Старый новый мир - Катруша Анна

Свободны мы духом, ничто нас не держит,

Идём, куда сердце велит,

За каждой преградой – новая тропка

Ведёт в неизведанный мир.

Свободны мы сердцем от всех предрассудков,

От страхов, падений, тревог,

Ведь всё, что случается с нами в дороге –

Это бесценный урок! 

А Мэтт тем временем подошел к сцене и вручит Блюму бубен. Этот инструмент прекрасно расставлял акценты в музыке, от чего мелодия стала более танцевальной.

Какой-то бородатый мужчина из толпы присел на краю сцены и подключился к песне с губной гармошкой.

И кто-то нам скажет, как же так можно:

Не жизнь, а одни мозоли́!

Мы хором ответим, кто говорит так –

Просто слишком ленив!

Да, мы не спорим – эта жизнь не слабых,

Всегда на износе сил!

Но чем сидеть в ожидании чуда,

Мы лучше будем в пути!

Дудка вела незатейливую, но энергичную линию. Этот легко запоминающийся мотив прекрасно подходил для ведущей партии в этой песне. Но вдруг Блюм подал сигнал играющим, и музыканты приглушили свои инструменты, оставив ведущим только ровный ритм барабанов.

В это мгновение Блюм громко пропел речитативом:

Не нужна нам карта и компас не нужен,

Ведь небо над нами, и сердце ведёт нас

Дорогой, что верной будет всегда –

Навстречу рассвету нового дня!

Единогласно инструменты взорвались с новой силой, а Блюм ухватил Мяту за руку, и они начали закручивать всех танцующих в хоровод. Альфред повторял строчки, которые стали припевом раз за разом. Все подхватили эти незатейливые слова, и они становились всё громче.

Хозяева трактира стучали по всему, что издавало звук, люди кружились в общем хороводе, а музыканты играли, не жалея сил. Казалось, даже само здание было радо пуститься в пляс!

Несмотря на свою уверенность, ЭрДжей бездарно играл. Он упорно бренчал по открытым струнам, иногда зажимая какую-то ноту на первой струне, но благо, в общей атмосфере этого не было слышно. Зато свистел он, как бог. Звонко, громко, с глубоким вибрато в голосе – он повторял ведущую партию дудки, только выше. Альфред поддерживал его своим прекрасный грудным баритоном.

Все присутствующие, совершенно не переговариваясь, закончили песню как единое целое, и стали громко хлопать себе и другим. То, что они только что сделали, было чем-то невероятным и по истине историческим. Незнакомцы со всех уголков, собравшиеся здесь сегодня, стали пульсирующим сердцем новой истории.

Дав всем минутку, чтобы отдышаться, ЭрДжей подал сигнал Тоду и тот быстро достал из-под барной стойки реквизит, приготовленный для их секретного плана.

– А теперь минуточку внимания! – громко заявил ЭрДжея со сцены. – Тод, Гейн, будьте так добры.

– А что происходит? – спросил Альфред, когда к нему подошел Тод и накинул на плечи белую простынь. Ткань была уже желтовата и кое-где на ней были пятна. Она никак не держалась на костлявых плечах Альфреда, и ему пришлось придерживать её руками.

– Как я уже сказал, здесь сегодня вершится история. Этот человек – врачеватель, или как все его зовут – Лекарь. Тот самый Лекарь, который спас жизни дочери Дюка и его жены.

Альфред замялся от такого внимания.

– ЭрДжей, что ты творишь?..

– Так вот. Издавна существовал древний обычай. Обряд, который проходили все врачеватели без исключения, дабы засвидетельствовать свою преданность делу, несокрушимость врачебных принципов и готовность посвятить всего себя служению другим людям.

Альфред начал понимать, что происходит, но всё ещё не мог в это поверить.

– Да, Альфред, это белая простыня, а не халат, и это не большой зал с другими врачами – ты пока что здесь один. Но вот твоя первая ученица, а вот люди, которые поверили в чудо благодаря твоим рукам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Хозяин объятиями сгрёб в охапку всех своих сыновей.

