Охотники за сокровищами - Брет Уиттер

Миф о храбрецах-австрийцах породил целую толпу самозванцев, пытавшихся приписать срыв планов Айгрубера себе. Зепп Плисайс – в отличие от авторов «Красно-бело-красной книги» подлинный лидер Австрийского сопротивления – настаивал на том, что шахту спас его отряд. Австриец Альбрехт Гайзвинклер рассказывал, что британцы скинули его в район шахты на парашюте с заданием организовать спасение шедевров. Его истории звучали одна фантастичнее другой: он заставил Кальтенбруннера отозвать приказ Гитлера, он лично велел перенести произведения искусства в безопасное место и за одну ночь установил и взорвал снаряды – сложная работа, которая в действительности потребовала около недели. В 1946 году он уже заявлял, что Айгрубер собирался расстрелять произведения искусства из огнеметов. На волне этой лжи Гайзвинклер был даже избран в австрийскую Национальную ассамблею. Но чем красочнее становились его истории, тем меньше ему верили; наконец в 1950 году его исключили из ассамблеи.

Гораздо более заметных успехов добился доктор Герман Михель, глава отдела минералогии венского Музея естественной истории. Михель утверждал, что именно он послал майору Пирсону, возглавлявшему пехотный отряд в авангарде 3-й армии, сообщение о спрятанных в Альтаусзее сокровищах, включая драгоценности венгерской короны (венгерских драгоценностей в шахте не было – их нашли близ баварской деревни Матзее в болоте, в бочке из-под бензина). Поузи и Керстайн честно пытались предупредить американцев о сокровищах Гитлера, но первую информацию об Альтаусзее Пирсон получил не от них. Так что сообщение было правдой, неизвестно только, действительно ли его послал Михель или он просто приписал эту заслугу себе.

8 мая, когда Пирсон прибыл к шахте в сопровождении двух джипов и грузовика пехоты, его встречал Михель. Выдавая себя за эксперта, он провел американца по району, поведав ему о спрятанных в обрушившейся шахте сокровищах ценой в полмиллиарда долларов. Он всячески намекал (и впоследствии подтвердил свои намеки документами, которые угрозами забрал у остальных участников операции), что сыграл не последнюю роль в заговоре против Айгрубера с его планом минирования шахты. Пирсон поверил Михелю по самой банальной причине: тот был единственным из немцев, кто говорил по-английски. На самом же деле роль Михеля в том, что случилось в Альтаусзее, была в лучшем случае косвенной.

В 1938 году, несмотря на все свои попытки «подлизаться» к нацистам, доктор Михель был уволен с поста директора венского Музея естественной истории. Под руководством нового директора музей превратился в инструмент пропаганды расовой идеологии. Михель, которого назначили начальником отдела минералогии, во всеуслышание поддерживал организацию новых выставок, экспонаты которых демонстрировали расовые различия между людьми, а евреи противопоставлялись «идеальным» мужчинам и женщинам, разумеется принадлежащим к нордическому типу. Он произносил речи в поддержку Гитлера, вступил, «чтобы ослабить еврейское влияние», в Ротари-клуб и отвечал за связи с общественностью в местном отделении НСДАП.

И все же Михель был не фашистом, а скорее безнравственным оппортунистом. Долгие годы он лебезил перед убийцами и расистами и быстрее многих осознал, что в лице освободителей Альтаусзее явилась новая власть. В период безвластия, продлившийся с апреля по май 1945 года, следовало как можно быстрее забыть или исказить прошлое, и тогда сегодняшняя ложь станет завтрашней правдой. Тот, кто проявит активность, понимал Михель, не просто спасет свою шкуру, но и будет выглядеть незаменимым для союзников.

То же самое происходило по всей Германии и Австрии, где самые разные люди – как закоренелые нацисты, так и те, кто выдавал себя за отважных бойцов Сопротивления – пытались найти для себя место в условиях нового мирового порядка. Но Джорджа Стаута было не так легко обмануть. «Меня тошнит от лицемеров, – писал он, – от этих ничтожных ползучих тварей, которые сейчас стараются пролезть на хлебные места и на фоне всеобщего страдания ищут личной выгоды или личной славы». Разделяя его подозрения, Поузи арестовал всех нацистов в Альтаусзее, и только Михелю удалось обвести его вокруг пальца. Вскоре американские газеты уже восхваляли минералога как героя Альтаусзее.

А затем шумиха утихла. Историю Альтаусзее, несмотря на ее значение для мира искусства и культуры, вскоре затмили новые, еще более громкие сенсации – Освенцим, атомная бомба, стремительное ухудшение отношений с Советским Союзом, которым вскоре предстояло перерасти в холодную войну и определять будущий миропорядок. Именно это предвидел Керстайн, когда писал 13 мая 1945 года: «Когда ты получишь это письмо, ты, возможно, уже прочитаешь об этом [находке в Альтаусзее], но поскольку пресса в основном отмечает победу в Париже, эта история в силу своей необычности может и вовсе не попасть в газеты». И все же он добавлял: «Хотя я в этом сомневаюсь». В конце концов речь шла об одном из невероятнейших эпизодов в истории искусства – не говоря уже об истории мировых войн. Разве о таком забывают?

Но именно это и произошло. Об Альтаусзее было написано несколько статей и книг, но спустя короткое время даже художественное сообщество забыло об этих драматических событиях. И только в 1980-е годы австрийский историк Эрнст Кубин обнаружил документы – письма, приказы, стенограммы допросов и рассказы очевидцев, – которые помогли ему понять, что на самом деле случилось в Альтаусзее. Благодаря этим материалам, положенным в основу нашей книги, мы открыли для себя удивительную историю с еще более удивительными героями. Трудно представить себе лучшую иллюстрацию того, какие поразительные вещи могут происходить в смутные времена. Приходится признать, что история на самом деле складывается из хитросплетения намерений, отваги, сознательных трудов и слепой удачи.

Приказ Гитлера дал толчок уничтожению величайших произведений мирового искусства. Я уверен однако, что ключевую роль в их спасении сыграл его верный соратник Альберт Шпеер. 30 марта 1945 года Шпеер убедил Гитлера переписать приказ «Нерон»: вместо «полного уничтожения» непромышленных зон в нем теперь стояло «выведение из строя на длительный срок». Затем Шпеер издал собственные тайные указы, чтобы снизить масштаб планируемых разрушений или вовсе свести их на нет. Именно эти указы стали для руководства шахты прикрытием, благодаря которому удалось сорвать планы Айгрубера.

Они узнали об этих планах случайно, что бы ни утверждал Керстайн. 13 апреля 1945 года им сообщил о них доктор Гельмут фон Гуммель – секретарь Мартина Бормана в бункере Гитлера, посвященный во многие тайны Третьего рейха. Фон Гуммель хотел предотвратить взрыв, но не был готов делать это открыто – типичный нацистский трус, он предпочел столкнуть с Айгрубером директора шахты доктора Эммериха Пёхмюллера, не оказав последнему никакой поддержки. Айгрубер отказался говорить с Пёхмюллером по телефону, и директор шахты отправился в Линц, надеясь на личную встречу с гауляйтером, – дело было 17 апреля. Уже тогда он решил, что, если ему не удастся вразумить гауляйтера, он его обманет. С помощью технического директора шахты Эберхарда Майерхоффера Пёхмюллер разработал план: взорвать штольни и запечатать мины внутри шахты, чтобы до них было уже не добраться. А гауляйтеру они скажут, что усиливают мощность заряда – для надежности.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});