Коммунизм и фашизм: братья или враги - Сергей Кара-Мурза

Громче всего партизанские операции прозвучали в Никарагуа. Гибель Че Гевары не остановила никарагуанских революционеров. «А в начале октября Латинская Америка и весь третий мир переживают трагическое событие: погибает Че Гевара. До этого были и другие потери. Сегодня можно сказать, что их героические примеры звали на борьбу до победы или смерти, но вместе с тем они способствовали и возникновению негативных настроений, преувеличению трудностей партизанской жизни, хотя они действительно немалые. Погибали видные руководители, но дело их жило»77, — писал К.Фонсека. В этом высказывании содержится очень важная мысль — гибель Че Гевары может бросить тень лишь на техническую сторону метода команданте, но цели его достойны воплощения в жизнь.

Никарагуанский Сандинистский фронт национального освобождения исправил технологию метода и пришел к власти, но самое тяжелое испытание — испытание победой, показало, что метод сам по себе несет в себе элементы результата. Военная организация, пришедшая к власти, неизбежно использует централизаторские, авторитарные, типично бюрократические методы правления, тормозящие продвижение к демократическим целям. Продовольственная диктатура, вытеснение политических оппонентов из сферы власти, попытка решительной интеграции национально-культурных меньшинств не дали Никарагуа ни мира, ни процветания. Сандинистская революция оказалась ценна не столько результатами (относительно скромным продвижением по пути социального государства), сколько романтикой целей. Этот романтический миф позволил сегодня сандинистам вернуться к власти без войны, но это — уже другие сандинисты.

Сохраняются, конечно, и старые подходы. В колумбийской сельве продолжается повстанческая борьба, слегка переплетенная с бизнесом. Бойцы должны чем-то жить в ожидании новой идеи. Старая модель государственного социализма показала свою слабость, а новая еще не родилась. Государственный социализм неизбежно превращает страну в собственность бюрократии, и дальнейший «термидор», превращение радикалов в сытых собственников — становится лишь вопросом времени. Это произошло в России, Никарагуа, в Китае. Марксистская модель диктатуры пролетариата позволяет осуществить модернизацию и создать социальное государство — что уже немало. Но она не дотягивает до социализма.

Но Че остается «в игре» — как символ неизведанных путей. Он не успел реализовать свою модель — в этом источник мифа Че. Но в целом, идея замены элиты страны «новыми человеками», выращенными в партизанском «очаге», была опробована, и не раз: в Китае, во Вьетнаме, особенно наглядно — в Кампучии. И каждый раз дорога Че-Мао вела в тупик и далее — к «термидору». На Кубе, где революция развивалась не по Че Геваре, социальное государство пока держится. Венесуэла, дозревшая до строительства социального государства, вселила в сторонников старого государственного социализма новую надежду. Но пока радикальные речи не сопровождаются решением социалистических задач в Венесуэле. Часы государственного социализма все еще ведут обратный отсчет.

Че погиб накануне мирового социального взрыва 1968 года, отдав жизнь за идею. «Умрешь не даром. Дело прочно, когда под ним струится кровь». Смерть в горах породила миф, желание продолжить прерванное дело. А тут как раз начался «год баррикад». Не Сапата, не Троцкий, не Ганди и не Хо Ши Мин, а именно он — в лихом берете и с устремленным вдаль взором — оказался символом нового поколения, которое не выбрало «Пепси». Высокие этические цели и готовность к жертве — вот что привлекало к образу Че миллионы людей, действия которых были гораздо ближе к методам Ганди, чем Че. Но была и безусловная общность — радикализм.

«Концепция коммунизма Че была объединена в мае 1968 года с маркузеанской критикой капиталистической цивилизации, с определенными аспектами культурной революции в Китае, с троцкистской критикой бюрократии. Смешение этих компонентов привело к необычайному взрыву»78. Сочетание ряда идей Че Гевары с троцкизмом и маоизмом могло быть вполне органичным. В 1968 году на первый план вышло объединяющее этих теоретиков стремление к уничтожению бюрократии при сохранении централизма власти. Интересно, что и в политике Че Гевара старался занимать «третью» позицию в конфликте КПК и КПСС. В речи в Алжире он критикует и СССР, и КНР79. В Боливии он рассчитывает на помощь обеих стран80.

