Тайна 21 июня 1941 - Чунихин Владимир Михайлович

Значит, что же получается? Оказывается, решения Верховного командования могут привести к поражению даже сильнейшую армию в мире. По-моему, после этих утверждений как-то неудобно отрицать такую несложную мысль, что уж победа армии не такой сильной тоже не обошлась, надо полагать, без решений уже своего Верховного командования. Или то, что армия не такая сильная стала армией более сильной не сама по себе, хаотически, так сказать. А в результате осмысленной деятельности. Чьей же? Ну чьей, как не того же самого Верховного командования.

Ведь просто же.

Впрочем, смехотворность утверждений о победе вопреки верховному командованию очевидна и без этой аналогии. Иначе придётся признавать очевидную глупость.

О том, что к победе под Аустерлицем Наполеон не имеет никакого отношения. Все сделали французские солдаты под руководством французских генералов. Вопреки Наполеону.

О том, что Александр Македонский не имеет никакого отношения к созданию империи Александра Македонского. Все сделали его гоплиты. А он только мешал.

О том, что Рузвельт с Черчиллем тоже примазались к славе победителей нацизма, подло отняв ее у солдат, офицеров и рабочих у станков, «подстегнутых инстинктом самосохранения народа».

Почему возникают такие непонятные глупости в вещах, вроде бы, простых и до предела очевидных? Думаю, дело вот в чём.

Разговор об эпохе Сталина очень часто упирается в личное неприятие этого человека. Жестокая и кровавая эпоха эта породила много жертв и много обид. И сегодня границей полярных часто мнений остаются отголоски личных потрясений того времени. В данном случае убеждать кого-то в чём-то рациональном и логичном бессмысленно, потому что противостоят тебе не доводы разума, а обида и ненависть.

Мне, в связи с этим, частенько приводят такой вот «убедительный» аргумент.

«А вот попали бы вы сами в руки НКВД, говорили бы по-другому».

Мне представляется, в связи с этим, давний уже сейчас матч «в далеком Багио». Сидят за шахматным столом Карпов с Корчным и пинают под столом друг друга ногами. Только, вне зависимости от того, кто из них кого больнее пнёт, ход ладьей на f7 предпочтительнее хода ферзь берет на e2. А слон b1 объективно все равно сильнее, как ни обвиняй своего противника в бесчеловечности.

Так ведь, Карпов и Корчной, кроме того, что пинали друг друга ногами, еще и делали ходы на шахматной доске. Именно это, кстати, было для них в конечном итоге главным. А у таких вот собеседников все их аргументы всегда живут за пределами шахматной доски. Для них оценка позиции на шахматной доске начинается и заканчивается на разборе того, как одеты шахматисты.

Такая вот удручающая разница.

«Если бы вы сами попали в мясорубку репрессий…»

Ну неужели никто из них так и не видит порочности таких аргументов? Им почему-то нужно, чтобы кто-то изменил свое мнение. Не под воздействием фактов. А в силу других причин. В силу той же личной обиды на Сталина.

Ну, допустим, попал бы я в такую «мясорубку». Ну, допустим, мои взгляды изменились бы.

И что? Как это повлияло бы на объективную реальность?

Я уже упоминал как-то о том, что мое отношение к этой проблеме сильно менялось в моей жизни. От полного неприятия роли Сталина в истории до моей сегодняшней позиции.

И как, скажите, моё тогдашнее отношение, как, впрочем, и отношение нынешнее, каким-то образом влияет на объективную оценку этой роли? Она ведь зависит не от чьих-то эмоций или чьих-то отношений. А от логики. Фактов.

Если бы я сегодня проклинал изо всех сил Сталина, думаете, от этого объективная оценка происходивших тогда событий была бы иной?

Ведь можно пинать под столом своего противника сколько угодно. Все равно ладья а5 объективно сильнее, чем конь берет d2. Как они этого не поймут? То, что они выделывают за пределами шахматной доски, никак не влияет на оценку позиции на ней.

Не так давно довелось мне прочесть в журнальном варианте

фрагменты книги Карела Чапека «Беседы с Т.Г. Масариком».

