Парикмахерия - В Бирюк

"Эх, помирать нам - рановато.

Есть у нас ещё с банком дела".

Вроде бы - народ уже влез, вроде бы - криков сверху не слыхать. Да ну их, "терпеть уже нет больше мочи". Сухан подкинул меня в лаз. Затем подпихнул Ноготка. Мы втащили его... и чуть не обделались. Я - так точно. Когда в темноте, в тишине тебе на плечо внезапно ложится мокрая тяжёлая железная рука... Ивашко. А рука - боевая рукавица. И совсем она не железная, а так, больше - кожаная. А чего это там у забора... булькает? Это Чимахай. Но не булькает, а блюёт. Пытаясь соблюсти звукомаскировку. А рядом, отвалившись вольготно на забор, сидит прямо в луже "горнист". Хлопает глазами, когда их заливает дождь. И - дышит. Глубоко, размеренно, спокойно. Рядом на земле такой... бугорок. Под кожаным плащом. Дёргается и чем-то колотится в столб забора.

-- Это - чего? Как -- Хохрякович?! Ребята, вы чего, под газ "табун" попали? А чего там под столбом белеет? Ну, внизу. Какая - шкура? Какой брат? Чей? Как это - "освежёванный"?!

Ивашко притянул меня на корточки к забору, накрыл с головой своей кожанкой и ввёл в курс дела. На подворье обнаружены четыре трупа. Здесь, у тыльной стороны общего дома, подвешенный за ноги мальчик лет 8 со снятой кожей. В темноте я и вблизи не разглядел. И слава богу. Кожа лежит рядом, у столба на котором он подвешен. Гениталии отрезаны, глаза выколоты. Живот вспорот и выпотрошен. Потроха лежат под телом. Похоже, младший, последний брат Хохряковича. Рядом, в двух шагах, пожилая женщина с расколотой надвое головой. Мозги от удара вылетели наружу. Лежат кучкой рядом с телом под дождём. Похоже, мать нашего проводника. В стороне, у одного из амбаров лежит ещё одна женщина. У неё перебит позвоночник. Говорить не может, на касание не реагирует, глаза не закрывает. Только мелко дрожит. Похоже - рубили топором или метнули топор в спину. Опознание не произведено - Хохрякович не дееспособен.

Вспомнилось из мемуаров одного немца-опричника о походе на Новгород Ивана Грозного с целью умиротворения: "Войдя во двор, я метнул топор в спину убегавшей боярыне и пошёл в девичью знакомиться с населением".

Единственный мужской труп лежит у стены главного здания недалеко от входа. Со спущенными штанами, с поясом и в сапогах. То есть - не ободран. Перерезано горло. Ивашко его не знает, но он многих мужиков в веси не знает в лицо. А Хохрякович... ну, об этом я сказал. Возможно, вообще не местный - туземцы ходят в лаптях, а не в сапогах.

Молодёжь, Чимахай и Николай к активным действиям временно не пригодны. Звяга... Стоит у входных ворот и, к счастью, не падает. Молчит. Поведение - не предсказуемое. Возможно, при появлении кого-нибудь снаружи типа сторожей - подаст знак. Чарджи - у входа в дом. В доме - свет, голоса. Мужские, радостные, громкие. Женских не слышно. Сколько народу, чего делают - непонятно.

И смотрит на меня. Ждёшь, что я вот так тоже на карачках харч метать буду? Хрен тебе! Не буду. Последний раз это было, когда у деда Перуна глазик с мозгами вытекал. Я ж такая сволочь, которая быстро учиться. И желудок свой учит. Как собаку: "лежать" - значит лежать.

-- Вход в доме один. Ноготок с тобой - ко входу. Туда же - остальных по готовности. И затаится. Оконца здесь высоко. С земли не заглянуть. Сухан меня подымет - я гляну. Потом тоже - ко входу. По результатам рекогносцировки - примем решение. Пошли.