Раздумья, наступившие за Красным маем, заставили переосмыслить эффективность методов Че Гевары, тем более, что освещенное трагическими судьбами Ганди и М.Л.Кинга «второе рождение» массовых ненасильственных действий в 60-е годы дало, например, в США гораздо более зримый результат, чем вооруженная борьба «Черных пантер». Осмысление идей Че Гевары вновь выводило на первый план его цели, все более расходящиеся со временем. В 70-80-е годы нарастает влияние идей самоуправления, прямых гражданских инициатив, децентрализации и автономии, распыленной власти. Рост политического сознания людей, при всей неравномерности этого процесса в социальном и географическом плане, оставляет все меньше возможности тем, кто пытается на волне массового народного движения навязать народу идеи меньшинства.

Впрочем, речь идет о меньшинстве в единственном числе, потому что большинство населения — это электоральная абстракция. Большинство состоит из меньшинств, и ненасильственный путь к новому обществу — это «партизанские тропы» меньшинств, выходящих из «империалистического окружения» не единым фронтом, а небольшими группами. И если забыть о тоталитарном ядре взглядов Че Гевары, то гражданским движениям можно «взять на вооружение» многие его тактические идеи. В конце концов, Че не был банальным экстремистом (радикалом только в вопросах метода), но и радикалом идеи, мечтавшем об обществе, построенном на этическом регулировании. Трагедия Че заключалась в попытке привести человечество к такому обществу через насилие. А это ведет к неизбежному тоталитарному финалу или поражению. Я понимаю, что если из такой системы взглядов вычленить насилие, то она рухнет. И все же даже на развалинах былых империй строят новые города.

На развалинах теории революционного насилия можно найти блестки идей, которые могут пригодиться сторонникам свободы и солидарности. Не случайно, организовывая митинги в 1988–1990 гг., неформалы использовали советы Че: продумывали пути отхода, альтернативные маршруты, возможности внезапного действия и психологического воздействия на противника. Важной идеей Че остается «очаг» — небольшой социум, созданный в сельской местности и воспитывающий человека, привыкшего к более моральным социальным условиям, чем существующие в «большом мире». Че мечтал, как почкующиеся очаги будут разрастаться по стране, и вытеснять существующие общественные отношения. В последние дни своей жизни он понял, что успех здесь возможен только в связи с существующими гражданскими движениями. И без насилия — добавим от себя. Очаги-поселения — идея, завоевавшая себе путевку в XXI век. Но и здесь идеи команданте нуждаются в корректировке, особенно если учесть неблагоприятный моральный климат в его отряде.

Иногда наследие команданте полезно вспомнить, но в действительности новый мир прорастает прежде всего в другой субкультуре. Знамя радикализма не способствует конструктивной работе. С разной скоростью в различных странах и слоях общества (это зависит и от исходного уровня политической культуры, и от конкретных поворотов социально-политической ситуации) вслед за культом сильных личностей приходит осознание того, что решение проблем современных общественных систем исходит не от отдельных героев и даже не от гигантских государственных или антигосударственных (мафиозных, революционных) систем, а от небольших объединений людей, вызревающих в ткани гражданского общества.

Часть III. Между фашизмом и коммунизмом

Глава 1. Красные в НСДАП

Александр Север

Социалистическая составляющая присутствовала в идеологии НСДАП с самого ее основания. Можно сказать, что изначально это была партия с четко выраженными левыми, рабочими тенденциями. По крайней мере, центральный партийный орган НСДАП (в то время это был еще «Мюнхенер беобахтер») писал 31 мая 1919 года относительно требований текущего момента, что «они укладываются в рамки требований других левых партий».

Особенно сильны социалистические тенденции среди нацистов были в начале 20-х годов XX века на Северо-Западе Германии, в Рурской области, в Гамбурге — важных индустриальных центрах с многомиллионным рабочим классом, где образовалась фактически полусамостоятельная национал-социалистическая организация, центр которой находился в Гамбурге. О радикализме этой группы свидетельствует хотя бы такое высказывание ее лидера, гамбургского гауляйтера, Альберта Фолька: «Ввиду того, что рабочие чувствуют себя носителями переворота ноября 1918 года, более того — рассматривают новый государственный строй как успех своих усилий, мы никогда не завоюем их доверия, если будем приписывать нужду и унижения только революции». А ведь на Юге, в Баварии, на проклятьях в адрес Ноябрьской революции строилась вся нацистская пропаганда.