Сияние - Стивен Кинг

(Нет! Нельзя! Нельзя! НЕЛЬЗЯ!) Существо визжало; визжало, но голоса уже не было – осталась лишь воющая паника, смерть и проклятия, слышные только ему одному; оно растворялось, лишаясь рассудка и воли; оно рвало паутину и искало, искало и не находило, выбираясь, выбираясь в, удирая, уходя в пустоту, в ничто, оно осыпалось…

57. ИСХОД

Рев сотрясал весь фасад отеля. Стекла вылетели на снег и поблескивали там алмазной крошкой. Изображавшая собаку фигура живой изгороди, которая направлялась к Дэнни с матерью, попятилась, расписанные тенью под мрамор зеленые глаза стали равнодушными, хвост поджался под брюхо, ляжки опали от малодушного страха. В голове Холлоранна зазвучал ее полный ужаса вой, к которому примешивалось испуганное, недоуменное мяуканье больших кошек. С трудом поднявшись на ноги, чтобы подойти к Венди и Дэнни и помочь им, он увидел нечто более кошмарное, чем все прочее: все еще укутанный снегом кролик бешено колотился в стальную сетку ограды на дальнем конце детской площадки и та, как цитра из плохого сна, вызванивала некое подобие музыки. Треск и хруст тесно сросшихся веток и прутиков, составлявших тело кролика и ломавшихся, как кости, долетал даже сюда.

– Дик! Дик! – закричал Дэнни. Он пытался поддержать мать, помочь ей дойти до снегохода. Вещи, которые он прихватил для нее и для себя, оказались раскиданы между тем местом, где они упали и тем, где стояли теперь. Холлоранн вдруг сообразил, что молодая женщина одета в ночную рубашку и халат, Дэнни – без курточки, а на улице мороз.

(Господи, да она босиком) Барахтаясь в снегу, он двинулся обратно, подбирая их с Дэнни куртки, сапоги Венди, перчатки. Потом побежал назад, к ним, время от времени проваливаясь выше колен и неуклюже выбираясь из снега. Венди была страшно бледна, шея с одной стороны – в крови, и эта кровь застывала на морозе.

– Не могу, – пробормотала она, едва ли сознавая, что творится вокруг.

– Нет, я… не могу. Извините.

Дэнни поднял на Холлоранна умоляющие глаза.

– Все будет тип-топ, – сказал тот и снова подхватил Венди. – Пошли.

Все трое направились туда, где снегоход застрял в снегу после разворота. Холлоранн усадил женщину на пассажирское сиденье и накинул на нее куртку. Приподняв ноги Венди, которые еще не были отморожены, но холодны, как лед, он как следует растер их курточкой Дэнни, а потом обул в сапоги. Лицо Венди было белым, как алебастр, затуманенные глаза полуприкрыты, но ее начинала бить дрожь. Холлоранн подумал, что это хороший признак.

Отель за их спинами сотрясли три взрыва подряд. Оранжевое пламя осветило снег.

Дэнни приблизил губы к уху Холлоранна и что-то прокричал.

– Что?

– Я говорю, вам это нужно?

Мальчик показывал на красную канистру с бензином, косо торчащую из снега.

– Кажись, нужно.

Дик поднял ее и встряхнул. Бензин еще был, сколько – он не мог сказать. Он привязал канистру к заднему сиденью снегохода. Ему пришлось несколько раз ощупать работу, прежде, чем убедиться, что все верно, потому что пальцы уже закоченели. Он в первый раз сообразил, что потерял перчатки Говарда Коттрелла.

(эти я посеял но сеструха тебе свяжет дюжину таких гови)

– Залезай! – крикнул Холлоранн мальчику.

Дэнни отпрянул.

– Мы замерзнем!

– Надо съездить к сараю! Там всякая всячина… одеяла… и все такое прочее. Давай, лезь к мамке за спину!

Дэнни забрался в снегоход, а Холлоранн повернул голову так, чтоб можно было прокричать в лицо Венди:

– Миссус Торранс! Держитесь за меня! Поняли? Держитесь!

Она обхватила его и прижалась щекой к спине. Холлоранн завел снегоход и осторожно повернул рукоятку, так, чтобы плавно тронуться с места. Женщина еле держалась и, если бы она съехала назад, то выпала бы сама и своей тяжестью сбросила мальчика.

Они поехали. Дик сделал круг, и они взяли курс на запад, параллельно отелю. Холлоранн прибавил ходу, чтобы попасть к сараю, обогнув отель с тыла.

На мгновение им открылась четкая панорама вестибюля «Оверлука». Из разлетевшегося пола била струя горящего газа, похожая на гигантскую свечку с именинного пирога – ярко-желтая середка, окаймленная мерцающим голубым. В тот момент казалось, что пламя лишь освещает отель, а не разрушает его. Видна была стойка администратора с серебряным колокольчиком, переводные картинки, изображающие кредитные карточки, старомодный кассовый аппарат, украшенный завитушками, небольшие узорчатые ковровые покрывала, стулья с высокими спинками, набитые конским волосом маленькие подушечки… Дэнни разглядел диванчик у камина, там в день их приезда – день закрытия – сидели три монахини. Но подлинный день закрытия наступил сегодня.

