Пепел на ветру - Екатерина Мурашова

Он говорил, говорил, говорил, сам не понимая, почему открывается перед ней, к которой доверия не было совершенно. Она слушала все одинаково – и о медицинских сложных случаях, и о подпольных партийных делах, и о забавных альковных приключениях Камарича, и об очередной разогнанной царем Думе, депутатом которой был муж его сестры, и о его собственных попытках осознать свое место в жизни…

Слышала ли она его? Понимала ли? Это почему-то не имело значения. Она дышала с ним в такт. Рассказывая, он слышал ее дыхание.

– Мне легко с вами говорить, – признался он.

– С Любовь Николаевной легче, чем с хитровской Люшкой?

– Да, – подумав, он кивнул. – Вы знаете причину?

– Конечно. Но сейчас не скажу. После.

– Ладно, – сразу же согласился Аркадий. Он боялся что-то нарушить. Он не хотел утра. Ему хотелось, чтобы она ушла. Он не хотел, чтобы она уходила.

– До свидания, Любовь Николаевна!

Прощаясь, он протянул ей руку. Так прощались товарищи. Люша встала на цыпочки. Ему показалось, что она хочет его поцеловать. Он отшатнулся. Она придержала его за рукав, склонила голову набок, и близко-близко увидел он ее странные, прозрачные, как будто ледяные глаза. Немного наискосок. Вдруг отчего-то (наверное, от бессонной ночи после целого дня дежурства в больнице) закружилась голова. Она улыбнулась и шепнула едва слышно, пощекотав его ухо выдохнутым теплым воздухом:

– Если что, помни, дядя, мой долг за мной. Люшка Розанова долгов не забывает.

Задохнулся с ощущением, что кто-то плеснул кипятком на грудь. Даже когда она ушла, на груди еще долго ныл старый шрам. До вечера. А ночью снились сны. От них Аркадий просыпался и, лежа в темноте, скрипел зубами.

* * *

– Камиша, мы гулять едем!

– Любочка, но я…

– Вы! И я! И никого больше.

– Но там, на улице… свежо…

– Именно! Свежий весенний воздух всего полезнее! В нем – жизнь пробуждающаяся. То для вас лекарство самое наилучшее.

– А куда ж мы поедем? – Камиша, уже сдаваясь под Люшиным напором, высунула носик из пледа, глянула с маленьким любопытством. – В парк кататься?

– Нет! – усмехнулась Люша. – В парк с Анной Львовной и детками поезжайте. Мы с вами поедем в то единственное в Москве место, где жизнь весенняя яснее всего видна.

– Это где же? – носик высунулся еще. Показалась и маленькая, вконец исхудавшая ручка, придерживая край пледа.

– В Дорогомилово, к Бородинскому мосту, – торжествующе сказала Люша. – Там сейчас как раз плоты гонят.

Камиша только подняла удивленно бровки, но ничего не сказала.

– Извозчика возьмем? – деловито спросила Люша.

– Нет, нет, Любочка, – замотала головой Камиша. – Это я никак не могу! Но… коли уж вам так хочется…

– Хочется! – кивнула Люша. – Просто смерть как. Там только и в эти дни – нет-нет, да моим родным домом пахнёт, деревней… А без вас, Камиша, не поеду никуда!

– Ладно, ладно, – испуганно закивала Камиша. – Я попрошу дядюшку Лео или Луиджи, они дадут экипаж…

Спустя время посреди встревоженной суеты, устроенной парой тетушек, обиженной до слез Луизой (ее на прогулку не брали), Степанидой с ее ворчливыми, безнадежными увещеваниями («Виданное ли дело, на весенний ветер больного ребенка везти!») и немыслимыми наставлениями молодому кучеру, вертелась Камиша с чуть даже порозовевшими щеками и спрашивала озабоченно: «Любочка, нам папочкину коляску взять, или Луиджи фаэтон? Дядюшка Лео карету дает, но это, мне кажется, слишком… Вы как полагаете?.. А капор мне какой надеть? Я б розовый с горностаем хотела, но не слишком ли легкомысленно? Как вы, Любочка, видите?»

Люша усмехалась в сторону, а после, делая серьезное лицо, давала деловитые советы. Помпезную, доставшуюся еще от родителей Марии Габриэловны карету согласно с Камишей отвергла, высказалась за фаэтон: «С шиком поедем!» Розовый капор и к нему красную, отороченную тем же горностаем накидку одобрила категорически: «Вы, Камиша, в них хоть не такой бледной немочью, как всегда, будете. А как себя видишь, так и чувствуешь – это уж я точно знаю!»

Солнце весело брызгало лучами. Высоко поднявшаяся вода остро сверкала. И мост и набережная были запружены пестрым народом.

Робкая Камиша осталась сидеть в высоком фаэтоне, а Люша, широко раздувая ноздри, нырнула в густо гомонящую толпу, как в теплые лапки. Купила за пятачок ванильный крендель, энергично заработала локтями, пробиваясь к огородке моста – роста не хватало увидеть хоть что-то поверх голов.

В эти несколько дней с верховьев Москвы-реки шли в город огромные плоты со строительным лесом и дровами. Все собравшиеся любовались на опасную и рискованную работу удальцов-сгонщиков. Дюжие, молодые, поворотливые крестьянские парни ловко проводили плоты под устоями моста. Москвичи приветствовали их одобрительными криками, девушки махали платками, крестьяне в ответ весело скалили зубы… Но вот…

– А-а-ах-х! – согласно и жадно ахнула толпа.

Крепления плота, по всей видимости, зацепились за штырь, торчащий из быка. Плот начало разворачивать и рвать. Парень-плотогон прыгнул, оскользнулся, выронил из рук шест, бревна разошлись, мелькнула в воздухе одна черная пятка…

– Сгиб! Го-осподи! Душа живая! Как же…

Внезапно другой сгонщик перебежал, пританцовывая, как балетный артист по сцене, ужом скользнул в то же место и, страшно искривив лицо и надув жилы на шее, раскинул руки, разведя в стороны огромные бревна.

Вода кружилась. Солнце билось в виски дикой, блескучей музыкой. Толпа замерла вся разом, забыв кричать и дышать, ожидая. Но вот высунулась из воды, заскребла по бревну корявая, уже окровавленная пятерня, потом показалась голова с вытаращенными, безумными глазами.

– Лезь! Вылезай!!! Цепляйся! Он же долго не сможет!! – криком взорвалось на мосту и берегу.

Казалось, парень вылезал бесконечно долго. На самом деле от зацепа плота прошло всего несколько мгновений. Вылез.

– Теперь ему помоги! Багор вставь! Он руки отпустит, его же раздавит!!! Вставь багор!!! – ревели на мосту мужики, приплясывая от распиравшей их и не находившей выхода силы.

Несостоявшийся утопленник встряхнул головой и, кажется, услышал. Столкнул в воду и повернул поперек обломившийся с конца багор. Помог вылезти товарищу. Тот тут же упал на бревна ничком.

Другие плотогоны к тому времени разобрали затор, плоты двинулись дальше, вниз.

– Дядя, дядя!

Люша дергала за рукав дюжего мясника, который прихлопывал себя по могучим ляжкам и повторял:

– Вот оно как! Вот оно как! Эх-ма!

– Дядя, а куда они после пойдут?

– Кто? – мужик сфокусировал налитые кровью глаза на приличной с виду девушке. – Кого вам?