– Это не совсем клятва Гиппократа, потому что мы понятия не имеем, что в ней было написано. Поэтому если кто-то ещё захочет принести клятву во имя будущего, то сейчас самое время.

Альфред всё так же держал простынь на плечах и смотрел на всех широко распахнутыми глазами.

– Приступим!

Все ушли со сцены, оставив там одного Альфреда, а ребята стали сбоку. Блюм и Мята читать не могли, поэтому текст был в руках Изобретателя.

– Врачеватель Альфред, известный всем как Лекарь, – торжественно начал ЭрДжей, – готов ли ты принести торжественную клятву Гиппократа людям и миру и никогда её не нарушать, ибо очернено будет имя твоё, и имена всех, кто причастен к этому ремеслу.

– Да. Я готов, – его голос на мгновение дрогнул от переполняющих его чувств, но он собрался, насколько это было возможно.

– Врачеватель Альфред, добровольно ли ты начал постигать это мастерство?

– Да.

– По собственному ли желанию ты продолжаешь им заниматься?

– Да.

– И готов ли ты к ответственности, что ложится на твои плечи? Ответственности за чужую жизнь.

– Абсолютно. – Он посильнее натянул на свои плечи простынь.

– Тогда все здесь присутствующие, зримые и незримые, будьте же свидетелями клятвы этого юного врача. Клянешься ли ты, врачеватель Альфред, посвятить своё тело, разум и душу врачебному делу, приложить все свои силы для восстановления медицины как науки и как искусства?

– Клянусь.

– Клянешься ли ты, врачеватель Альфред, исполнять свой долг честно, по совести, придерживаясь строгой морали и этики?

– Клянусь.

– Клянешься ли ты, врачеватель Альфред, не отказывать нуждающимся в помощи, если в твоих силах помочь им? Не проходить мимо бед и делать всё, что ты можешь, дабы жизнь была спасена?

– Клянусь.

– Клянешься ли ты, врачеватель Альфред, бороться за жизнь каждого своего пациента до последнего удара его сердца? Мыслить здраво и беспристрастно в принятии решений, не поддаваться излишним чувствам и выполнять свою работу, не смотря ни на что?

– Клянусь.

– Клянешься ли ты, врачеватель Альфред, помогать всем не зависимо от веры, возраста, внешнего вида, жизненных целей или приоритетов? Не судить и не осуждать. Без сомнений, корыстного умысла и затаённой злобы оказывать всем равную помощь и без предубеждений выполнять свой долг перед людьми и миром?

– Клянусь.

– Клянешься ли ты, врачеватель Альфред, хранить тайны своих пациентов, как свои собственные? Не использовать их тайны в своих целях, а преследовать лишь намерение помочь и излечить?

– Клянусь.

– Клянешься ли ты, врачеватель Альфред, помогать, наставлять и обучать других врачевателей, если они проявят такое желание? Не отказать им в совете или же уроке, будь-то письменном или устном, дабы искусство медицины развивалось, и знания твои служили людям и миру даже после твоей смерти?

– Клянусь!

– Да будет так. Произнеси трижды клятвенное слово и обязательство вступит в силу. Подумай, ведь…

– Клянусь! Клянусь! Клянусь! – Альфред не дал закончить ЭрДжею его мысль, ведь ему не о чём было размышлять.

Он был собран и уверен в каждом своём слове. Хотя его голос по-прежнему дрожал от переизбытка эмоций и чувств.

– Прекрасно. Будь чист помыслами и честен с собой и другими. Ты, врачеватель Альфред, дал непреложную клятву в присутствии всех этих людей, и у тебя нет права её нарушать. Твой долг исполнить обет и пронести бремя его ответственности через всю жизнь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Гейн пробрался сквозь толпу и дал ЭрДжею деревянный костыль. Изобретатель полез в карман за ручкой, а Тод принес маленькие угольки и мелки.

– Прошу засвидетельствовать все присутствующих клятву этого юного врача, оставив свою роспись или любую пометку на этом костыле!