Рим. Роман о древнем городе - Стивен Сейлор

Служители, теряя терпение, стучали жезлами о землю, призывая присутствующих прекратить безобразие и распределиться по трибам, но у избирателей, похоже, уже не было возможности внять этим призывам. Да и желания тоже. На площади воцарялся хаос.

Неожиданно толпа раздалась, пропустив побледневшего, встревоженного Флавия Флакка, одного из сторонников Тиберия в сенате.

– Тиберий, я только что с чрезвычайного заседания сената. Все утро твои враги требовали, чтобы консул Сцевола объявил сегодняшнее выборное собрание незаконным…

– Незаконным? Но народ имеет право избирать трибунов…

– Они говорят, что накалившиеся страсти угрожают общественной безопасности – и даже хуже!

– Хуже?

– Твой родич Сципион Назика утверждает, что ты хочешь поднять толпу на бунт и низвергнуть республику, перебить своих противников в сенате и провозгласить себя царем…

– Назика?!

Тиберий сплюнул. Двое родственников, в жилах которых текла кровь Сципиона Африканского, презирали один другого. В сенате не было большего реакционера, чем Назика. В то время как Тиберий стал защитником простого народа, Назика не делал секрета из своего презрения к черни и, даже когда нуждался в голосах, не мог удержаться от высказываний вроде такого: «Я лучше вас знаю, что хорошо для государства». Противники шутили, что это заявление можно было бы сделать его избирательным лозунгом. А однажды, пожимая мозолистую, натруженную руку земледельца, Назика ехидно спросил: «Ты что, на руках ходишь?»

– Но консул Сцевола хороший человек, – заметил Блоссий.

– Так оно и есть, – согласился Флакк. – Он отказался санкционировать отмену выборов, но это не остановило Назику. «Если консул не желает спасти государство, это придется сделать самим гражданам!» – заявил он. Вокруг него собралось множество приспешников, там и сенаторы, и самые отъявленные головорезы, каких только можно себе представить. Все с дубинами.

– Они спланировали это заранее! – промолвил Блоссий.

– Несомненно! – подтвердил Флакк. – И сейчас Назика ведет их сюда с намерением убить тебя, Тиберий! Они считают, что выполняют священный долг. Сенаторы повязали головы красными подбоями своих тог, словно жрецы перед жертвоприношением.

Тиберий похолодел и уставился на ничего не подозревающую толпу.

– Сигнал! – вскликнул Блоссий. – Подай сигнал!

Тиберий воздел руки, и это движение привлекло внимание толпы. Когда все взоры обратились к нему, он указал на свою голову.

Поняв, в чем дело, его сторонники завладели жезлами электоральных служителей и стали ломать их на части и раздавать обломки своим, чтобы использовать их как оружие. Длинные палки могли служить дубинами, а острые щепки заменяли кинжалы. Кроме того, на площади было расставлено множество скамей, которые тоже разобрали по доскам.

Однако находившиеся в толпе противники Тиберия восприняли сигнал совсем по-другому.

– Он указал на свою голову! Все видели – он требует корону! Его приспешники вооружаются, хотят силой захватить Капитолий! Они объявят Тиберия царем!

На площади нарастал хаос, но еще большее смятение произошло у входа на нее, где появился Назика, сопровождаемый сенаторами и головорезами.

На Капитолии началась рукопашная. Шум поднялся такой, что было слышно и на Палатине, и внизу, на Форуме, и даже по ту сторону Тибра.

Несколько человек из сторонников Тиберия предложили ему свое оружие, но он отказался, повернулся спиной к побоищу, лицом к храму Юпитера и воздел руки в молитве.

– Юпитер, величайший из богов, защитник моего деда в сражениях…

Блоссий ухватил его за край тоги и закричал:

– В храм! Беги! Когда они явятся за тобой, взывай к праву священного убежища…

Кто-то ткнул Блоссия палкой в живот, выдавив из него воздух. Философ упал на колени. Множество рук вцепились в тогу Тиберия и сорвали ее.

Оставшийся в одной нижней тунике Тиберий устремился вверх по ступеням храма, но, хромая из-за поврежденного пальца, споткнулся, упал вперед и, прежде чем успел подняться, получил ошеломляющий удар по голове. Ему все же удалось с трудом встать, но пока он, шатаясь, пытался прийти в себя, еще один страшный удар дубины обрушился ему на голову, размозжив череп.

Кровь и ошметки мозга Тиберия брызнули на одежду Блоссия, только успевшего подняться с колен. Он стоял, в ужасе взирая на распростертое на ступенях тело.

– Да это проклятый грек, советник неудавшегося царя! – заорал, узнав его, кто-то из убийц.

– Сбросить его с Тарпейской скалы!

