Барон Ульрих - Сергей Мельник

— Дамы и господа! — попытался я взять все под контроль, балансируя на хлипком столике. — Прошу всех успокоиться, все будет нормально! Рамус, едрить! Сними меня с этой хрени, пока я не навернулся!

Лучше бы я промолчал… да, определенно, лучше бы… Но, увы, я стронул с места эту пьяную мощь, которая споткнулась и толкнула другую пьянь, которая, уже зацепившись о валяющуюся под ногами арфу, или как там этот гобой называется, шлепнулась лицом, вытянув вперед свои руки, которыми и опрокинула стол. Так я был запущен практически на орбиту этой планеты — кверху задом через спину и со всей дури об пол. От удара я даже дышать не смог.

— Глянь, что делает! — завистливо восхитился Рамус, показывая Триму на меня пальцем. — Я бы так точно не смог!

— Угу! — также восхитился Трим. — Круто у него получилось!

От приземления и последующего удара об пол на секунду я, похоже, даже вырубился, так как реально потемнело в глазах. Охая, ахая и сдерживая брань из-за присутствующих детишек, попытался встать с пола, ухватившись за какую-то тряпочку, практически без сопротивления соскользнувшую мне в руки. Пару раз растерянно мигнув глазами, я перевел взгляд с полотенца в своих руках на скрывающуюся все это время за ним девушку, понимая, что, к своему стыду, опять натворил делов.

— Вау! — взревели братцы.

— Демоны подземелья! — вскричал пришедший со всеми Альфред Лин, хватаясь за сердце и оседая на руках Дако и Нонстога.

— Ну дела! — Олаф Кемгербальд покачал головой.

— Как такое может быть? — хором ахнули графиня и фон Каус.

Толпа, всколыхнувшись, замерла в изумлении, с недоверием глядя на юную прелестницу, все это время скрывавшую от нас и от всего мира свою суть.

— Барон Когдейр! — строго и сурово так с пола с сердитым прищуром разглядывал я Нуггета. — Сейчас же объясните мне, где ваша пиписка!

— Слыш, Улич! — хихикая, подал голос Трим. — А у них, у девочек, они вот такие!

— Ага! — вклинился его братик. — Кренделечком!

* * *

Уже ночью я сидел у себя в комнате, держась руками за голову. Ну конечно! Конечно же оборотни не могли ошибиться, выполняя просьбу Лорейн фон Пиксквар! Это мы, люди, смотрим своими глазами и не видим! А они, волки, не только глазами смотрят, но и носом, они не могут ошибиться. Они знают все, они по твоим вчерашним следам на земле смогут сказать, какого ты роста, откуда и куда шел и что ел на завтрак. Как же я не догадался, что Нуггет фон Когдейр давно уже мертв, а его место занимает его бедная сестренка? Бедная, измученная своим папочкой-изувером девушка, Нона фон Когдейр.

Вот я лопух, ведь все было у меня перед глазами! Впрочем, не один я и не один год кряду обманывался этим бледнолицым, большеглазым бароном. Да и обманывался бы, наверно, и по сей день, не учуди я этим вечером со своими пьяными дружками Гердскольдами такую оказию.

Поистине, один дурак кинет камень в ущелье — целая тысяча мудрецов не сможет его оттуда достать. Ну и дела! Какая-то забитая, замученная всеми и каждым девчонка умудрялась водить за нос полкоролевства, ведя свою политику, свою войну и свою землю своим путем. Надо же, какая судьба у человека, прям как я, только без… или вернее с… кренделечком, как выразился Рамус сегодня.

Я тоже не я, нет на самом деле никакого Ульриха фон Рингмара, давно уже нет. М-да. Невольно я раскрыл тайну своей коллеги-обманщицы, всеми правдами и неправдами скрывающей от людей истинное лицо, даже как-то совестно стало на душе и тоскливо. Жалко девчонку стало.

Почему? Потому что это не Земля и не просвещенный двадцать первый век со своей сплошной женской эмансипацией. Здесь по закону ее после смерти отца регент должен был отдать за кого-нибудь замуж либо же сдать в монастырь затворницей, ну или проще всего удавить по-тихому, а не как сейчас позволять ей вытворять что в голову взбредет. Это ж какие деньжищи кто-то терял из родни все эти годы?! Н-да, затрудняюсь даже представить, что теперь будет. Тут, пожалуй, не то что по головке не погладят, тут костром или виселицей попахивает. Вон Альфред Лин уже сейчас порывается испепелить на месте «поганую тварь», предавшую род и закон. Старого хрена, к сожалению, все же откачали после сердечного приступа, случившегося с ним в комнате Ноны. Сама же девушка сейчас взаперти сидела, заливаясь слезами, правда, компанию узнице составили все девчата, от мала до велика, из моего батальона. Сердобольные осуждающе глядели в мою сторону, нося неожиданно найденной баронессе чай и успокоительное, подбирая ей наряды и всячески успокаивая.

Женская дивизия в солидарности игнорировала нас, мужской контингент, не пуская никого на порог, а уж с ними спорить было не только накладно, но и чревато неприятностями, так как главой и верховным главнокомандующим этой армии была графиня Шель де Красс. Графским титулом здесь среди нас, мелкоты, мог только Герман Мирт похвастаться, да и то по достижению совершеннолетия.

Но, увы, скорей всего, когда скандал дойдет до столицы, лжебарона не спасет даже защита графини, уж слишком это тяжкий грех по понятиям местного мира. Жаль, вправду жаль девушку, ведь по большому счету талантлива, да и как военачальник навела тут шухеру в свое время, заставив всех пусть и не уважать, но побаиваться себя.

Дверь в мою комнату распахнулась, впуская внутрь развевающийся ворох юбок баронессы фон Каус.

— Ульрих! — Она обхватила мои плечи. — Ты должен ей помочь и все исправить! Она ни в чем не виновата!

— Да знаю я. — Тяжело вздохнув, опустил голову.

— Ты представляешь, ее покойный отец с детства вбивал в нее эту дурь кулаками и розгами! — По ее лицу текли слезы. — Он просто сумасшедший! Он отказывался принимать смерть наследника, мучая свою дочь, заставляя ребенка быть тем, кем она не могла бы стать никогда!

Разрыдавшись в голос, она выбежала прочь, оставляя меня опять одного, правда, ненадолго. В комнату вошла графиня, также вся в слезах, тут же заключая меня в объятия и рыдая навзрыд.

— Как же чудовищен этот мир, Ульрих! — говорила она. — За что?! За что он с ней так поступил? Она же его дочь, она любила его! Она любила не меньше, чем он, свою мать и своего брата! Как отец мог так поступить со своим ребенком?

Как? Не знаю, я не могу дать ответы на все вопросы, я даже не могу иной раз нести ответственность за свои действия. Да уж, мир непрост, несладок и не пушист, подобно небесным облакам. Всему есть место под солнцем, любви и ненависти, радости и печали. Жизни и смерти. Почему к одним он ласков, а к другим колюч? Почему? Я не знаю, я многого не знаю и даже больше скажу — многого не хочу знать, не хочу видеть ту, другую, сторону медали, где притаились мрак, боль, отчаянье и чьи-то слезы. Я очень этого не хочу, но, увы, все это рядом, подчас не нужно даже оборачиваться.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});