Приведу оттуда понравившиеся мне слова Масарика, прямо относящиеся к существу дискуссий о Сталине:

Вы хотите сказать, что науку и познание иногда используют во зло, используют неправильно? Да. Конечно. И все-таки я сказал бы: прежде всего — истина, истина всегда и всюду. Она никогда не бывает в противоречии с нравственностью, никакая ложь или неправда долго не продержатся, даже так называемая ложь fraus pia (сноска — святая ложь, ложь во спасение (лат.). Нам даны жизнь, взгляды, убеждения, а наши общественные отношения опутаны ложью, к тому же — еще и ненужной. Ложь — труслива; она — оружие слабых, довольно часто, — и насильников, — не сильных людей. Истина, честная истина, истинное познание никогда не может никому повредить.

Но вот заметим, как старательно уводится обычно существо разговора об эпохе на какие-то там никому не нужные рекорды. Рекорды, величие нации, что там ещё? Мощь и сила государства. Кажется, ничего не забыл. Вот так всеми этими звонкими словами подменяется обычно существо вопроса. Между тем, существо это предельно просто. Выживание цивилизации. Выживание русского мира.

Ох, как же не любят некоторые об этом вспоминать.

Вот, пожалуйте. Типичные мнения моих оппонентов.

Такое, например.

«Я не хочу думать, о том, кто и чего добился, если эти рекорды были построены на костях народа и на изломанных судьбах».

Или такое.

«Вы взялись обсуждать сейчас то, что не подлежит обсуждению среди людей».

Очень показательные слова.

«Я не хочу думать».

Все существо базовых принципов проклинателей Сталина можно свести к следующему: «Думать именно так — преступно».

Думать преступно… преступно думать… лучше не думать… не думать…

И начинается сон Разума. Который, как известно, рождает чудовищ.

Это и есть главный «базовый принцип» этих вот проклинателей.

А ведь думать согласно догме, не отступая в сторону от одобренного сверху учения, это ведь не что иное, как обычная практика большевизма в его законченном выражении. Только в политических ли взглядах в данном случае дело?

Ведь откуда вообще появился большевизм как образ мысли?

Не в 20-м веке он родился. И не в 91-м году скончался.

Здесь дело, вообще-то говоря, не в политике, а в способе мышления.

Вот как звучит первый, не произносимый обычно вслух, постулат идеологии большевизма:

«Думать именно так — запрещается».

Сравним:

«Думать именно так — преступно».

Кто-то видит разницу?

Думаю, наиболее ярко история человечества иллюстрирует этот способ мышления во взаимоотношениях средневековых Церкви и Науки.

Галилей пытается доказать свою теорию гелиоцентричности Солнечной системы.

Он предлагает в качестве доказательств цифры, результаты физических опытов…

Думая, что ему возразят такими же категориями доказательств.

Наивный.

В противовес ему выдвигается убийственный (в прямом смысле этого слова) аргумент: «А веруешь ли ты в Господа, сын мой?»

Джордано Бруно пытается обосновать теорию множественности миров.

Ему возражают:

«Отрекаешься ли ты от Диавола?»

Здесь они, корни способа мышления, которое можно с полным правом назвать «большевистским».

И странно. Сегодня видны эти корни не где-то, а именно в исполнении нынешних подвижников и мучеников борьбы со Сталиным. Когда кто-то пытается доказать что-то путем документов, фактов и цифр, а его убеждают, что сначала необходимо «определиться с базовыми принципами» или «мировоззренческими позициями», чуткое ухо слышит все тот же самый рефрен:

«А веруешь ли ты в Создателя, сын мой?»

В связи с этим зеркально отражают большевизм некоторые воспроизведённые сталиноборцами проявления их собственного мировоззрения. Касаются они поразительной схожести с большевистской моралью. Ее сформулировал Ленин, сказав, что бесклассовой морали не бывает. Что нравственность может быть только классовой. И что нравственно все, что служит интересам пролетариата. Соответственно, все, что не служит его интересам — безнравственно.