Индийская принцесса - Мэри Маргарет Кей

– Ну? – спросил Аш, закончив свое повествование и не услышав от Уолли ни слова. – Неужели ты даже не пожелаешь мне счастья?

Уолли покраснел, как девушка, и быстро проговорил:

– Конечно, я желаю тебе счастья. Просто…

Он умолк, не зная, как закончить фразу.

– Просто я тебя удивил? – спросил Аш с раздраженными нотками в голосе.

– А чего еще ты ожидал? – сказал Уолли, защищаясь. – Ты сам понимаешь, что я ошеломлен. В конце концов, я понятия не имел, что девушки, которых ты сопровождал в Бхитхор, имеют какое-то отношение к Гулкоту. Ты никогда ни словом не упоминал об этом, и мне даже в голову не приходило… Да и с чего бы вдруг? Разумеется, я желаю тебе счастья, ты сам знаешь. Но… но ведь тебе еще нет тридцати, а ты прекрасно знаешь, что до этого возраста тебе не положено жениться без разрешения командующего, и…

– Однако я женился, – мягко сказал Аш. – Я уже женат, Уолли, и никто этого не изменит. Но ты не волнуйся: я не уволюсь из полка. Неужто ты действительно подумал, что я уволюсь?

– Да ведь как только они узнают… – начал Уолли.

– Они не узнают, – сказал Аш и объяснил почему.

– Слава богу! – с неподдельным облегчением вздохнул Уолли, когда он закончил. – Какого черта ты напугал меня до смерти?

– Ты ничем не лучше Зарина. В отличие от тебя он не выдал своих чувств, но я видел, что он потрясен известием о моей женитьбе на Джули, поскольку она индуска, хотя знал ее еще маленькой девочкой. Но должен признать, я считал тебя человеком, свободным от предрассудков.

– Кого, меня? Ирландца? – Уолли невесело усмехнулся. – Одна моя кузина как-то собралась замуж за малого, на беду оказавшегося католиком, и ты не представляешь, какой шум поднялся из-за этого. Все протестанты принялись истерически вопить об Антихристе и вавилонской блуднице, а другая сторона объявила Мэри еретичкой и сказала Майклу, что, если он на ней женится, его отлучат от церкви и проклянут навеки, потому что она не готова перейти в католичество и не подпишет обязательства воспитывать своих детей в католической вере. А ведь все они были взрослыми и предположительно разумными людьми, и каждый из них считал себя христианином. Не говори мне о предрассудках! Все мы полны предрассудков, независимо от цвета нашей кожи, и если ты еще не понял этого, значит, ты родился в шорах.

– Да нет, просто без предрассудков подобного рода, – задумчиво проговорил Аш. – И теперь мне уже поздно воспитывать их в себе.

Уолли рассмеялся и заметил, что Аш даже не представляет, как сильно ему повезло. После продолжительной паузы он сказал нерешительно, с непривычными робкими нотками в голосе:

– А ты мог бы… рассказать о ней побольше? Какая она? Не в смысле внешности, а в смысле внутренних качеств – что в ней тебя привлекает?

– Честность. Терпимость, которая, как однажды сказал мне Кода Дад, «редкий цветок». Джули не судит строго, она пытается понять и найти оправдание.

– Что еще? Наверняка есть еще что-то.

– Конечно, хотя мне кажется, для большинства людей упомянутых качеств было бы вполне достаточно. Она… – Аш замялся, подыскивая слова, способные объяснить, что значит для него Анджули, а потом медленно проговорил: – Она моя половинка. Без нее я не завершен. Я не знаю, почему это так, знаю лишь, что это так. Я могу поделиться с ней любыми мыслями и разговаривать с ней обо всем на свете. Она скачет верхом, как валькирия, и отважна, как никто в мире, однако при этом она похожа на… на тихую, уютную комнату, где ты можешь укрыться от шума, бурь и всяческого безобразия и наслаждаться покоем, чувствуя себя счастливым и глубоко удовлетворенным, – комнату, которая всегда ждет тебя и никогда не изменится… Тебе это кажется страшно скучным? Мне – нет. Я не хочу постоянных перемен, разнообразия и поводов для волнения в своей жене – все это я нахожу в повседневной жизни и вижу повсюду вокруг. Мне нужны любовь и дружба, которые я нашел в Джули. Она любящая, преданная и смелая. Она – мой покой и отдохновение. Я ответил на твой вопрос?

– Да. – Уолли улыбнулся. – Я хотел бы познакомиться с ней.

– Познакомишься. Сегодня вечером, надеюсь.

Уолли сидел, обхватив руками колени. Он опустил на них подбородок и, задумчиво глядя вдаль, на сияющую в солнечных лучах белую пыльную дорогу и мерцающие в знойном мареве предгорья, умиротворенно проговорил:

– Ты не представляешь, с каким нетерпением я ждал, когда ты вернешься. И многие другие тоже. Люди по-прежнему говорят о тебе и всегда интересуются, как у тебя дела и когда ты вернешься. Они называют тебя «Пелам-Дулхан» – ты знал это? И когда мы находимся на учениях или маневрах, они по ночам рассказывают у бивачных костров истории о твоих приключениях в Афганистане. Я сам слышал… а теперь ты действительно вернулся наконец… просто не верится!

Он глубоко, протяжно вздохнул.

– Ты сейчас что, целовал камень Бларни?[21] – насмешливо ухмыльнулся Аш. – Прекрати лить патоку и поговори разумно разнообразия ради. Расскажи-ка мне об афганских делах.

Уолли ухмыльнулся в ответ и, оставив в стороне личные вопросы, принялся со знанием и пониманием дела рассказывать о проблемах с Афганистаном – этот предмет в то время занимал умы всех, кто служил в Пешаварской действующей армии.

Аш уже много месяцев не получал сведений о событиях на границе: новости оттуда крайне редко доходили до Гуджарата, где у людей было меньше оснований беспокоиться в связи с поведением эмира дикой и недосягаемой страны, лежащей далеко-далеко на севере, за Хайберскими горами и хребтом Сафедкох. Но теперь он снова вспомнил о том, что Кода Дад сказал ему во время последней встречи, а Зарин только вчера. Слушая Уолли, он испытывал такое ощущение, будто в последнее время жил в каком-то другом мире…

Вот уже несколько лет эмир Афганистана Шер Али находился в незавидном положении – «между молотом и наковальней», как он сам выражался. Молотом являлась Россия, а наковальней Британия, и обе они имели виды на его страну.

Британия уже аннексировала Пенджаб и пограничные территории за Индом, а Россия захватила древние княжества Ташкента, Бухары, Коканда и Хивы. Теперь русские войска собирались на северной границе Афганистана, а новый вице-король, лорд Литтон, сочетавший в себе упрямство и высокомерное незнание Афганистана с решимостью расширить пределы империи во имя величайшей славы своей родины (и, возможно, собственной славы), получил от ее величества приказ в срочном порядке отправить в Афганистан посла с поручением сломить «явное сопротивление» эмира учреждению британских миссий на своей территории.