Том 15. Простак и другие - Пэлем Вудхауз

— Ну, вот. Пошлите, пожалуйста, в Мейсен Эгсфорд, дом викария, мисс Анджелике Бриско.

И ушла; а Чайник с Мартышкой, словно опаленные молнией, нервно купили сардин, а также кусок хорошего масла. Потом они притихли, а после обеда Мартышка сказал Чайнику:

— Вот что, Чайник… А Чайник сказал:

— Да?

— Вот что, — продолжил Мартышка, — ты уж прости, но мне надо съездить в Лондон денька на два. Дела, понимаешь! Ничего, что я тебя брошу?

Чайник с трудом скрыл радость. Увидев эту девушку, он сразу понял, что надо заехать в Мейден Эгсфорд, и гадал, куда же деть тело, то есть Мартышку.

— Ну, что ты! — сказал он.

— Вернусь, как только смогу.

— Не торопись, — сердечно сказал Чайник. — Диалогу это пойдет на пользу. Любой актер знает, что хуже всего — слишком много репетировать. В общем, не торопись.

Наутро (конкретней — в субботу) Мартышка сел в поезд, а попозже Чайник, собрав вещички, перебрался в Мейден Эгсфорд, где поселился в «Гусе и Кузнечике». Устроившись в номере, он пошел в бар, освежиться, и его влюбленный взор тут же различил Мартышку, беседующего с девицей, продающей напитки.

Оба не столько удивились, сколько смутились.

— Привет! — сказал Чайник.

— Привет! — сказал и Мартышка.

— Значит, ты здесь?

— Да. И ты здесь?

— Да.

Они немного помолчали.

— Не поехал в Лондон? — спросил Чайник.

— Нет, — ответил Мартышка.

— Ы… — сказал Чайник.

— А ты не в Бридмуте?

— Нет.

— Ы…

Они помолчали снова.

— Сюда приехал? — спросил Мартышка.

— Да (Чайник). И ты, я смотрю, тоже.

— Да. Какое совпадение!

— Чудеса.

— Ну, ваше здоровье.

— Пип-пип!

Чайник осушил бокал по возможности браво, но душа его скорбела. Он мог помножить два на два, и понимал, что Мартышку привела сюда любовь. Это было неприятно. Позже он говорил мне, что именно тогда подумал, не сбежать ли, махнув рукой на диалог. Какие диалоги, какие остроты с таким низким изменником?

Беседа не шла, и Мартышка, суховато извинившись, отправился наверх. Чайник слушал отчет девицы о том, как действуют огурцы на ее желудок, когда появился молодой человек в костюме для гольфа и галстуке их школы.

Ну, сами знаете, что бывает, если ты увидишь былого собрата среди незнакомых. Вы кидаетесь к нему раньше, чем он поймет, в чем дело. Именно так собирался поступить и Чайник, когда бармен сказал:

— Здравствуйте, мистер Бриско.

Пораженный Чайник переспросил нервным шепотом:

— Бриско?

— Да, сэр.

— Из дома, где викарий?

— Да, сэр.

Чайник затрясся, как желе. Ее брат — его соученик! Есть ли связь сильнее школы? Да он и ему вроде брата.

Чайник прямо направился к столику, где сидел новоприбывший.

— Вижу, у вас галстук… — начал он.

Бриско нервно дернулся, но понял, что выхода нет, и слабо улыбнулся.

— Джину? — предположил он.

— Да я уже пью, — ответил Чайник. — Можно, я к вам переберусь? Это же чудеса! Добрая старая школа!

— О, да…

— Кажется, я учился позже класса на два, — предположил Чайник, поскольку Бриско был немолод, лет двадцати восьми. — Моя фамилия Фотерингей-Фиппс. А вы Бриско, да?

— Да-а…

Чайник что-то проглотил.

— Ы… А… Э… Кажется, я видел вашу сестру. Вчера. В Бридмуте. — Он приятно покраснел. Точнее, он побагровел и понял, что тайна раскрыта.

— Видели вчера, вот как? — спросил тем временем Бриско.

— Да.

— А сегодня уже здесь!

— Э-э… да.

— Ну-ну!

Они помолчали. Чайник бледнее не стал.

— Хотите с ней встретиться? — осведомился Бриско.

— О, да! Я ее видел недолго, она покупала бекон, но мне показалось, что она ослепительна.

— Пожалуй.

— То есть, я почти не разглядел, но есть в ней что-то этакое…

— Не без того.

— Я только взглянул, но сразу понял, что у нее чистая душа. Скажем, — совсем разошелся Чайник, — как у ангела.

— Да, встретиться вам надо, — сказал Бриско и покачал головой. — Но толку не будет.

— Почему? — забеспокоился Чайник.

— Ну, вы же знаете девушек. Вечно у них причуды. Сейчас она готовит ежегодный школьный праздник. Сразу видно, что вы человек умный, насмешливый. Тут не захочешь, а состришь. Смеяться она будет, это да, но на самом деле обидится.

