Лезвие бритвы (илл.: Н. Гришин) - Иван Ефремов

Даярам, усталый от множества впечатлений, долго не мог уснуть, переживая и перебирая в памяти день, проведенный в обществе нового знакомого, казалось бы, такого чужого и в то же время столь дружественно близкого, каким редко бывает и родственник.

Художник по обыкновению лежал с закрытыми глазами, и мысленные картины виденного проходили перед ним, как на медленной киноленте.

Веселые скопления домиков, теснящихся один над другим в предгорных поселках, среди поросших соснами холмов. Сам город с его рекой, каналами и спокойными озерами, с трехэтажными каменными домами, в которых не найдется и нескольких окон, расположенных на одном уровне, с крышами из утрамбованной глины, поросшими травой и нередко кустарником. Высокие стены каналов из грубой каменной кладки и нависающие над ними выступы домов, подпертые до ужаса непрочными на вид деревянными укосинами. Веселые мальчишки, плавающие по каналу Мар, среди лодок и выбрасываемого из домов мусора. Сады, обнесенные вдающимися в реку стенами, плавучие огороды на озерах, выращенные на плотах из тростника, дерна и водорослей, заякоренных воткнутыми в дно шестами.

Пестрые базары с толпами торговцев, бесстрастно сидящих у своих товаров, и покупателей, ничего не покупающих. Везде и всюду, как и по всей Индии, нищие калеки, нахальные мальчишки, грязные цыганские девчонки с правильными, красивыми личиками и огромными глазами. Суета и нищета рядом с простотой и величием. Сверкающие снега, холодные чистые озера — и узкие улочки с вонью и грязью. Здесь, в чудесной долине, окруженной всем великолепием горных хребтов, лугов и лесов, эти обычные контрасты родины Даярама выступали резче. Или он сам стал более зорким?

Бесчисленные лодки торговцев плавали по озерам и каналам. В них под холщовым навесом восседали важные или, наоборот, подобострастные люди, покуривая хуки — разновидность восточного кальяна. Они продавали все — от шапок и вышивок до устрашающего вида ножей и пистолетов. Великолепны были лодки, заваленные цветами. Пышные, свежие букеты, ярко-красные, желтые, синие, лежали плотной пахучей грудой по всей длине узкой посудины.

Новый русский друг удивил Даярама, привыкшего к тому, что европейцы с жадным интересом устремляются на базары и в магазины, стараясь накупить как можно больше. Ивернев с любопытством смотрел на замечательные вышивки, ковры, чеканные кувшины, резные деревянные изделия, которыми так славится Сринагар, но его интерес был не большим, чем ко всем другим особенностям жизни города. Геолог ничего не купил и в то же время, как заметил Даярам, не стеснялся в средствах, если дело касалось поездки на автомобиле или лодке-такси. Только один раз, когда настырный торговец, подплывший борт о борт к их лодке, расстелил перед русским роскошную шкуру снежного леопарда, Ивернев выразил не то колебание, не то сожаление и, отпустив торговца, надолго задумался…

Смена образов, проходивших перед художником, незаметно перешла в дремоту. Даярам проснулся за минуту до того, как в номер вошел гостиничный бой.

Пока такси мчалось к аэропорту по запыленной дороге, Рамамурти часто оглядывался, тщетно пытаясь увидеть машину русского геолога. В аэропорту он узнал причину — полет откладывался на два часа из-за грозы у Амритсара. Вероятно, Ивернев узнал об этом заранее. Даярам вышел из помещения и сел на скамью под навесом, любуясь белыми зубцами Пир-Панджала, кое-где увитыми шарфом прозрачных облаков. Задержка — пустяк, два часа и еще два часа полета… Он надолго расстанется с чистым воздухом нагорья, со снежными гигантами, устремленными в ярко-голубое небо. С этой последней высокой ступени в пять с половиной тысяч футов он спустится на знойные равнины, нещадно палимые солнцем, тонущие в пыли и мареве горячего ветра под свинцовым небом, так же давящим на головы людей, как этот тяжелый и мягкий металл.

А потом влажная жара Бомбея. Бомбея, где томится Тиллоттама!

Аэропорт наполнялся пассажирами. Издалека художник заметил своего нового русского друга, окруженного целой группой людей, единственным знакомым среди которых был начальник ладакхского отряда геологов. Даярам постеснялся подойти, приветствовал обоих издалека и поторопился забраться в самолет, уже изрядно нагревшийся на солнце. Лишь после взлета они с русским уселись рядом на свободные сиденья в хвосте и говорили о том, как возможность быстро перебрасываться на далекие расстояния изменила жизнь людей. Перемена в окружающем мире совершалась буквально в считаные часы, и так же поворачивалась жизнь, вынуждая к изменению действий, решений или привычек. Неудивительно, что такие резкие повороты в жизни человека, разрушая весь привычный его уклад, подвергали нервную систему большим напряжениям и требовали прочной психики. А по условиям цивилизованной жизни организм ослабевал, и получался разрыв между требованиями нового и состоянием человека.

