Фауст - Лео Руикби

«Народная книга» о Фаусте не содержит ни одного, даже самого неуловимого намёка, способного раскрыть правду о Елене, малыше Иусте или о последней воле Фауста. В реальности мы знаем о последних днях Фауста не больше, чем о других событиях его жизни.

Суд над доктором Фаустом

Одно из событий, возможных, но так и не случившихся при жизни Фауста, выглядит тем не менее весьма знаменательным. Фаусту так и не довелось предстать перед судом, церковным либо светским, по обвинению в занятии магией. В то же время магия подразумевала сношения с дьяволом – потому что образованные богословы отвергали саму возможность независимого обладания магической властью. Ведьм всегда обвиняли в связи дьяволом, и документы ведовских процессов дают немало свидетельств того, как обвиняемые признавались (обычно под пыткой) в том, что они были связаны договором. По собственному признанию Фауста, он занимался практической магией – и, следовательно, был обязан заключить договор с дьяволом. Этот вывод дополнительно подкрепляется эксцентричными высказываниями Фауста о его «куманьке», то есть дьяволе. Заключив договор, Фауст оказывался таким же виновным в ереси и отступничестве, как ведьмы. Но почему Фауста не постигла их участь?

По одному из предположений, сама инквизиция (и, пожалуй, всякий нормальный человек) опасалась преследовать Фауста ввиду его теснейшей связи с дьяволом{404}. Но обычно именно страх заставлял инквизицию сжигать еретиков на костре. Мы уже знаем, что поведение некоторых современников Фауста обернулось для них самым суровым наказанием. Фауста, которого выдворили из Ингольштадта, посадили в тюрьму в Батенбурге и едва не взяли врасплох в Виттенберге, спасал от петли палача вовсе не страх.

Благодаря докторской степени Фауст принадлежал к классу патрициев, как комтур ордена иоаннитов он должен был обладать происхождением, к тому же он вращался в кругу аристократов вроде фон Зиккингена, фон Гуттена и епископа Бамбергского. Могла ли близость к власти защитить от обвинений в колдовстве? В истории известно немало свидетельств, когда обвинения в колдовстве выдвигались против римских пап, королей, королев и их придворных, и если иммунитета не имели представители высшей духовной и светской власти, то несомненно, что это распространялось и на более низкие уровни феодального порядка. Несмотря на то что большинство ведьм принадлежали к низшим слоям общества, социальная иерархия не обеспечивала надёжной защиты.

Однако степень доктора – не важно, присуждённая официально или нет, – могла служить Фаусту своего рода профессиональным прикрытием. В 1983 году Лиланд Эстес написал о потрясающем факте. В ходе исследования он обнаружил, что по обвинению в колдовстве в Европе не было казнено ни одного профессионального врача с университетским образованием. По данным Кристины Лэрнер, внимательнейшим образом изучавшей охоту на ведьм в Шотландии, среди обвинявшихся в ведовстве были представители всех групп и слоёв общества, кроме врачей-терапевтов, хирургов и аптекарей. Столь особым эффектом обладала вовсе не степень доктора. Например, в 1453 году по обвинению в колдовстве был осуждён доктор богословия, а в 1589 году – доктор права. Решающим фактором была степень доктора медицины либо принадлежность какой-либо официально утверждённой медицинской программе. Медики обладали уровнем иммунитета, превосходившим иммунитет более высоких слоёв общества: их профессиональный статус был важнее социального положения.

Хотя Филипп Бегарди писал о выдающихся способностях Фауста в области медицины, современные ему источники указывают, что Фауст если он вообще был доктором, то доктором философии. Это несомненно означало, что он действовал под эгидой менее уважаемой профессии. Возможно, Фауст не попал в тюрьму лишь по воле случая. Мы слишком часто читали о том, что Фауст уехал в страшной спешке, и в одном таком случае в тексте прямо говорилось о том, что его собирались арестовать. К сожалению, мы не знаем, каковы были обвинения. Наконец, известно более или менее легендарное свидетельство о том, что Фауста всё же посадили тюрьму в Батенбурге. Точно так же репутации Фауста как чёрного мага и содомита оказалось достаточно, чтобы в 1532 году перед ним закрылись ворота Нюрнберга.

Другой тесно связанный фактор – это бродячий образ жизни Фауста. Обвинения в ведовстве по большей части выдвигались соседями или знакомыми предполагаемых ведьм, входивших с ними в одну компактную социальную группу. Их оговаривали из зависти, или они становились жертвами женской болтливости, а затем, под пыткой, оговор превращался в обвинение. Фауст, вечно бродивший между университетами и дворами знати, не участвовал местечковых разборках (даже если они происходили в крупных городах). Гендерная принадлежность обвиняемых в ведовстве, по-видимому, отражала то маргинальное и экономически непродуктивное положение женщины в обществе, о котором часто говорили сами женщины. Хотя, по статистике, мужчины гораздо реже попадали под обвинение в колдовстве, такое всё же случалось. Но ещё важнее был тот факт, что Фауст почти никогда не вмешивался в процессы разрешения локальных общественных конфликтов. Ни какая-нибудь торговка рыбой, ни прачка не могли питать к нему неприязни, которая могла бы оформиться в клевету. Напротив, обвинения сыпались на Фауста из его собственной среды, где обитали представители учёного мира и гуманизма.

Но Фауст не представлял исключения. Репутация, которой обладали Агриппа, Парацельс и даже сам Тритемий, могла легко привести каждого из них в суд по обвинению в колдовстве. Клеветники во главе с алхимиком и нумерологом Шарлем Булье заставили оправдываться даже Тритемия, о котором распустили слух, будто бы он занимается чёрной магией. Впрочем, несмотря на это, Тритемий продолжал консультировать императора по вопросам богословия и магии. Напротив, астрология была в моде, и должность придворного астролога, например Вирдунга, не выглядела чем-то исключительным. Не меньший интерес для властителей представляла алхимия. Обедневший учёный мог продать свои знания сильным мира сего, испытывавшим постоянные затруднения с наличностью. Как и Фауст, Агриппа и Парацельс были бродячими учёными, а Тритемий почти всю жизнь провёл в безопасности и комфорте. Этих людей вряд ли могли обвинить в том, что из-за них у соседской коровы сворачивается молоко.

Фауст и ему подобные в силу своего гендерного и профессионального статуса находились в позиции, более защищённой от обвинений в колдовстве. Если ведьмы, как правило, оказывались необразованными женщинами, жившими в условиях мизагонистского общества, то маги пользовались всеми преимуществами своих обширных познаний. Маги самостоятельно выработали защитный дискурс, позволявший им дистанцироваться от ведьм{405}. Такие, как Тритемий, могли привлекать в свою защиту довод о широкой образованности. При этом обладание магическими книгами не выглядело порочащим фактом и демонстрировало приверженность натуральной магии, вполне совместимой с идеями гуманистического христианства. В отличие от деревенских сплетниц, учёные-гуманисты и гуманисты-маги не обвиняли оппонентов в колдовстве. Обычно они использовали риторику, построенную на демонстрации глупости или недостойного сексуального поведения. Хотя с ходом Реформации отношение к магии изменилось (в основном под влиянием Лютера, во всём видевшего козни дьявола) и соответственно изменился подход к научной дискуссии, к этому времени земная жизнь Фауста близилась к концу, или, возможно, он был уже мёртв.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});