Ты задолжал мне любовь (СИ) - Эмилия Иванова

ему стакан и оправдалась:

— Я спросила и только! Вы оба очень важны для меня.

— Важны? Что-то я не чувствую этого.

Давид поставил стакан обратно на стол и с сарказмом добавил:

— Ты добровольно сдалась врагу ради ребенка. В тот момент ты даже не думала о нас. Или, может, тебе кажется, что у меня камень вместо сердца, что я не буду переживать? Думаешь, если бы я воочию увидел, как тебе перерезают глотку, я смог бы спокойно жить дальше?

Я знаю, что Давиду, так же как и Руслану, очень больно.

Я протянула руку и накрыла ею его запястье.

— Братик, прости меня, я виновата. Я больше не буду так безалаберно обращаться со своей жизнью, обещаю. Можешь наказать меня за то, что я сделала, я все стерплю.

Должно быть, Давид не ожидал, что я признаю свою ошибку. Подготовленная им нравоучительная речь застряла костью в горле, и он проглотил ее, а затем глубоко и безысходно вздохнул.

— О наказании не может быть и речи, ведь ты признала вину. А что я буду за брат, если все время буду держать тебя в ежовых рукавицах?

Я рассмеялась сквозь слезы.

— Какое же счастье — иметь такого замечательного брата!

— Ты мне льстишь! Но знай, что в следующий раз пощады не будет! Ты же знаешь, что я сумею заставить тебя усвоить урок!

Он притворился свирепым и закатил глаза, глядя на меня.

Но я давно привыкла к таким сценам, поэтому не испытала ни доли страха. В ответ я вскинула брови, всем видом показывая, мол, «проехали».

И тут в моей голове всплыла та загадочная улыбка Якова, которую я видела перед тем, как отключиться. Мне резко стало не по себе. Я взяла Давида за руку и стала допытываться:

— Меня ведь обследовали? Врачи нашли какие-либо патологии?

— Ну, нам известно, что ты пережила стресс, а еще то, что все еще восстанавливаешься после родов, — пристально глядя на меня, сказал Давид и погладил мою руку, как бы успокаивая. — Не волнуйся, ничего серьезного врачи не обнаружили. Но все равно лучше некоторое время соблюдать пастельный режим, иначе можно заработать настоящие проблемы.

Его слова немало успокоили меня, но толика напряжения не покидала меня. Поэтому я настояла:

— Лучше подстраховаться и сделать полное, тщательное обследование, с анализом крови, мочи и тому подобное.

Видя, что я веду себя очень странно, Давид крепко сжал мою руку и с серьезным видом спросил:

— Да что случилось?

— Это подчиненные Якова увезли нашего сына. Перед тем как я потеряла сознание, они что-то вкололи мне в бедро, — сосредоточенно промолвила я.

Нынче меня не особо волновало, пополнятся ли еще на одного ряды обеспокоенных.

Давид замолчал и испустил недобрый вздох, отчего меня словно бы обдало прохладой.

Видеть его таким было хуже любой пытки.

— Не волнуйся, не факт, что мне что-то угрожает, — желая утешить его, сказала я, но таким слабым голосом, что меня можно было расслышать только вблизи.

Однако брат проигнорировал меня, отдернул руку и вышел из палаты.

На этот раз он не по-детски разозлился.

Вскоре в мою палату были вызваны лучшие врачи всей больницы. Они по очереди расспросили меня о моем самочувствии, после чего мне была назначена серия анализов.

Давид со стороны наблюдал за этим процессом, но ни словом со мной не обмолвился.

Ждать результаты анализов — это дело утомительное. Первыми пришли результаты основных анализов, которые оказались в норме. А результаты самых главных анализов — на вирусы и бактерии — нужно было ждать еще два дня; лишь тогда определится, имеет ли место биохимическое отравление.

Поскольку днем я спала как убитая, ночью мне никак не удавалось сомкнуть глаз.

Уже за полночь я встала с кровати, чтобы пойти прогуляться, но стоило подойти к выходу из палаты, как меня остановили телохранители, выставленный Давидом.

Они оглядел меня, вытянув шеи. На этом этаже клиники у каждой палаты дежурил телохранитель, так как здесь лежали влиятельные люди, но меня, в отличие от других, охраняли сразу три человека. Сбежать, опираясь только на собственные силы, не представлялось возможным.

Рядом располагалась еще одна дверь, которую сторожили двое, — больше, чем у остальных, но меньше, чем у меня. Я прикинула, что это может быть комната, где расположился Давид.

Вероятно, московские уроки оказались слишком глубоки, поэтому он предпочел отмести любые случайности и поставил личную охрану.

Этот важный, имеющий влияние человек, который из-за меня попал в немилость и подвергся оскорблению в больнице, теперь всегда и везде был начеку.

Таков уж был Давид. О Руслане даже и говорить не стоило.

Все верно. Моя импульсивность не должна негативно сказываться на тех, кто переживает обо мне.

Нужно не просто «постараться» не допускать подобного, а совершенно прекратить такие выходки.

Глава 893. Ошейник с поводком

Оборвав свои раздумья, я подошла к комнате Давида и постучала в дверь.

— Прочь.

Давид, наверное, подумал, что это постучал телохранитель, вот и прогнал его.

— Это я, — прокашлявшись, сказала я. — Можно войти? Мне есть что сказать.

Внезапно за дверью воцарилась полная тишина. Я уже собралась уходить, как тут дверь открылась, и Давид вышел на порог.

— Я слушаю.

Он стоял спиной к свету лампы, и его гримасу было тяжело разглядеть, что делало нашу встречу еще более отчужденной.

Он никогда не был таким холодным по отношению ко мне. Хотя я понимала, что это лишь временная вспышка гнева, но на душе все равно было неспокойно.

Я первой нарушила молчание, на несколько секунд вглядевшись в его утопающие в темноте глаза.

— Если подобное снова случится, забери детей и увези их от меня как можно далеко, чтобы я больше никогда не увиделась с ними.

Еще не было в моей жизни более трезвого и взвешенного момента.

Давид уставился на меня, и его зрачки блеснули во мраке коридора. Он словно стоял и обдумывал, можно ли доверять моим словам. Высокомерный и заносчивый от природы, он молча сверлил меня гнетущим взглядом. Так и хотелось побыстрее спрятаться от этого взора. Что я и сделала, потому что мне стало неловко под этим взглядом.

И лишь спустя время над моей головой раздался его ожесточенный голос:

— Жанна покинула меня, но я сам это заслужил, — он сделал паузу как раз в тот миг, когда я подняла голову и увидела тоску в его глазах. — Но ты, Эмилия, если ты заставишь меня вновь пережить смерть близкого человека, я никогда тебя не прощу, и уж тем более я не стану