Самолет швыряло и качало в полосе, где холодный воздух Гималаев сталкивался с горячим фронтом Индо-Гангской долины. Внизу расстелилась однообразная желтая дымка. Еще немного времени, и самолет плавно покатился по плитам огромного аэродрома Нью-Дели. Зной сразу охватил вышедших из самолета. Даярам простился с русским и поспешил к махавшим ему издалека Анарендре и толстому веселому инженеру Сешагирирао.

— Тебе на пользу Тибет! — воскликнул инженер.— Ты стал неотразим. В самый раз отправляться на завоевание красавиц!

— Да, если не считать отсутствия волос. Еще не отросли,— ответил Даярам.

— Под тюрбаном не видно! Теперь понимаю, отчего ты одет, как магараджа.

Анарендра укоризненно посмотрел на приятелей — как можно шутить серьезными вещами! — и сказал:

— Если ты не устал, то можно лететь сегодня же. Два места забронированы.

— Разве ты, Сешагирирао, не с нами?

— Нет. Анарендра сказал мне, что людей достаточно и без меня. Это и к лучшему, потому что сейчас мне нелегко освободиться. Однако можно, если будет надобность.

— Решительно никакой,— твердо сказал Анарендра,— пойдемте обедать. У нас еще полтора часа. Идите занимайте столик, а я выкуплю билеты.

В углу ресторана было много свободных мест. Когда они сели, инженер оглянулся, сдавил руку Даярама.

— Обещай мне, что дашь знать, если тебе понадобится моя помощь. А сейчас не отказывайся,— и Сешагирирао вытащил бумажник. Даярам остановил его:

— Поверь, что денег не надо! Смотри, я вожу с собой крупную наличность, как спекулянт,— художник показал инженеру свой туго набитый бумажник.

— О боги! Тут мои пятьсот рупий выглядят смешными. Но остается еще одна вещь. Протяни руку под скатертью! — Даярам ощутил в руке тяжелую металлическую вещь.

— Что такое? — воскликнул он и увидел большой автоматический пистолет с кургузым стволом и странной большой гашеткой. Сталь массивного оружия сурово поблескивала.— Зачем? — воскликнул Даярам, возвращая оружие с инстинктивным отвращением индийца к убийству.— Мы не можем становиться на одну доску с гангстерами.

Сешагирирао весело рассмеялся и беззаботно махнул рукой.

— Я не хуже тебя знаю нелепость законов, по которым порядочный человек всегда останется без оружия, а любой бандит и вор, которому плевать на закон, делает что угодно с безоружными людьми. Так вот, чтобы избежать унижения от своей беззащитности перед каждым негодяем, я создал это оружие. Никакой суд не признает его огнестрельным и вообще чем-либо стреляющим. Смотри! — Инженер открыл защелку и вытащил из ручки пистолета плоский флакон с опалесцирующей жидкостью.— Вот что вместо обоймы и патронов. Вот поршень, давящий снизу, здесь клапан, открывающий дуло с нажатием гашетки и еще один поршень с разбрызгивателем. Нападающий получит в рожу порцию едкого, но безвредного химического вещества — мой секрет. Никакого убийства, но полное торжество над любым врагом! Флакон — на двадцать таких «выстрелов», а вот тебе еще два запасных. Разве плохо? Возьми, пригодится! Мусульмане говорят: «Последнее лекарство — огонь, и последняя хитрость — меч!»

Даярам вспомнил слова гуру: «Ты сейчас вступаешь в нижний мир, где одной душевной силы, как бы она ни была велика, тебе будет недостаточно!» — и, благодарно улыбнувшись, опустил тяжелый пистолет в карман.

Пришел Анарендра с билетами. Друзья просидели за обеденным столом до вызова к самолету. И, только когда они были уже в воздухе, Даярам решился задать Анарендре мучивший его вопрос: «Как надеются бомбейские приятели найти Тиллоттаму?»

— Она уже найдена! — хладнокровно отвечал Анарендра.

Глава 7

Звездный огонь

Тиллоттама стояла, опираясь плечом на увитый растениями столб крытой веранды, выходившей в сад. Склон холма, на котором находилась вилла, был огорожен каменным забором. За ним ряд похожих домов, дальше виднелись холмы с редкими деревьями, поблескивало гладкое шоссе до Бомбея и океана. Сюда, на окраину курортного городка Лонавли, ее привез после съемок фильма продюсер Трейзиш. Случай на стене Говиндарха, когда она, повинуясь мгновенному импульсу, чуть не прыгнула в лапы тигра, озаботил американца. Он решил дать отдых своей звезде, развлечься сам и заодно провести кое-какие дела в Бомбее. После Кхаджурахо он не мог не видеть, что Тиллоттама изменилась, стала печальнее, тверже и с каждым днем отдалялась и от прежних привычек и от него, не оказывая прямого сопротивления. Эта презрительная пассивность приводила Трейзиша в бешенство.