Скриптер - Сергей Соболев

– Доменико, стоп время! – крикнул иезуит.

Редактор, метнувшись к столу, остановил мерно качавшийся маятник портативного метронома. Затем, обернувшись, удостоверился, что изображение на открытой им рабочей панели – замерло, убедился, что событийный ролик, только что воспроизводивший в режиме проигрывания события в данной точке пространства в интересующее их время, автоматически встал на «паузу».

– Время остановлено! – доложил Сарто.

– Ставим операционное время! Два часа двадцать пять минут ровно!

Сарто зафиксировал нужные показания на шкалах хронометра, после чего перебрался к метровой высоты прибору, который он установил здесь при помощи охранников. Один из них и сейчас стоит возле «треноги», центральное «перо» которой имеет небольшую перекладинку в своей верхней части.

Сарто сильным, но расчетливым движением правой руки запустил этот привезенный ими и установленный здесь на специальной подложке метроном. Его ход составляет по пять секунд в обе стороны; полный цикл колебания – десять эталонных секунд. На шестом «шелчке», когда центральное перо с перекладинкой находилось в вертикальном положении, Сарто остановил это маятниковое движение.

Двумя скобами, которые он брал из рук стоящего рядом охранника, Доменико надежно заблокировал перо, соединив его с центральной балкой конструкции. Затем Сарто метнулся к столу. Еще раз сверившись с показаниями хронометра, ватиканский редактор громко произнес:

– Время остановлено! Объявляю показания прибора: два часа двадцать пять минут ровно!

Декорации остались прежними, но небо в очередной раз поменяло свой цвет. Чудесная тихая майская ночь; воздух здесь, на бывшем полигоне Минобороны, на объекте, расположенном посреди небольшого зеленого оазиса с сохранившимся реликтовым лесом, чист и прозрачен. В бархатистом безоблачном небе на фоне россыпи звезд подобно новенькому, только что отчеканенному денарию красуется ночное светило…

Центральный модуль объекта «Ромео Один» подсвечен со всех сторон установленными на мачтах прожекторами. Именно так выглядела эта местность в те мгновения, которые предшествовали ЧП…

– Доменико, убери свет прожекторов и светильников! – скомандовал иезуит. – Убери вообще весь свет… он мне мешает!

Спустя несколько секунд объект погрузился в темноту. Ночное светило еще какое-то время продолжало с любопытством поглядывать на собравшихся здесь людей. Но уже вскоре редактор вырезал и этот отбрасывающий серебристый свет источник – вначале из превратившегося в черный квадрат экрана; луна исчезла, пропала, как будто ее стерли ластиком.

– Доменико, включай «прибор света»!.. – скомандовал Кваттрочи. – Господа, – адресуясь наблюдателям, крикнул он, – всем оставаться на своих местах! Полная тишина на площадке!..

Сарто перевел рычажок установленного на треноге прибора, внешне напоминающего старомодный проектор диафильмов, в положение «On». Прибор этот поставили в трех метрах позади только что остановленного «метронома». Причем, установили его так и с таким расчетом, чтобы сноп света – «божественного мрака» – из линзы проходил точно через верхнюю часть «пера», и уже затем ложился на стену модуля.

Несколько секунд в опустившейся на землю кромешной темноте не происходило, казалось бы, ровным счетом ничего. Но вот появилось световое облачко; оно легло на ровную площадку внутреннего периметра, так что были теперь хорошо видны плитки покрытия; затем высветилось и приземистое серое строение с плоской крышей.

На фоне этого возникшего, казалось, ниоткуда переливчатого, мерцающего льдистыми искорками света возникла, являя собой разительный контраст с самим этим светом, темная, жирно поблескивающая тень. Это не что иное, как проекция центрального пера «метронома», каковое в лучах ПС вместе с перекладинкой в верхней части и двумя соединительными скобами напоминает по форме ferula.[70] Более того; теперь уже и сам иезуит, стоящий на осевой линии в открытом проходе, находился в центре этой проекции, будучи ее составной частью…

Реакция последовала незамедлительно. Кваттрочи ощутил подошвами земную дрожь. Одновременно вся ближняя стена модуля как бы подернулась дымкой! А затем и вся ее поверхность, от низа до плоской крыши, резко, одномоментно занялась, полыхнула, как будто кто-то плеснул на уголья керосина!..

– Доменико, приготовься развернуть внутреннюю проекцию модуля! – возвысив голос, чтобы перекрыть народившийся гул, скомандовал иезуит. – Попытаемся заглянуть вовнутрь!

