Песнь вторая. О принцессе, сумраке и гитаре. - Тиа Атрейдес

— Тигренок, милый, солнечный мой, — он замер, боясь пошевелиться, боясь спугнуть неловким движением желанные слова. — Тигренок.

— Шу, — он взял в ладони её лицо, в последней отчаянной надежде заглядывая ей в глаза. — Шу, — он не успел больше ничего сказать, как она снова уткнулась ему в плечо, — я люблю тебя, Шу, слышишь? Люблю! Посмотри на меня, пожалуйста… — но она так и не увидела движения его губ и не ответила ему.

«Что же ты творишь, девочка моя? Неудивительно, что твой Тигренок мечется, как сумасшедший. Он боится тебя потерять, боится смерти. Думает, что он просто игрушка для тебя. Почему ты до сих пор не сказала ему, что любишь? Чего ты сама боишься? Что же с вами происходит, глупые дети? Зачем вы мучаете друг друга?»

Тигренок и Шу затихли, прижимаясь один к другому, так и не сумев ничего понять. Дайм чувствовал, что юноша почти плачет от отчаяния, так и не услышав от неё спасительных слов. Его собственное сердце разрывалось от сострадания, ему хотелось схватить их обоих за шкирку, как котят, и встряхнуть хорошенько.

Он бы, пожалуй, так и сделал, уж, по крайней мере, заставил бы маленькую дурочку снять с любимого ошейник и поговорить с ним, если бы не одно странное ощущение. Оно могло бы показаться невероятной глупостью, но, тем не менее, Дайм понял, отчего Лунный Стриж не находит себе места и боится. Даже не боится, а пребывает в постоянном ожидании смертельного удара. Вот только зря ему кажется, что он последует со стороны Шу. Настоящая опасность исходит совсем с другой стороны — Тёмный Хисс требует положенной жертвы, и глупый мальчик решил отдать ему себя вместо Шу… и ошибся. Либо они оба сумеют выкрутиться, либо оба умрут. И единственный его шанс в том, чтобы предложить жадному божеству равноценную замену. Рональда, например — он же затеял эту игру, или Мастера Тени — он согласился принять контракт и отдал ученика на заклание.

И самое досадное, что вмешаться и хотя бы подсказать Дайм не мог, рискуя вызвать гнев божества. Хисс не отличался терпением и покладистостью, и если втравил своего Посвященного в переделку, то внимательно следит, справится ли тот сам, покажет ли себя достойным дальнейшей жизни. Мало кто из простых людей принимал всерьез уверения жрецов в том, что ни Райна, ни Хисс не покинули до сих пор этот мир, и продолжают по-прежнему играть людьми. В чем-то они были правы — никого из них божественные развлечения не задевали напрямую. Но в случае с магами и посвященными все было наоборот. И сомневающимся достаточно было бы заглянуть повнимательней в глаза Лунного Стрижа, чтобы встретиться взглядом с самим Хиссом.

Но и оставить их и отойти в сторону в ожидании развязки Дайм не хотел, да и не мог. Слишком глубоко он увяз, и был уверен в том, что в случае потери Шу его собственная жизнь лишится всяческого смысла. И если он не имел права открыто поделиться своим пониманием, то можно было попытаться хоть как-то успокоить их, или косвенно натолкнуть Лунного Стрижа на нужную мысль. Очень осторожно. И не сейчас.

Шу обнимала его, зарывшись лицом в его волосы и успокаивающе поглаживая по спине. Она не могла понять, почему ему снова так грустно, чем она его обидела. Может быть, это из-за Дайма? Что он такое наговорил Тигренку? Памятуя вчерашние намеки маркиза, она боялась, не попытался ли он… но нет, Дайм бы не стал. Неужели все из-за ошейника? Ещё вчера ей казалось, что Тигренок просто забыл о его существовании, но это было до бала, и последней ночи… боги, что же она опять наделала? Зачем она пила это проклятое вино? Розовые, не до конца зажившие следы плетки на плечах любимого вызвали жаркую волну стыда и заставили её залиться краской. Как ей в её дурную голову пришло вчера требовать от него покорности и напоминать о его месте раба? Наверное, она сошла с ума. Точно, сошла с ума. И как ещё после всего этого он не оттолкнул её? Может быть, теперь он ластится к ней из страха? Чтобы она больше его не била? Ширхаб! Десять ширхабов!

Под ласковыми ладонями, поглаживающими его, Хилл приходил в себя, его разочарование таяло и уступало место привычному уже грустному смирению. Что ж, не так уж важно, узнает она о его любви, или нет. Всё равно это ничего не изменит. Оставшиеся несколько дней, по крайней мере, у него есть надежда провести не на коврике у двери, а рядом с ней, в её постели, пусть и втроем. Это точно не так уж важно, тем более что маркиз не так уж плох… и плевать на унижение. После вчерашнего тем более плевать. Пусть он для принцессы всего лишь игрушка для постельных забав. Пусть Дукрист видел, как он тщетно молил её о капельке любви. Пусть он и сейчас наблюдает за ними. Неважно. Он хотя бы не выгнал его, и не ускорит его конец. И на том спасибо.

Но вот Шу… почему она кажется такой несчастной? Что он опять сделал не так? Может быть, она все ещё сердится на него за вчерашнее глупое упрямство? Или ей кажется, что Дайм недоволен тем, что остался в стороне? Думает, что Дайм ревнует? Хилл взглянул на него из-за плеча Шу. Маркиз так странно смотрел на них, не то с сожалением, не то с осуждением. Нет, не надо, чтобы они снова поссорились с Шу. Не надо, чтобы она осталась одна совсем скоро.

То, что увидел Дукрист в глазах Лунного Стрижа, ему совсем не понравилось. Смирение и отчаяние. Нет, это никуда не годится. У него, можно сказать, считанные дни остались, когда ещё хоть что-то можно сделать, а он сдался. И не понимает, что тем самым погубит не только себя, но и Шу. Демонов влюбленный кретин. Совсем последние мозги отшибло. Дайм уверился в том, что все же вмешаться придется. Хоть разозлить его, чтобы перестал из себя жертвенного агнца корчить и начал шевелиться. И Шу хороша. Тонет тихо в своем болоте, и не попискивает даже. Что творит с нормальными, казалось бы, людьми, любовь! Дайм усмехнулся — на себя посмотреть забыл. Вместо того, чтобы избавиться от мальчишки поскорее, жалеет его и собирается помочь. Ну разве не сумасшедший? Ещё и восхищается тем, как красивы они вместе — Шу, подобная лунной ночи с её черными волосами, лиловыми очами и бледной прозрачной кожей, и Хилл, золотисто солнечный, с глазами цвета весеннего неба. Такие разные, такие юные… глупые дети.

«Все, хватит, — одернул себя Дукрист. — Надо или оставить их в покое, или все же поговорить с ней о Кее. Да и насчет птенчика не помешает», — он громко покашлял, привлекая к себе внимание.

— О, Дайм, — смутившись, Шу отодвинулась от Хилла, подтягивая повыше сползающее полотенце. — Я сейчас. Оденусь только…

— Шу, нам надо бы поговорить. Вдвоем, — яростный взгляд мальчишки он проигнорировал. — Можешь пригласить меня на завтрак.

— Да. Конечно. Я спущусь через пару минут, — в её голосе звучало извинение одновременно с досадой. Кивнув на прощанье Хиллу, маркиз удалился.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});