РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЁ ВРАГИ - Доминик Ливин

Царское наследство

ЕСЛИ СРАВНИВАТЬ СОВЕТСКИЙ СОЮЗ с какой-то другой великой империей, то в первую очередь напрашивается его сравнение с царской Россией, территориальным наследником которой он, в сущности, и являлся. Первоначально большевики рассматривали захват власти в России как первый шаг в неизбежной мировой социалистической революции. Ленин прекрасно понимал, что относительная экономическая отсталость России по сравнению с другими великими державами существенно ослабит сопротивление сторонников капитализма. Другими словами, Россия была слабейшим звеном в капиталистической цепи и, следовательно, оптимальным местом для начала всемирной социалистической революции. Он рассчитывал, что вдохновляющий пример России в сочетании с послевоенным хаосом и разрухой очень скоро приведет к революциям в ведущих капиталистических странах. Германская и австрийская революции в ноябре 1918 года, казалось, подтверждали его предсказания.

Первоначально ни Ленин, ни его сторонники не верили, что социализм сможет удержаться в изоляции среди капиталистических держав. Эти державы наверняка постараются задушить в зародыше угрозу социализма, пока она еще слишком слаба, чтобы сопротивляться. Большинство первых большевиков не были этническими русскими и в любом случае по своей идеологии являлись «интернационалистами». Германия была геополитическим центром Европы, ключом к господству на континенте, К тому же в то время она обладала сильнейшей социалистической партией в Европе. Многие лидеры большевиков были готовы принять, по крайней мере в принципе, что в случае успешной революции в Германии именно последняя станет центром мирового социализма и по мере сил поможет отсталой России,

В действительности успех социалистической революции в Германии с большой вероятностью мог оказаться полным разочарованием для российских большевиков. Социалистические или нет, правительства в Германии и России преследовали бы совершенно различные интересы и цели, причем в некоторых случаях позиции сторон были бы остро конфликтными. Со временем оба социалистических режима усвоили бы различные политические и культурные традиции управляемых ими народов - ведь уже до 1914 года между русской и немецкой социал-демократическими партиями существовали серьезные разногласия. Кроме того, марксистские интеллектуалы, не говоря уже о революционных марксистах, никогда не отличались особой любовью к компромиссам или желанием смягчить идеологические расхождения при помощи прагматичного, скромного и доброжелательного подхода. Наоборот, обычно это были сильные личности, готовые любыми возможными способами отстаивать свои убеждения. Расхождения между прежними мировыми религиями, основанными, как и марксизм, на традициях иудейского монотеизма, обычно возникали вокруг наиболее спорных мест доктрины. Эти расхождения, как правило, приводили к территориальным размежеваниям, поскольку различные направления поддерживались соперничающими политическими фракциями со своими собственными региональными базами власти. Со временем соперничающие доктрины и политические режимы усваивали аспекты местных политических и культурных традиций. Именно этому было суждено случиться с мировым коммунистическим движением после Второй мировой войны, когда коммунистические режимы возникли в Пекине и Белграде - вне досягаемости советской военной мощи. Есть все основания полагать, что похожий процесс имел бы место десятилетиями раньше, если бы после 1918 года самостоятельные центры власти возникли бы в Москве и в Берлине,

Но германская революция потерпела поражение, и социалистическая Россия осталась в одиночестве, К 1924 году стало ясно, что в ближайшем будущем в Европе не будет больше социалистических революций. Логическим ответом стала сталинская теория «построения социализма в одной отдельно взятой стране». В принципе это ни в коем случае не было отказом от мировой революции. Это было просто реалистическим признанием того факта, что мировая революция пока невозможна. Первичной задачей была провозглашена оборона Советской России как базы будущей мировой революции, а также развитие ее огромных потенциальных человеческих и природных ресурсов. Однако если рассматривать защиту и развитие Советского государства в опасной международной обстановке как главную насущную задачу, неизбежно придется принять многие традиционные приемы внешней политики и геополитические перспективы царизма. Так, Сталин в 1921 году, оправдывая агрессивную и аннексионистскую политику в Кавказском регионе, утверждал, что «Кавказ необходим для революции, поскольку является источником сырья и продовольствия. А благодаря его геополитическому положению на стыке Европы и Азии, между Европой и Турцией, его экономические и стратегические сообщения приобретают первостепенную важность»,