Кваттрочи при помощи молитвы, – но в большей степени, конечно же, при поддержке Сарто и его приборов – надеялся вскрыть внешний контур этого строения. Он намеревался сделать невидимое – видимым. Именем Господа – но и благодаря секретным методикам «Апостолам» – он предполагал увидеть то, что недоступно глазу не только простого смертного, но и самой совершенной высокотехнологичной следящей аппаратуре.

Раздался сильный резкий хлопок! Уже в следующую секунду эти плящущие, перемещающиеся по стене огни, выбрасывающие синеватые, фиолетовые, алые языки, накаляясь, становясь все более яркими, концентрируясь, собрались в одном месте – именно там, куда ложится проекция папского креста.

А затем на фоне огненного пятна появилась жуткая, леденящая кровь картинка; распухая, стремительно увеличиваясь в размерах, становясь объемной, обретая, как могло показаться, плоть, возникла вдруг чья-то оскаленная пасть!..

Кваттрочи, на что был человеком подготовленным, – и хладнокровным! – все же попятился, все же дал задний ход под пронизывающим его всего необычайно тяжелым, злобным, огненным взглядом этой адской твари!..

– Vade retro Satanas![71] – хрипло выкрикнул иезуит. – Crux sancta sit mihi lux… Non draco sit mihi dux…[72]

Пыхнуло жаром; громко, так, что у него заложило в ушах, щелкнули – лязгнули! – клыки!..

Иезуит, как мог, противился этому воздействию. Но Кваттрочи все ж отступал, он все же пятился…

И вот он уже прижался спиной к сетке второго периметра!

– Доменико!! – хрипло прокричал спецпосланник миссии «Апостолов». – Выключай прибор!! Выходим из сеанса!..

Кваттрочи и окружающим понадобилось некоторое время, чтобы успокоиться, чтобы прийти в себя после произошедшего.

Сарто выставил местное время. Все, кто принимали участие в сеансе, соответственно, вернулись в погожий солнечный день. Вокруг них вновь воцарились тишина и покой; слышно даже, как в недалеком лесу перекликаются на понятном им щебечущем языке пернатые, как деловито постукивает длинным клювом по стволу в поисках пропитания неугомонный дятел…

Огляделись, осмотрелись, ощупали себя.

Кажется, обошлось…

Иезуит, убедившись, что никто не пострадал, удостоверившись также, что строения и ограды объекта «Ромео Один» выглядят целыми и невредимыми, что видимых повреждений после проведенного им только что сеанса не наблюдается, решился – хотя и не без колебаний – открыть центральный модуль.

Кваттрочи вставил индкарту в прорезь считывающего устройства. Эта щель, прикрытая поворотной – сдвижной – пластиной, была незаметна на фоне серой массивной стены. Найти ее способен лишь тот, у кого есть ключ от условного замка. Тот, кто знает точно, где и как искать сам этот самый «замок», блокирующий проход в модуль.

Раздалось тихое и как бы даже предупреждающее шипение. Бронированная плита поползла в сторону, открывая проход в короткий, длиной в два метра и такой же ширины, коридор шлюзового помещения.

Прежде, чем пройти вовнутрь, иезуит обернулся. Посмотрев исподлобья на двух наблюдателей, прошедших вслед за ним во внутренний периметр и застывших неподалеку, он сухо произнес:

– Идите вслед за мной – шаг в шаг! Когда окажемся во внутреннем помещении, прошу ни к чему не притрагиваться! Помните, господа, что следствие здесь веду я.

Анализаторы воздуха показывают «норму». То есть, каких либо вредных для человеческого здоровья примесей во внутренних помещениях модуля не содержится. Кваттрочи подошел к другой двери; она тоже металлическая, но не такая массивная, как внешняя. На этот раз «вездеход» ему не понадобился; эта дверь открывается при помощи ручного штурвала. Причем открыть ее можно лишь снаружи, со стороны коридора шлюза.

Он повернул штурвал до упора. Когда раздался легкий щелчок, потянул ручку на себя. Дверь открылась на удивление легко.

Кваттрочи втянул ноздрями запах. Из внутреннего помещения пахнуло густым запахом крови и мертвой плоти…

Перед ними, перед Кваттрочи и застывшими у него за спиной в шлюзовом коридоре наблюдателями, помещение размерами примерно двадцать квадратных метров. Это – гостиная комната. С потолка мягко сочится янтарный свет; горит также и лампа напольного светильника. Плоский экран «плазмы» отсвечивает голубоватым – в приемное устройство домашнего кинотеатра вставлен диск, но на проигрывание его включить тот, кто собирался посмотреть фильм, так и не успел.