Сокол на запястье - Ольга Елисеева

Хиронид обнял бы старика, если б у него не были связаны руки. После этой истории он разом перестал жалеть здешних женщин. Они были такими же злыми, как их сыновья и братья.

-- Ну что, старик? - грубо окликнул Несса тот, что с рваным ухом. Уговорил родича быть попокладистее? А то мы знаем способ сделать его смирным, как кобыла.

Дрожь прошла по телу Хиронида от шеи до хвоста. Все что угодно, только не это! Он высокородный кентавр и должен оставить настоящее потомство! Без людских и лошадиных примесей! Он последний в царском роду Хирона!

Но, кажется, здесь этого никто не понимал. Двоих простаков из охлоса оскопили на следующий же день, чтоб потом увести на поля. Хиронид из-за стены конюшни слышал их крики и ржание.

Старый Варуда громко восхищался тем, что хорошо выезженный кентавр может сам запрячь себя в плуг и сам распрячься, когда надо. Он ест мало овса и предпочитает человеческую пищу. Поэтому кентавров, как собак, можно кормить объедками со стола. Вообще, жалко, что их столько перебили. Нужно было поймать побольше и объездить. Очень полезное в хозяйстве животное!

Ганеш оборвал кудахтанье старика.

-- Если б мы взяли их побольше, -- отрезал он, -- эти твари в один прекрасный день перебили бы нас всех. Один этот чего стоит! Вон, вон, как косится! - торет полоснул Хиронида хлыстом по боку. Он никак не мог приучить его бегать по кругу на длинном поводе и носить уздечку, специально укороченную под "круглую морду кентавра". То, что эта морда ничем не отличалась от человеческой, ему по-видимому не приходило в голову.

Несколько раз Хиронид видел у березовой ограды конюшни женщин, с которыми играл у холма. Они проходили мимо по своим делам и ненадолго задерживались посмотреть, как выезжают лошадей. Мужчины прогоняли их. Синдийки шли прочь, долго оборачиваясь через плечо и глазея на Хиронида с любопытством, но без всякого сочувствия.

-- Надо его клеймить. - однажды сказал Ганеш, с неудовольствием глядя на жеребца. - Лошадь должна знать, кому она принадлежит

-- Но я не лошадь! - не выдержал Хиронид.

-- Старая шутка. - Ганеш и тот, что с рваным ухом заржали.

На следующий день кентавра не без труда вытащили их конюшни.

-- Этот урод своротил мне скулу! - вопил один из мужчин.

-- А меня ударил копытом в пах! - возмущался другой.

-- Ему зачтется. - Ганеш всем верховодил в деревне. Люди, кажется, именно его признали вожаком. Этого выбора Хиронид понять не мог. Неужели нужно найти самого подлого и крикливого, чтоб с наслаждением подчиняться его приказам? Но люди почему-то реагировали на окрик.

Вот и сейчас Ганеш не стал подставляться под удары копыт испуганного кентавра. Он стоял в стороне у небольшого костерка, грел на углах какую-то железную палку и недовольным голосом понукал нерасторопных товарищей.

Хиронид испуганно дергал постромки, сдерживавшие его. Двое торетов тяжело висели на узде, не давая ему повернуться. По знаку Ганеша, двое других вскочили кентавру на спину, вцепившись человеку-коню в гриву и в хвост, и стали изо всех сил тянуть их на себя. От резкой боли в глазах Хиронида потемнело и в этот момент пятый мужчина, разбежавшись, толкнул кентавра в бок. Тот упал, взбив копытами тучу пыли. Люди тут же накинулись на его ноги: правую переднюю вытянули вперед, на нее прыгнул Рваное Ухо. Три оставшихся стянули вместе ремнями. Хиронид пытался извернуться, сбросить врагов. Но ему удалось только приподнять голову, метя волосами песок.

Ганеш вынул железяку из костра, она раскалилась до красна, а на утолщенном конце стала совсем белой. Крепко сжимая ее закопченной ветошью, мужчина подошел к кентавру и примерился. Хиронид закричал раньше, чем тавро коснулось его шкуры. Он не мог представить себе ничего более унизительного, чем клеймо хозяина на своем теле. Люди считали его своей скотиной, с простаками из табуна они обошлись еще хуже.

Когда раскаленное железо впечаталось в круп, Хиронид издал протяжное гневное ржание. От шкуры пошел едкий дым, в воздухе запахло паленым. Ганеш держал клеймо минуту, не дольше, но Хирониду показалось, что он оглох от собственного крика. Боль не шла ни в какое сравнение с унижением.

Кентавру не развязали ноги: в таком состоянии он мог покалечить любого. Просто оставили лежать у конюшни в пыли и сознавать непоправимое он больше не принадлежал себе. Он даже не пленник - скотина из стада торетов. Из стада Ганеша. Тот еще несколько минут постоял над поверженным врагом, сплевывая на землю шелуху от разгрызенных тыквенных семечек, потом ухмыльнулся, пнул Хиронида ногой и ушел вслед за остальными конюхами.

Только вечером люди вернулись, чтоб развязать кентавра и загнать в конюшню. Ноги у Хиронида разъезжались. В стойле у него хватило сил доплестись до поилки и опустить в нее голову. Вода была теплой, с сильным привкусом меди.

Кроме него в конюшне находилось еще пять лошадей. Они приветствовали собрата тревожным ржанием, а две кобылки попытались подойти поближе и добродушно пощипать Хиронида губами, но не нашли у него холки. Тот отогнал их коротким окриком. Странно, но они тоже не понимали, что он не лошадь.

Утром вернулся Ганеш. Он был чисто умыт, а красный платок, замотанный надо лбом в тюрбан, украшала большая золотая бляшка со змееногой богиней. Прежде такие дорогие вещи полагалось носить только хозяйке стойбища, жрице Триединой Матери, которую синды называли Кал-ма и изображали старухой с высунутым языком и отрезанной человеческой головой в руках. Впрочем, теперь, как видно, она была не в чести, раз ее страшный лик красовался на лбу у мужчины, на чью голову, по старым обычаям, богиня имела полное право.

-- Ну что? Попривык к ним? - ухмыляясь, спросил он у Хиронида, указывая на кобыл. - Твои.

С его стороны это было широким жестом.

-- Хороши, правда? Я хочу иметь от них крепкое потомство.

Хиронид ляпнул, что для этого Ганешу придется покрыть их самому. И тут же получил хлыстом по морде.

Как все кентавры он был упрям. На сухих фессалийских равнинах даже говорили: "Упрям, как стрелец". А стрелец - созвездие кентавра. Если этим мудрым образованным животным что-нибудь втемяшивалось в голову, они готовы были скорее разбить себе лоб, чем отказаться от заветной мысли.

Вот и сейчас тореты вывели перед Хиронидом целых четырех кобылок одна другой игривее. Вон та соловая особенно хороша, даже хвост, как у него, плюмажем! Любой простак из табуна скакал бы от восторга до небес. А этот ни в какую. Его уже и так и эдак, и хлыстом, и овсом, и по одной за ограду запускали, и всех сразу.

Кобылки были, конечно, в большой обиде. Кусались, ржали, подначивали. Соловая даже поднырнула у Хиронида под брюхом и попробовала выскользнуть между передними ногами жеребца, так чтоб он волей неволей наскочил ей на круп. Сообразительная крошка! Но это только усилило неприязнь кентавра. Он вспомнил о Нессе и подумал, что такая умная лошадь - явно из его потомства. Что ж, несчастного кузнеца они заставили, но он еще помнит о чести царского рода!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});