В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах - Свен Андерс Хедин

Эффект от письма получился мгновенный и поразительный. Ли-далой явился сам и смиренно, со слезами в голосе, стал уверять, что исполнит все мои требования. Затем он исчез, но скоро вернулся с сообщением, что не мог найти виновных и что никто даже не слыхал об этом происшествии. Тогда Ислам показал свою спину и заявил, что полосовавший его кнутом солдат имел глубокий шрам на левой щеке.

По моему требованию вся «лянцза» была прислана на двор караван-сарая, где мы остановились. «Вот он!» — закричал Ислам, когда мимо нас прошел солдат со шрамом, схватил его за шиворот и подтащил к Ли-далою. Тут последний проявил необычайное рвение и молниеносную распорядительность. Последовавшей затем сцены жители Курли, я думаю, долго не забудут. Они битком набили весь двор и заняли даже все соседние крыши.

Виновного растянули на земле, двое из его товарищей держали его за руки, двое за ноги, а пятый освободил нижнюю часть его тела от прикрытия, после чего солдат получил воздаяние той же монетой, какой он наградил Ислама. Через несколько минут я объявил, что теперь довольно и что мы удовлетворены.

Сцена эта, разумеется, была далеко не из приятных. Я вообще люблю действовать добром, но нельзя же было оставить безнаказанным избиение моего ни в чем не повинного слуги.

В тот же день я отправился к Ли-далою поблагодарить его за его распорядительность и был по дороге предметом особого внимания и почтения: все прохожие сторонились, давая мне дорогу, и мальчишки больше не осмеливались насмехаться надо мной. Сидя у Ли-далоя, я все время думал об одном обстоятельстве. Будь он похитрее, он бы, в ответ на мои требования, потребовал от меня паспорта и удостоверения, что Ислам-бай действительно русский подданный; что бы я стал делать? Пришлось бы тогда мне сократиться. Но, к счастью, Ли-далой не подумал о паспорте.

Аксакал андижанских купцов Куль-Магомет вел в Курле торговлю уже много лет и находился здесь во время смерти Якуб-бека. Рассказ аксакала об убийстве Якуб-бека значительно отличается от других рассказов об этом убийстве. Завоеватель пил вечером чай у своего наперсника, могущественного бека хотанского Ниаз-Хаким-бека. Ниаз-бек, соперничавший со своим повелителем, влил ему в чай яду, и яд быстро подействовал.

Курля и 55 окрестных селений отправляют в Ак-су и Дурал шерсть, овечьи и лисьи шкуры, хлопок, шелк и рис, а также пшеницу, маис, ячмень, гранаты и множество других плодов. Желтые сладкие местные груши, тающие на языке и называемые «нэсбет», славятся по всему Восточному Туркестану. Пшеницу сеют обыкновенно в марте; вызревает она в течение четырех месяцев. В селениях же с плохим орошением ее сеют осенью. Рис сеют в апреле, и вызревает он в течение двух месяцев.

По величине город принадлежит к одному разряду с Марал-баши, Янги-гиссаром, Гумой и Шах-яром; здешний базар не особенно богат продуктами, но самое расположение города на берегу хрустально-прозрачной реки, бегущей под небольшими мостами, можно назвать счастливым. Ради сбережения места в городе многие жилища воздвигнуты на сваях у самой реки. Некоторые из них имеют очень живописный вид. Сквозь щели пола виднеется темно-голубая вода, текущая тихо и плавно, словно масло.

XI. Древний Лобнор

В Курле мы прибавили к нашему каравану двух людей, возобновили запас продовольствия и наняли двух отличных проводников, которые проводили нас до Тык-келика, небольшого селения, расположенного на нижнем течении Конче-дарьи в том месте, где в нее впадают два разветвленных рукава Тарима. Ведут туда три дороги: одна вдоль Конче-дарьи, другая вдоль подошвы хребта Курук-таг (Сухие горы) и третья, между двумя первыми, по песчано-каменистой пустыне. Я выбрал последнюю из названных дорог и открыл во время следования по ней две древние, но хорошо сохранившиеся китайские крепости и целый ряд так называемых «потаев», высоких усеченных пирамид из дерева и глины, отмечающих расстояния, измеряемые китайской мерой «ли». Это открытие представляло большой интерес, так как доказывало, что тут в древности пролегал важный проезжий тракт.

Только что упомянутый тракт, без сомнения, и вел к древнему Лобнору, а когда озеро по причинам, которые укажу ниже, высохло, тракт этот был заброшен. О прежнем его немаловажном значении свидетельствуют «потаи»; китайцы и в нынешние времена утруждают себя возведением этих путевых знаков только на важнейших трактах.

Пржевальский первый из европейцев отправился на розыски Лобнора и нашел, что озеро лежит на целый градус южнее, нежели показывают китайские карты, и что вода в нем пресная, а не соленая. Вследствие этого между Пржевальским и немецким географом Рихтгофеном завязалась полемика. Рихтгофен доказывал, что такое внутреннее озеро, как Лобнор, не имеющее стока в океан, должно быть соленоводным. И раз открытое Пржевальским озеро оказалось пресноводным, а китайские топографы, никогда не заносящие на свои карты того, чего не видели своими глазами, поместили свой Лобнор на целый градус к северу от найденного Пржевальским, то Рихтгофен считал, что последнее новейшего происхождения, т.е. образовалось уже после того, как китайцы занесли на карту древний Лобнор.

Пржевальский, отправляясь на Лобнор, следовал по большой дороге между низовьем Тарима и Конче-дарьей и, таким образом, не мог убедиться — находится ли дальше на восток какое-нибудь озеро или хоть остатки озера, или нет. Чтобы решить этот вопрос, необходимо было следовать по восточной стороне Конче-дарьи, от которой, может быть, отделялся рукав, впадавший в древний Лобнор. В полемике, которую вели два великих путешественника, оба они, как я постараюсь доказать, были правы.

Европейцы, побывавшие на Лобноре после Пржевальского — Кэри и Дальглейш, принц Орлеанский и Бонва-ло, Певцов, его двое помощников Роборовский и Козлов, геолог Богданович и, наконец, Литледэль с супругой, — все шли по следам русского генерала. За исключением Певцова, они и не могли поэтому прибавить каких-либо ценных добавлений к добросовестному и мастерскому описанию этих трактов, составленному Пржевальским.

Если я теперь, отправляясь на Лобнор, желал видеть и узнать что-нибудь новое, что помогло бы мне решить спорный вопрос, я прежде всего должен был избегать пути, по которому прошли уже мои предшественники. Наоборот, мне следовало отыскать те области, где должно было, по свидетельству китайских авторитетов и согласно Рихтгофену, находиться древнее озеро Лобнор.

Со свежими силами и надеждой на успех оставил я 31 марта селение Тыккелик и направился прямо к востоку. Сопровождали меня Ислам-бай, Керим-Джан и двое людей, хорошо знакомых с местными путями. Они еще в Тыккелике сообщили мне, что далеко к востоку находится целая цепь озер.