Это всё ты - Елена Тодорова

понял.

Хрен знает, какого черта я это вспоминаю! Просто всплывает в мозгу, пока Нечай рвет глотку.

– Очнулся, мать твою?! – горланит в мою расквашенную рожу. – Пришел в себя?! Ты, сука, долбоящер.

– Р-р-р-а-а-а, – поднимается из меня на фоне яростной боли. – Пошел ты, гнида! Пошел!!! Ты!!!

Полагаю, этот рев впечатляет силой, но только до того момента, как я, захлебнувшись оцепившей все мои внутренности агонией, срываюсь на столь же оглушительные рыдания. И Нечай так же резко затихает. Натужно вздыхая, закрывает собой. Обнимает, несмотря на мои попытки оттолкнуть. Обнимает, как может обнять только самый, мать вашу, близкий человек. Вот как так? Сгребая, не просто не дает оттолкнуть. Впитывает. Отражает. Разделяет. Боль, которую мы выплескиваем вдвоем, является апогеем. И вместе с тем, достигнув пика, столь же стремительно она начинает спадать.

По мере того, как сокращается в разрывных рыданиях моя грудная клетка, и глотку покидают все эти судорожные, захлебывающиеся и хриплые звуки, меня покидают силы. За опустошением приходит апатия. Успокаиваюсь, когда перестаю что-либо чувствовать.

Но, увы, это длится недолго. И пусть боль не набирает тех же размеров, она, сука, возвращается, когда я обнаруживаю себя сидящим рядом с Нечаем под стеной, в его куртке поверх промокшей одежды.

Некоторое время бесцельно и флегматично наблюдаем за разминающимися поездами.

Жизнь продолжается. Такой вывод приходит в мою опухшую голову. Но конкретно для меня уже никогда не будет все, как прежде.

– Она меня не любит… – убитым голосом озвучиваю то, что продолжает терзать разум, душу и тело.

Нечай тяжело вздыхает и протягивает мне уже раскуренную сигарету.

– Любит, Усман, – проговаривает, то сжимая, то расслабляя челюсти. – Просто эта любовь не романтическая.

Понимаю, что сейчас он меня вроде как утешает, но… Мать вашу, вновь в пресловутую бездну ныряю. Задерживая дыхание, ухожу с головой.

– Хочешь сказать, что этих блядских романтических чувств никогда и не было? – не могу скрыть, насколько это мучительно осознавать.

С трудом оставаясь в трезвом сознании, принимаю дымящую сигарету, но затягиваться не спешу. Напряженно смотрю на понурый профиль Нечая.

– Не думаю, что вправе давать ответ на этот вопрос, – толкает после паузы. – Знаю точно, что ты дорог Ю. Она сильно переживала, что ранит тебя, – хрипит Ян. Я не перебиваю, но с каждым его словом глотками поглощаю новые порции боли. – Ю хотела все нормально объяснить. С глазу на глаз. Мы ждали твоего приезда. Ничего такого не делали.

– Ты целовал ее? – почти выстанываю я.

Он сглатывает, а я морщусь и зажмуриваюсь до того, как в груди происходит очередная вспышка.

– Да, целовал. Но это я… Это все я виноват. Прости, брат. Не сдержался.

– Сука, – все, что роняю я, закрывая дрожащими ладонями лицо. Растерев дергающиеся мускулы, не уверен, что в этих конвульсиях меня самого какой-то паралич не перекосит. Только ведь похуй. Сунув висящую между ослабевшими пальцами сигарету в рот, делаю хоть и отрывистую, но глубокую затяжку. На опустошенное нутро – та еще шняга. Раскидывает феерически. Но я прикрываю глаза и шумно восстанавливаю дыхание. – Зачем это все?.. Если это, блядь, не взаимно, зачем я ее полюбил? Зачем?!

Обсуждать что-либо с Нечаем желания нет. Он по-прежнему один из источников моих лютых страданий, всеобъемлющей злости и смертельной обиды. Но я больше не способен переваривать свои мысли молча.

– Так бывает, Усман, – изрекает Ян. Щурясь, затягивается. – Это испытание, крест… Я… Я, блядь, не знаю. Но так бывает.

– Если это правда так, я, сука, ума не приложу, где мне взять силы, чтобы его пройти, – бормочу севшим голосом и рваным тоном. Никотин разбирает снова в хлам. Агрессией не накрывает, но и ясности в сознании нет. Тяжело, шумно и отрывисто дышу, пока выталкиваю: – Мое гребаное сердце сейчас стучит как похоронный марш. 

– Должен найти, – высекает Нечай жестко.

– Я заботился, я оберегал, я любил все эти годы… – долблю в полном отчаянии. – А ты где был?

– Там, куда ты меня, мать твою, сослал.

– Не сильно ты и страдал!

– Тебе, сука, откуда знать?! – рубит Нечай на одном дыхании.

Но мне похрен. Я не слышу.

– И че теперь? Что теперь, блядь??? Ты типа первый? Номер один?! Важнее? Быть такого не может! Я видеть вас вместе не смогу! Сука, да одна мысль об этом ненавистна!

Скривившись, стискиваю зубы и мотаю головой.

– В этом мире нет никого под номером один. Падают все, Усман. Только кто-то встает быстрее. И тебе придется встать. Да, Усман, придется! Прекращай валяться! Чтобы выжить, временами нужно бороться!

– Бороться… Если бы был шанс, что Юния передумает и захочет снова быть со мной, я бы умолял ее. Я бы встал перед ней на колени. Блядь, да я бы полз на них отсюда до ее, сука, дома.

– Снова твою задницу развезло… – вздыхает Ян. – Ну и ок, – заключает легко и поднимается. – Пошли.

Не успеваю ни хрена возразить, как он сгребает меня и подрывает на ноги. До машины еще что-то соображаю, а оказавшись в ней, отключаюсь.

Помню, как меня рвало по дороге. Помню, как было холодно дома, когда Нечай затащил под душ. Помню, как рухнул после на кровать и вроде как сразу снова уснул. Помню, как всю ночь меня раздражало и одновременно с какого-то хера успокаивало непрерывное присутствие ебаного друга. Помню, как, не просыпаясь, скрипел зубами, когда слышал вибрацию его телефона и быстрое тапанье по экрану. Помню, какими тревожными и мучительными были мои сновидения.

Под моими веками кружила жизнь.

Я видел, как мы с Юнией танцуем, как я обнимаю ее, как целую, как красиво она смущается и улыбается. Это были лучшие два с половиной года. Были. Потому что теперь, даже на перемотке во сне, они вызывали боль, которая заставляет мое сердце гулко качать кровь и периодически делать острые паузы.

Проснувшись утром, долго не могу заставить себя открыть глаза. Нет желания шевелиться. Душу разбирает боль. Как ни странно, остановить это не пытаюсь. Прибивает к кровати, словно ко дну бездны, в темноте которой я и хотел бы сдохнуть.

– Вставай, – вторгается в мое потухшее сознание Нечаев.

И тут меня, конечно, подрывает.

– А не пошел бы ты, в конце концов, на хуй? – рявкаю, сползая с кровати.

– Пойду, как только