Авантюрист - Марина Дяченко

— Ретано… Он прав! Пусть будет его новый мир… Если в нём найдётся место для тебя. Для нас с тобой… Я не хочу, чтобы ты умирал, зачем мне этот старый, распрекрасный… чего он стоит? Ради чего защищать его, если в нём возможно… Он же сволочной, гадкий, всеми проклятый мир, нет человека, который хоть раз в жизни не проклинал его… хочу… пусть будет по-новому, но… чтобы ты жил!..

Ноги её подогнулись. Алана упала на колени — не то передо мной, не то перед Чонотаксом Оро.

— Алана!..

Танталь схватила её за плечи; Алана лихорадочно обернулась к названой сестре:

— А ты?! Сколько раз ты говорила про Луара — лучше бы он открыл! Лучше бы он вернулся, хоть каким-нибудь… А ты, отец?!

Эгерт Солль молчал.

— Ретано! — Алана схватила меня за руки. — Ну ТЕБЕ-то что терять?! Если мама будет жить, опять будет с нами… как раньше… мы всё вернём, Ретано, у нас ведь не приют для сумасшедших, у нас была настоящая, хорошая семья…

— Не смей так говорить, — сказал Эгерт Солль безо всякого выражения. — Молчи.

— Девочка права. — Чонотакс смотрел в сторону. — Привратники оправдывали свою слабость… человеколюбием. Им нравился… вернее, они думали, что им нравится их мир. Но… вы ведь не хотите видеть свою дочь вдовой? Свою жену — безумной?

Солль молчал.

— Танталь… — Чонотакс опустил плечи ещё ниже, хотя, казалось бы, это было уже невозможно. — Скажи им.

— Что? — безучастно отозвалась бывшая комедиантка.

— О чём мы говорили там, в лесу… Скажи.

Танталь набрала воздуха, и вправду собираясь что-то сказать, но не произнесла ни звука.

Молчание. Слишком затянувшееся молчание.

Солль отводит глаза. Что для него Тория? Мир. Потерянный безвозвратно. Что для него мир?..

Танталь смотрит вниз. Да, за кем другим она могла бы пойти, кто встал бы для неё вровень с её драгоценным Луаром… Но шла бы до конца — нет, остановилась, повернула вспять, сделала человека несчастным…

Я хотел усмехнуться — получилась гримаса.

Алана стоит на коленях. Терзает мои руки — и ждёт…

Чего?

…Падают вниз последние песчинки. Проворачивается деревянный календарик…

Они молчат.

— Встань, — сказал я негромко, но она послушалась сразу же. Вероятно, было в моём голосе нечто, внушающее мысль о повиновении.

— Слушай меня, жена. — Голос мой понемногу освобождался от хрипотцы, слово «жена» вышло убедительным и тяжёлым. — Тебе лучше быть вдовой, нежели изгнанницей при живом муже.

Она не сразу поняла. Я вскинул подбородок — привычным, но порядком подзабытым движением. Спесивый жест потомственных Рекотарсов.

— Если ты поверишь этому лысому отродью и пойдёшь на предательство, я отрекусь от тебя, Алана. И сам прыгну в колодец, лишь бы не быть обязанным жизнью… лишь бы не выжить за счёт несчастья других.

Ой, какая оглушительная тишина. Обморочная. Потрясённая.

— Эгоист, — с усмешкой проронил Чонотакс. — Но как высокопарно выражается…

Аланины глаза сделались совсем чёрными. Всклокоченный, нервный, на грани срыва подросток, девочка-истеричка…

— Это всё, — сказал я мягко. — Мне нечего добавить.

Пауза. Танталь и Эгерт молчали, глядя в пол… Нет, они смотрели на меня. С ужасом.

Их ужасает моё решение?

Или они ужасаются сами себе — ведь только что, сию секунду они были на волосок от того, чтобы «благословить молча»…

Алана длинно всхлипнула.

— Жаль, — проговорил Чонотакс Оро. — Как жаль… Идёмте.

* * *

Я плохо помню, что было дальше.

Солль шагнул вперёд и поднял меч, но обитая шёлком дверь распахнулась сама собой, и створка оказалась сильной, как крепостной таран. Эгерта швырнуло на меня — я едва сумел задержать его падение. По дому прошёлся порыв ветра, заплясали занавески, захлопали двери, казалось, комната распахнула рот и жадно вдыхает воздух, а мы — всего лишь мошки, несомые потоком…

На мгновение вспомнилась обезумевшая жёлтая река.

А потом дверь, обитая шёлком, захлопнулась, но уже за моей спиной. С характерным звуком закрывающейся ловушки.

— Тория! — отчаянный голос полковника Солля.

…Мягкий ковёр пригасил падение, но голова, не так давно разбитая, отозвалась болью и темнотой в глазах. Некоторое время я видел только свою руку — и руку Аланы, которую мои пальцы ни за что не хотели выпускать.

— …и приятная беседа скрасила наше ожидание…

Незнакомый голос. Чей? В комнате не может быть никого, кроме Тории, Чонотакса и нас, беспомощных, неспособных его остановить…

В нескольких шагах от моего лица утопали в ворсе дорожные сапоги. Щедро присыпанные пылью.

— …будем продолжать немую сцену?

Другой голос. Сварливый и желчный; обладатель его сидел на подлокотнике приземистого кресла, и голова его лежала, как на блюде, на широком гофрированном воротнике.

Прижимая к себе Алану, я сел. Поднялся на одно колено, отполз к стене. На нас не обращали внимания.

Безумие? Я схожу с ума?!

— А-а-а, — сдавленно выдохнул Черно Да Скоро.

Он стоял, опершись о широкий стол. Он казался самым старым во всей комнате, а ведь большинство собравшихся разменяли, по-видимому, вторую сотню. Он держался за грудь и шумно, с присвистом, дышал.

— А-а-а… Конечно. Как я мог предположить, что господа призраки пропустят последний акт… Последнюю сцену нашего маленького представления? Под названием «Тук-тук» — «Кто там?» — «Откройте»?..

— Не бойся, — шёпотом сказал я Алане.

Она дрожала.

— Я рад всех вас видеть. И вас, — Черно Да Скоро поклонился обладателю пыльных сапог, — вас, великий маг Ларт Легиар, победитель Мора, Сражавшийся-с-Чужаком…

— Великолепный гобелен, — отозвался тот, задумчиво изучая стену. — У меня были произведения такого класса, два-три, не больше…

Половина его лица оказалась съедена сплошным слоем шрамов, и один глаз смотрел слепо, зато другой — язвительный — похож был на затаившуюся в глазнице осу. Это и есть Ларт Легиар?!

— Ретано, мне страшно, — шёпотом сказала Алана.

— Великолепный гобелен, — с удовольствием повторил великий маг. — Помнишь, Марран?

От окна обернулся высокий старик… впрочем, сейчас я не назвал бы его таким уж старым. Человек неопределимого возраста — так было бы точнее.

Черно Да Скоро поклонился ещё ниже:

— И вас, господин Скиталец, он же Руал Ильмарранен по кличке Привратник, он же великолепный Марран…

Я уставился во все глаза — теперь уже на Скитальца.

— Этот гобелен, — сказал ещё один незнакомый голос, негромкий, одним звуком своим вселяющий спокойствие, — принадлежал в своё время моему учителю Орлану…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});