Впоследствии в качестве единоличного диктатора Сталин в своей внешней политике руководствовался многими традиционными для царской России взглядами на территориальную экспансию, геополитические проблемы и силовые методы решения политических споров, Его главный помощник и министр иностранных дел Молотов позже утверждал, что «Сталин, как никто другой, понимал историческое предназначение и судьбоносную миссию русского народа - предназначение, о котором писал Достоевский: "...стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только стать братом всех людей, всечеловеком... ко всемирному, ко всечеловечески-братскому единению сердце русское, может быть,, изо всех народов наиболее предназначено". Он верил, что когда-нибудь мировая коммунистическая система победит - и он делал все, что возможно, для достижения этой цели, - и тогда главным мировым языком, языком международного общения, станет язык Пушкина и Ленина», Молотов также добавлял, что «моей задачей как министра иностранных дел было расширение границ нашей родины». Так, с прямотой, которая повергла бы в ужас даже министров Николая II, были провозглашены традиционные имперские принципы, связывающие воедино территориальную экспансию и грубую силу.

Достоевский Ф,М. Из речи на открытии в Москве памятника А.С. Пушкину (1881).

Режим, в таких выражениях определявший свою миссию, неизбежно оказался весьма привлекательным для многих русских националистов. Когда к 1920-1921 годам стало ясно, что большевики намерены объединить под своей властью максимально возможное количество прежних царских территорий, это было с одобрением встречено даже в некоторых кругах белой эмиграции. Многим русским националистам импонировала и новая роль России в качестве лидера огромного мирового движения. Падчерица Европы, еще в 1914 году глубоко презираемая за границей как самая отсталая и варварская из великих держав, она стала лидером и воплощением прогресса. В 1921 году делегат Десятого съезда Коммунистической партии заявлял, что «трансформация России из европейской колонии в центр мирового движения наполняет сердца всех тех, кто был связан с революцией, гордостью и особым чувством русского патриотизма». Сталинская теория построения социализма в одной стране была оптимистическим предположением, что социалистическая модернизация может быть успешной в изолированной России, что эта модернизация пойдет по другому пути, отличному от пути капиталистического Запада, и что она сделает Россию более богатым и сильным государством. Быть современными, сильными и уважаемыми в мире, при этом не становясь простым подобием Запада, - об этом мечтали поколения националистов не только в России, но и повсеместно вне Западной Европы и Соединенных Штатов.

Однако революция не могла отменить географию. Россия все еще находилась между Германией и Японией. Еще в 1909 году царский военный министр Владимир Сухомлинов говорил французским союзникам, что любая крупная угроза с востока сильно уменьшит способность России контролировать германскую экспансию в Европе, К 1930-м годам Япония стала представлять собой еще более значительную угрозу, чем до 1914 года. Ее экономическая и военная мощь существенно возросла. В дополнение к 1930-м годам она правила в Маньчжурии и доминировала в Северном Китае. До 1914 года Япония была младшим союзником Великобритании, от чьей финансовой мощи она до некоторой степени зависела, Россия, будучи союзником Британии, имела мало оснований опасаться японской агрессии. Но в 1930-х годах Советская Россия уже отнюдь не была союзником Британии- Более того, и Япония уже никак не зависела от Британии, чья относительная международная мощь ослабла. Экономическая депрессия 1930-х годов сделала японскую политику более радикальной и усилила ее экспансионистские аппетиты в Азии. Малозаселенный российский Дальний Восток на короткое время после революции был оккупирован Японией, В 1930-х годах он снова оказался под угрозой со стороны японских армий, дислоцированных неподалеку - по другую сторону протяженной корейской и маньчжурской границы. Эта угроза стала наиболее опасной в 1938-1939 годах, как раз когда политический кризис в Европе достиг своей высшей точки. Бесконечные пограничные «инциденты» и два крупных сражения произошли между советскими и японскими войсками. Гитлер надеялся, что японские силы начнут наступление на север, на Сибирь, в то время как немецкие армии пойдут на восток, на Москву. Случись подобное, возникла бы серьезнейшая угроза самому существованию Советского Союза. Но озабоченные прежде всего нефтью, японцы предпочли наступление на юге против европейских колоний в Юго-Восточной Азии, втянув при этом в войну Соединенные Штаты и существенно ослабив шансы Германии на победу.