собирал слухи и сплетни о королеве. Половина страны думала, что она уже вышла за Дадли, а другая считала ее опозоренной сэром Робертом. Сесил не брезговал и угрожающими шепотками по поводу королевы и Дадли. К нему тянулись сотни нитей и ниточек незримой паутины. Он, словно тот самый паук, моментально настораживался при малейшем дрожании самой ничтожной из них. Сесил знал, что десятки мужчин угрожали расправиться с Дадли и клялись, что убьют его. У них имелись сотни сочувствующих, готовых прийти на помощь. Еще были тысячи и десятки тысяч тех, кто не отказался бы взглянуть на это зрелище, но и пальцем не пошевелил бы, чтобы защитить сэра Роберта.

Глядя, как за обедом Елизавета и Дадли перешептываются на глазах у придворных, Сесил с трудом удерживал на лице любезную улыбку. Видя, как рука Роберта оглаживает под столом ногу королевы, главный советник ее величества молил Бога, чтобы нашелся смельчак и одним метким ударом кинжала или шпаги прекратил это позорище.

Но даже Сесил понимал, что Елизавета не в состоянии править, если рядом не будет Дадли. Пока что она слишком молода, а вокруг хватает опасностей. Ей нужен друг. Сесил был готов денно и нощно находиться рядом с королевой, однако ей требовался не наставник, а близкий друг, влюбленный в нее, готовый без конца ободрять и уверять, что все будет хорошо, беспокоиться не о чем. После пряного общения с Дадли всякие иные отношения казались Елизавете пресными. Сесил имел свои принципы. Он не был трусом, однако Елизавете требовалась смелость иного рода. Только человек, способный каждое мгновение публично предавать свою жену, мог удовлетворить ненасытное тщеславие королевы.

Сведения, принесенные Летицией, нуждались в уточнении.

По окончании обеда Сесил перехватил Дадли и спросил:

– Сэр Роберт, можно вас на минутку?

– Вообще-то я спешу, чтобы дать указания музыкантам. Королева желает услышать мелодию, которую я для нее сочинил, – в своей всегдашней небрежной манере ответил сэр Роберт.

– Я вас надолго не задержу. Простите мое любопытство. Королева не говорила вам о возможности заключения мира с Францией? Я спрашиваю вас, потому что слышал от нее такие мысли.

– Это разговоры, не более того. – Дадли улыбнулся. – Мы ведь оба знаем, сэр Уильям, что такое просто невозможно. Я не перебиваю ее, даю выговариваться. Страхи Елизаветы на какое-то время ослабевают. Потом я объясняю ей, что к чему.

– Вы меня успокоили, – учтиво улыбнулся Сесил.