Гогоча и улюлюкая, они схватили Блоссия за руки и за ноги и потащили вниз по ступеням к скале, потрясая дубинками и перепрыгивая через валявшиеся трупы. Достигнув обрыва, они, однако, не швырнули его вниз, а принялись раскачивать над пропастью туда-сюда, чтобы придать инерцию.

– Ну, на счет «три»! Раз… два… три!

Они выпустили его, и он взлетел в воздух.

На краткий миг Блоссий завис, оказавшись вне власти земного притяжения, но оно тут же взяло свое, и его внутренности скрутило от ощущения стремительного падения.

Враги сбросили его прямо в пропасть. Он должен был разбиться у подножия Капитолия, но в этот день со скалы сбросили уже многих, кое-кого просто спихнули, не раскачивая. Некоторые из них ухитрились зацепиться за неровности скальной стены и удержаться. Блоссий на лету ухватился за одежду одного из таких людей и сумел прервать падение, правда ненадолго. Рука его почти сразу же разжалась, и он упал на следующего, ниже по обрыву, человека. Так, цепляясь то за одного, то за другого, прерывая и возобновляя падение (не раз и не два тот несчастный, за кого он хватался, срывался и падал вместе с ним), Блоссий летел вниз, пока, обессиленный и отчаявшийся, не рухнул окончательно.

Но упал он не на твердую землю, а на кучу мертвых тел. Другие тела продолжали падать вокруг него словно град.

* * *

Когда спустилась ночь, убийцы собрали мертвые тела, погрузили их на повозки и повезли через Форум Боариум, чтобы утопить в Тибре.

Блоссий постепенно пришел в себя. Сначала ему показалось, будто он погребен заживо, но вскоре он убедился, что вокруг него не земля, а мертвая плоть. Телега раскачивалась и подскакивала на неровностях и выбоинах, заставляя болезненно сотрясаться все тело. Это, конечно, породило бы стоны, будь у него в легких достаточно воздуха, но давление тел не позволяло ему глубоко вздохнуть.

Откуда-то до Блоссия донеслись приглушенные звуки – женский плач и причитание:

– Позвольте мне хотя бы забрать тело! Отдайте тело моего мужа!

Грубый мужской голос велел женщине убираться.

Повозка остановилась. Мир начал крениться. Масса плоти вокруг него сдвинулась, сползая вниз, и увлекла его вместе с собой. А потом он оказался в воде, и это окончательно привело его в сознание. Отчаянно работая руками, Блоссий вынырнул на поверхность и наконец набрал полную грудь воздуха.

Темное небо над головой было усыпано звездами, а поверхность воды запомнилась уносимыми течением телами. Даже в столь ужасном состоянии Блоссий каким-то образом сообразил, в какой стороне находится противоположный берег, и поплыл туда, то и дело натыкаясь на плывущие тела. Какой-то мертвец с проломленным черепом, столкнувшись с ним, чуть не обхватил его руками. Он в ужасе отпрянул и вгляделся в лицо убитого: то был Тиберий.

Блоссий импульсивно потянулся к телу, но его уже уносило течением – туловище вращалось, руки и ноги безжизненно болтались.

Обессиленный, раздавленный ужасом и скорбью, он выполз на речной берег и лишился чувств.

* * *

– Ты только представь себе, матушка, что было бы, последуй я твоему совету и свяжи свою судьбу с судьбой Тиберия! – Луций Пинарий нервно расхаживал по саду. – Так что теперь ты должна последовать моему совету и убрать этого опасного безумца из нашего дома!

Он указал на Блоссия, сидевшего раздетым по пояс и терпеливо позволявшего Менении обрабатывать бальзамами и перевязывать его многочисленные раны. С момента его встречи со смертью прошло три дня, но он еще не оправился.

Резня на Капитолии заставила содрогнуться весь город. Было убито не менее трехсот граждан. Никто из живущих не помнил ничего подобного. Впервые после падения Тарквиния и первых лет еще не устоявшейся республики политическое противоборство вылилось в массовое кровопролитие: римляне убивали римлян. Бесцеремонное осквернение тел погибших было воспринято как оскорбление даже многими противниками Тиберия и породило широкое негодование. Однако погубившая Тиберия сенаторская фракция во главе со Сципионом Назикой ни в чем не раскаивалась. Взяв верх, эти люди принялись хватать и казнить без суда всех, кого находили причастным к так называемому мятежу Гракха. Причем количество таковых все время увеличивалось: арестованные под пыткой называли новые имена. Городом правили слухи и паника. Лодки нескончаемым потоком увозили людей вниз по Тибру в Остию, где они надеялись найти корабль, чтобы покинуть Италию и удалиться в изгнание.