Потом эту картину загородили сугробы на крыльце. Еще минута – и снегоход заскользил вдоль западного крыла отеля. Все еще было достаточно светло, чтобы видеть, не включая фару. Теперь пылали оба верхних этажа, из окон выстреливали огненные флажки. Блестящая белая краска почернела и сходила лохмотьями. Ставни, скрывавшие живописный вид за окном президентского люкса – те ставни, которые Джек, согласно полученным инструкциям старательно закрыл в середине октября – теперь повисли, подобно пылающим головешкам, а за ними открылся широкий выбитый темный провал, похожий на беззубую пасть, разинутую в последнем беззвучном предсмертном рычании.

Венди прижалась лицом к спине Холлоранна, прячась от ветра, а Дэнни точно так же прижимался лицом к спине матери, поэтому финал видел только Холлоранн – но он никогда не рассказывал об этом. Ему показалось, что через окно президентского люкса вылетел какой-то громадный темный силуэт, заслонивший собой снежную целину. Он на миг обрел форму гигантской грязной мантильи, и ветер подхватил ее, разодрал, разорвал в клочки, как старую темную бумагу. Она разлезлась, попала в маленький водоворот дыма и через секунду исчезла. Словно ее и не было. Но за те несколько мгновений, что клочья мрачно крутились и плясали, подобно световым пятнам на негативе, Холлоранн припомнил кое-что из своего детства… было это лет пятьдесят назад, а может, больше. Сразу к северу от своей фермы они с братом нашли здоровенное гнездо земляных ос, втиснувшееся в выбоину под разбитым молнией старым деревом. У брата за ленту на шляпе был воткнут бенгальский огонь, сбереженный аж с четвертого июля. Парень вытащил его и сунул в гнездо. Оно взорвалось с громким «бэнг!» и оттуда понеслось сердитое гудение, поднявшееся чуть ли не до тихого визга. Ребята помчались прочь, словно за ними черти гнались. Холлоранн придерживался мнения, что в известном смысле черти имелись. В тот день, оглядываясь через плечо – вот как сейчас – Дик увидел большое темное облако шершней, поднявшихся в разогретый воздух. Они то кружились в едином водовороте, то разделялись, выискивая, что за враг так обошелся с их домом, чтобы им – единому групповому интеллекту – закусать его до смерти.

Потом та штука в небе пропала – в конце концов, это мог быть просто-напросто дым или огромный хлопающий обрывок обоев, – и остался лишь «Оверлук», который погребальным костром пылал в ревущей глотке ночи.

Ключ от висячего замка на двери сарая в связке Холлоранна имелся, но Дик увидел, что он не потребуется. Дверь была приоткрыта. Отпертый замок висел на одном ушке.

– Я туда не могу идти, – прошептал Дэнни.

– Ничего. Оставайся-ка ты с мамой. Туда всегда сваливали старые попоны. Теперь-то они, наверное, трачены молью, да все лучше, чем замерзнуть до смерти. Миссус Торранс, вы еще с нами?

– Не знаю, – ответил тусклый голос. – Наверное.

– Хорошо. Я мигом.

– Приходи побыстрей, – прошептал Дэнни. – Пожалуйста.

Холлоранн кивнул. Он направил фару на дверь и теперь неуклюже пробирался по снегу, отбрасывая перед собой длинную тень. Он толкнул дверь сарая и вошел. Попоны так и лежали в углу, возле набора для роке. Он взял четыре штуки – от них пахло затхлостью, старостью, и моль, само собой, всласть покормилась на дармовщинку, – а потом помедлил.

Одного молотка для роке не хватало.

(это им он меня треснул?) Ну, чем его треснули, значения не имело, ведь так? Тем не менее пальцы Холлоранна поднялись к лицу и начали ощупывать большую опухоль на щеке. Один удар – и трудов дантиста, которые обошлись Дику в шесть сотен долларов, как не бывало. И потом, (может быть, он треснул меня не этим. может, молоток потерялся, или его украли. или взяли на память, в конце концов) по сути дела, какая разница? Летом здесь некому будет играть в роке. Не только летом, вообще никогда в обозримом будущем.

Действительно, разницы никакой. Вот только вид расставленных в стойке молотков, одного из которых недоставало, словно бы очаровывал, захватывал. Дик поймал себя на том, что думает, как твердая деревянная головка ударяет по круглому деревянному шару. Бух! Замечательный летний звук. Что представляет, как шар катится по (костям, крови.) гравию. Это по ассоциации вызвало воспоминание о (костях, крови.) чае со льдом, гамаках, дамах в белых соломенных шляпах, комарином звоне и (скверных маленьких мальчиках, которые играют не по правилам) тому подобном. Точно. Приятная игра. Сейчас не в моде, но… приятная.