От лица огня - Алексей Сергеевич Никитин

человек из городской управы. В Полтаве новость обсуждали вяло, в жизни горожан эти казни ничего не меняли. За полгода немцы расстреляли на Полтавщине больше десятка старост и бургомистров. Причины называли разные: одних — за воровство, других, как Синицу-Верховского из Кременчуга — за помощь евреям, Борковского — за организацию подпольного украинского движения. Мало кто мог говорить об этом с уверенностью, но косвенные признаки успели заметить многие, а у гестапо наверняка имелись тому и доказательства. Аресты и расстрелы оуновцев начались зимой и прошли по всей Украине. Нацисты не собирались делить власть с теми, кого могли и рассчитывали уничтожить.

Вторую новость, в общем, и новостью назвать было сложно: молодая семья, Таня и Сергей Коваленко, друзья Клавы, с осени прятали на чердаке старика еврея. Прятали бы, наверное, и дальше, но в начале марта Сергей пошёл к родителям в Пирятин и пропал. Теперь Таня собралась искать мужа, а у неё на чердаке старик, который даже печь в доме затопить не может — соседи увидят. И дело такое, что не каждого попросишь помочь, далеко не каждого, — тех, кто прятал евреев, немцы расстреливали вместе с евреями.

— Может, у этого деда остались знакомые в городе? — спросил Клаву Илья. — Что, совсем никого?

— Да он не полтавский, а киевский, — досадливо поморщилась Клава. — Его в эвакуацию кто-то из родных вёз, но эшелон разбомбили сразу на выезде из Полтавы, и старик остался один. А он маленький — совсем сморчок, Танька его в рюкзаке домой принесла. Это, конечно, странно, вроде бы детей сейчас надо спасать, молодых, тех, кто сможет выжить. Кому этот старый дед нужен? Но Танька, мне кажется, ещё что-то про него знает, только не говорит. Она же тоже ваша, столичная.

Клава замолчала и отвернулась. Илья видел, что она очень огорчена этой историей. В её молчании были и намёк, и даже упрёк, но что из того, что тот еврей из Киева? Не потащит же его Илья только из-за этого обратно в Киев. Правда, Клава-то думала, что он идёт на советскую сторону, Илья сам ей это сказал. Значит, сейчас она стоит и ждёт, что он возьмёт старика с собой. Но это невозможно никак! Тут у Ильи мелькнула мысль, что он мог бы отнести этого деда в Новую Диканьку, к Рувиму и Наталке. До Новой Диканьки всего день пути. Опасно, конечно, но ненамного опаснее, чем идти одному.

— Если бы ты для него смогла документ какой-то получить, — вслух подумал Илья. Клава обернулась, и, встретив её светлый и радостный взгляд, он понял, что попался. Он не имел права рисковать заданием, не должен был брать с собой этого старика, но Клава услышала в его словах согласие, и сказать после этого, что он лишь размышлял, у Ильи не хватило сил.

— Будет документ. И на него, и на тебя, — твердо пообещала она. — Не арбайтскарты, конечно, но справку, что вы оба работаете в потребсоюзе, сделаем. Я сама все напишу, а печать мне поставят.

4.

Дима вернулся вечером, когда в городе уже начался комендантский час. Его спину оттягивал рюкзак-колобок, а из рюкзака выглядывало сморщенное лицо старика. Детская, порыжевшая ушанка, была ему велика и сползала на лоб так, что почти закрывала глаза.

Дима сбросил лямки, поставил было рюкзак на стул, но старик тонким голосом скомандовал: «На пол». Оказавшись на полу, он высвободил плечи, медленно и тяжело поднялся на ноги.

Да, Илья его помнил, и если удивился, то только тому, что этот старый хрыч до сих пор жив. Война отучила его удивляться неожиданным встречам. Последний раз он видел реба Нахума ещё школьником, и тогда уже существование старика посреди советской жизни ему показалось нелепым анахронизмом. Гитл привела Илью в незнакомый дом на минутку, зашла будто бы по делу. Тогда он еще верил в существование дел и в случайность этих минуток. Если у Гитл было дело, она справлялась с ним сама и детей не впутывала. Вот так, без предупреждений и объяснений, мать занималась только самими детьми.

Илья не помнил, что говорил ему старик в душном полумраке чужого дома, но вид его и голос он запомнил хорошо. Реб Нахум поднял руку, и Илья понял, что должен наклониться, но кланяться ему не хотелось. Тогда старик сухими прохладными пальцами просто коснулся его ладони и что-то сказал, посмотрев на Гитл. Что он говорил?.. Да какое значение теперь имеют его слова?

— Шолом алейхем, заговорщики, — реб Нахум шагнул из рюкзака на середину комнаты.

Клава и Дима рассмеялись. Этот энергичный дедок в старой детской шапке, латаных ботинках, подкатанных ватных штанах и телогрейке был похож на школьника и действительно выглядел забавно. Но Илье смешно не было. Он ввязался в глупейшую историю и не мог ничего изменить. Клава как-то так всё обернула, что отказать в помощи было невозможно — женщины это умеют.

— Алейхем шолом, ребе, — хмуро ответил Илья. Он сидел за столом, упершись руками в колени. Старик подошёл к Илье и коснулся его широкой, обветренной ладони пальцами с давно не стриженными ногтями.

— А ты — тот идише ингеле [21], который согласился отправить меня в страну трефного счастья? Мальчик Мотл?

— Меня зовут Илья, — шутка ему не понравилась, и сам этот нелепый старик казался неуместным среди людей, рисковавших ради его спасения.

— Да, я вижу, ты не мальчик Мотл. Элияху? Пророк, казнивший жрецов бааловых?..

— Сейчас я соберу поужинать, у меня картошка сварилась. А потом займемся справками, — Клава вышла на кухню и не расслышала последних слов старика. — Какие имена для вас выбрать, на кого выписывать? Подумайте.

Илья отправился следом, он всё же решился поговорить с Клавой.

— Деда опасно далеко тащить. Я завтра пойду в Новую Диканьку, это рядом, у меня там знакомые. Думаю, они его спрячут у себя.

— Новая Диканька — по дороге на Кременчуг. Тебе же не по пути, — удивилась Клава и задумалась. — А с кем ты там знаком?

Илья назвал Наталку и Рувима. Клава обернулась, и посмотрела на Илью как-то так, словно только что решила задачу, над которой долго ломала голову.

— Я Наталку знаю.

— Да, она мне говорила, — начал Илья, но Клава его перебила.

— Когда говорила? Осенью? В октябре?

Илья чуть было не сказал «да», но спохватился, промолчал и прикрыл кухонную дверь, чтобы их разговор не услышали в комнате. Клава была девушкой умной, он всегда это знал.

— А я всё не понимала, не могла два и два сложить, — сердито вздохнула Клава. — Так ты не в Ворошиловград идешь? В другую сторону? Зачем же ты берёшь с собой его? — Она кивнула