Зря Ноготка отпустил - залезать по мокрому, скользкому от глины из придорожной канавы, армяку, одетому на мокрую, скользкую кольчугу на плечи Сухану... Вы по шесту, случаем, не лазили? Да хоть в стрип-баре! Вот и я нет. А так бы пригодилось... С этой хренью за спиной. Которая называется "второе оружие ближнего боя". Проще - шашечка. И дрючком в зубах. Почему - не оставил? Не подумал. Привык. Вы когда куда лезете - свою задницу дома оставляете? Вот и я не сообразил.

Кстати о заднице. А не приходилось ли вам, милостивые государи, сиживать на острие копья? "Что рожном повсеместно зовётся". Так вот, как известно, на вопрос: "Сколько ангелов божьих может поместиться на острие иголки?" следует ответствовать: "Сорок тысяч. Ежели на то будет воля божья". То есть размерами ангел божий уступает вирусу. Но по воздействию - такая же зараза. А я - нет. Не уступаю. Ни вирусу, ни ангелу. Давай, Сухан, подымай свою рогатину. Со мною на конце. На наконечнике.

И не дай бог стукнуть чем о стену! Так-то они со двора ничего слышать не должны, а вот в дерево брякнуть... Шапку мокрую, войлочную, тяжёлую - на голову. И остудит, и тёмная - изнутри не так видно.

Я осторожненько, сбоку приблизился к проёму открытого волоконного окошечка. Дом довольно высокий, душники прорублены в предпоследнем венце, до них просто так с земли не дотянуться. Поэтому и не закрыли. А может - потому что внутри жарко. Печка топится в полную силу. У печки с одной стороны две женщины, сидят на полу со связанными за спиной руками. Обе - простоволосые. У одной платье разорвано сверху до пояса, видны синяки на предплечье и на лице. Вторая, вроде бы, целая. Дальше, у стены - третья. Не связанная, лицом к стене, свернулась калачиком. Вроде, целая. Ага. Подол задрался выше колен, хвост подола лежит в луже. В тёмной. Может быть - вода. Хотя капели не слышно - крыша тут, вроде, не течёт. Красного вина здесь нет. Скорее всего - лужа крови. Дальше - стол. Нормальный деревенский большой стол на козлах. Но очень ненормально сервирован. На дальнем конце - куча мисок, кувшинов. Явно - с едой и выпивкой. Сдвинуто в кучу. На ближнем - какая-то скатёрка, а на ней куча... Злато-серебро. Натурально - куча серебра с торчащими из него золотыми вещами. Браслеты, колты, перстни. Чаши, блюда и кубки. Что-то ещё. Вокруг куча народа. Все безбородые, усатые, с хвостиками на затылках. В юбках-килтах, в коже и в железе.

Шотландцы?! У меня на Верхней Угре?! Хотя после "казуаров России" меня трудно чем-то удивить. Слов почти не слышно, так - музыка языка. Ядрёна матрёна! Вот только с кельтскими мне ещё разбираться! Хотя... скорее похоже на голядский... Они, явно, празднуют. Один - тостует. Как-то длинно и замысловато. Показывая рукой с кружкой на эту кучу на столе. Нет, не кружкой - кубком. Кубок - не олимпийский - ростом маловат. А вот шириной... Так, тост откладывается. Балабонят, препираются. Вытащили из кучи здоровенную чашу. Высокая, широкая, на тонкой ножке. А называется она... Потир она называется. Это из церковной утвари. Её - "потирают". Чтоб блестела. А потом в ней - "претворяют". Вино - "в истинную кровь Христову". Наверное, где-то бывает и "неистинная". Китайская, наверное. Копия, конечно. Это я про посудину.

Хорошо, что Иисус накормил апостолов своим мясом, не уточняя деталей. Типа: откуда взять и как приготавливать. Потому что "съесть сырую печень врага" - занятие в древности регламентное. Победил - ешь. Вместе с камнями. У вас мочекаменная болезнь была? Теперь будет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});