— Да я ни за что на свете!

— Ну, хорошо. Предположим, что вы удержитесь. Тогда она попросит ей помочь. Это выше человеческих сил.

Чайник затрепетал. На такое он и не надеялся.

— Вы хотите сказать, что она разрешит мне…

— Неужели вы рискнете?

— Конечно! Конечно!

— Тогда дело в шляпе. Сейчас она за мной заедет.

И точно, минуты через две мелодичный голос позвал кого-то, откликавшегося на имя «Дурашка».

Бриско вывел Чайника на улицу, где стояла двухместная машина, и представил его Анджелике. Она улыбнулась, равно как и Чайник. Бриско сообщил, что его школьный друг горит желанием помочь с праздником. Анджелика улыбнулась снова; Чайник тоже. Уезжая, она напомнила, что подготовку начинают ровно в два, в понедельник.

За обедом Чайник с Мартышкой отрабатывали диалог. Они обычно делали это за едой, поскольку заметили, что жевание обостряет разум. Но сегодня любой увидел бы, что это не так. Как-то все шло натянуто, или, скажем, вяло. Мартышка сказал, что у его тетки ревматизм, но не дождался ответа. Чайник сообщил, что его отец не может встретиться с должниками, и Мартышка откликнулся: «А хочет?» Но не было в этом огня и даже искры. Наконец, они угрюмо умолкли, и тут заглянула девица из бара.

— Мистер Фиппс, — сообщила она, — мисс Бриско просили передать, чтобы вы пришли немного пораньше. Так, в четверть второго. Очень много дел.

— С удовольствием, — ответил Чайник, немного смущенный, поскольку друг его явно зашипел.

— Я ей передам, — сказала девица.

Когда она ушла, Чайник заметил, что Мартышка прожигает его взглядом.

— Что это значит? — спросил былой друг. Чайник притворился беспечным.

— Ах, ничего! У них тут школьный праздник. Дочь викария такая мисс Бриско, хочет, чтобы я зашел, ей помог.

Мартышка заскрипел зубами, но не очень успешно, поскольку он ел пюре. Зато по столу он стучал так, что костяшки побелели.

— Значит, ты втерся к ней в доверие? — спросил он.

— Что за тон, Реджинальд!

— Какой еще тон? Нет, какой тон? Как хочу, так и говорю. А ты — мерзавец. Столько лет дружили!.. Заполз, понимаете, сюда и обольщает ту, кого я люблю!

— Да ты…

— С меня хватит!

— Да я…

— Сказано, все!

— Да я ее тоже люблю! Разве я виноват, что мы оба ее любим? Если кто-то кого-то любит, он не обязан убить свои чувства ради еще кого-нибудь. В любви каждый — за себя. Что, Ромео уступил бы Джульетту? То-то и оно. Так что я не понимаю…

— Па-просил бы… — вставил Чайник.

Они замолчали.

— Фотерингей-Фиппс, — сказал наконец Мартышка — не передадите ли горчицу?

— Пожалуйста, Твистлтон-Твистлтон, — надменно ответил Чайник.

Неприятно поссориться со старым другом. Сидишь в захолустном кабачке, а поговорить не с кем. Так и прошло воскресенье.

В Мейден Эгсфорде, как во многих наших деревнях, в воскресенье не очень весело. Или вы сидите дома, или гуляете по главной улице до водонапорной башни и обратно. Вы поймете, в каком состоянии был Чайник Ф.-Ф., если я скажу, что, услышав вечерний звон, он выскочил из «Кузнечика», словно завидел пожарную машину. Мысль о том, что в Мейден Эгсфорде есть что-то кроме башни, поразила его. В три прыжка оказался он на церковной скамейке; и странные чувства возникли в его душе.

Есть что-то такое в церковной службе, когда ее служат в деревне, летом, что пробивает самых очерствелых. Дверь была открыта, и через нее доносился запах листвы и вьющихся цветов, жужжание пчел. Чайник преображался с каждой минутой. Слушая Писание, он уже был другим человеком.

Текст был ветхозаветный, из тех, где Авимелех родил Иезонию, а Иезония родил Захарию, и красота слов, как и мирные сельские звуки, вконец сокрушили сердце Чайника.

Он обидел старого доброго Мартышку! Лучший из людей, носивших лиловые носки, верный друг — и что же? Отвергнут, унижен, мало того, разлучен с любимой девушкой. Они дружили с детства, делили последний леденец. Что же это такое?! Допустимо ли это? Праведно ли? Авимелех в жизни не поступил бы так с Иезонией. Или, скажем, Иезония — с Захарией. Нет, не поступил бы.

Лучший, обновленный Чайник вышел из храма после долгой проповеди. Он принял решение. Быть может, оно разобьет ему сердце, перечеркнет оставшуюся жизнь, но от борьбы надо отказаться, отдать Анджелику Мартышке.

Вечером, закусывая, Чайник откашлялся и посмотрел на друга с печальной улыбкой.