Судьбы человеческие - Фэй Уэлдон

Первым же рейсом он улетел в Англию, к Барбаре, и — конечно же, хотя и прискорбно это признать, если мы с вами хоть немного опечалены гибелью Энджи, — к Хелен.

Он не хотел дожидаться положенного срока после похорон.

Хелен и Клиффорд

— Клиффорд, — воскликнула Хелен, — ты поступаешь абсурдно!

Она сидела в своей приятно обставленной гостиной, выдержанной в бледно-зеленых тонах шелковой драпировки и мебели светлого дерева, и держала в руках белый телефонный аппарат.

На ней был ниспадающий складками кремовый костюм, по груди шла мелкая изящная вышивка желтыми цветами, каштановые кудри обрамляли лицо.

При звуке голоса Клиффорда в телефонной трубке она побледнела, но не позволила голосу задрожать от волнения.

Нелл наблюдала за этим разговором из другого угла гостиной: она больше не вышивала розочки, этот заказ был закончен, но она так и осталась членом семьи Хелен. Да и Хелен уже не могла без нее обойтись: Нелл приказывала мальчишкам умыться, прибрать в комнатах, отвечать по телефону в отсутствие матери, и они приняли ее и ее приказы, хотя посмеивались и огрызались.

Хелен тоже посмеивалась, наблюдая за ней. Она и точно стала моей дочерью, думала Хелен: дочерью, которую у меня отняли.

Что касается Нелл, которая сейчас наблюдала за Хелен, разговаривавшей с Клиффордом по телефону, то ей казалось, будто она никогда еще не видела столь прекрасной женщины: она понимала, как сильно могла такая женщина влиять на сердца и жизни мужчин.

«Если бы только я была похожа на нее, — думала Нелл. — Если бы она была моей матерью…»

Затем Нелл подумала:

«Нет, я не смогу быть такой, я чересчур резка, груба и обидчива. Да и не хочу я связывать свою жизнь с мужчинами. Рядом с ними — пожалуй, но только не вместе с ними».

Сама по себе Нелл, за которой теперь наблюдала и ухаживала Хелен: настаивала на том, чтобы Нелл ела и спала побольше, следила, чтобы у Нелл всегда были занятия и интерес в жизни, — Нелл была очень хорошенькой, но едва ли отдавала себе в этом отчет, что происходит обычно со всеми девочками, лишенными отца.

Ее прическа — все еще короткие, взлохмаченные черные упрямые волосы — стала маркой «Дома Лэлли», а сама она — ведущей моделью. Ее стиль привносил дозволенную степень фривольности в имидж моделей «Дома Лэлли»: дорогих и торжественных, но чересчур серьезных. Да, опасность того, что «Дом Лэлли», гонясь скорее за деньгами, нежели за вкусом, исчерпает свои возможности и фантазию, существовала всегда — и Хелен была в курсе этого. Нужно было стимулировать интерес разных возрастных групп, и в этом смысле Нелл поддерживала юный облик моделей Лэлли как нельзя лучше.

Нелл рассматривала все происходящее с ней как счастливую случайность. Она с трудом могла принимать саму себя всерьез. И это также характерно для самооценки девочек, выросших без отцов.

— Клиффорд, — негромко и спокойно старалась говорить Хелен, — мы уже дважды были женаты. Третий раз — это чересчур. К тому же, близнецам это не понравится.

— Если ты скажешь, что близнецы — мои дети, я покорно приму это, — сказал Клиффорд. Он был настолько близок к извинению, насколько мог, но все же недостаточно, по мнению Хелен. — Но кому есть до этого дело?

— Им есть дело, — отрезала Хелен.

— Мы поговорим с ними позже, — сказал Клиффорд. — Ты ведь свободна и можешь выйти замуж?

Его голос в трубке был громок и тверд. Нелл даже не приходилось прислушиваться, чтобы расслышать слова.

— Я свободна, — подтвердила Хелен. — И мне нравится это положение. Я не хочу менять его.

— Я говорю с тобой серьезно, — продолжал Клиффорд. — Я возвращаюсь к тебе.

— Не стоит этого делать, — отвечала Хелен. — Клиффорд, я ждала этого звонка годами, но теперь слишком поздно. Я встретила другого человека.

И она положила трубку на рычаг.

— Но вы сказали неправду, ведь так? — в тревоге спросила Нелл. И в замешательстве добавила: — Простите, это личный разговор. Мне не следовало слушать его.

— Ты здесь ни при чем, — сказала Хелен. — В любом случае, не волнуйся: ты ведь член семьи. (Сердце Нелл так и подпрыгнуло в груди). — Конечно, никого я не встретила. Просто я не желаю страдать еще раз, — проговорила Хелен и заплакала.

Нелл не знала, что делать: она привыкла видеть Хелен спокойной, приветливой и озабоченной лишь работой, и не знала, каких усилий стоит Хелен представать такой перед детьми, не позволяя себе никаких других эмоций.

— По крайней мере, если страдаешь, то живешь, — сказала Нелл — и тут же почувствовала, что ляпнула глупость. Но больше ей ничего было сказать.

— Ну, тогда я живу, — сказала Хелен. — И очень бурно.

— Позвоните ему, — посоветовала Нелл. — Я бы позвонила.

Но Хелен не стала звонить.

Несколько моделей, которые вслед за этим разработала Хелен, не имели успеха. (Я знаю эту особенность за некоторыми женщинами: любовь подрывает их творческие способности. С другими женщинами, правда, происходит все наоборот. Они расцветают — и цветут на всех стезях и во всех смыслах). Нелл, которой были отданы эскизы на доработку, пришлось не дорабатывать, а переработать их полностью. Но Хелен даже не заметила этого.

Эскизы Нелл вышли более чем удачно: это было нечто. Глаза Нелл заблестели. Для нее это стало событием, началом карьеры. Поскольку быть моделью может любая: надеть тряпки, встать перед камерами: повернитесь сюда, встаньте так… Но это! Это было действительно достижением!

Клиффорд ежедневно звонил Хелен, и ежедневно она отвергала его.

— Скажи, что мне делать? — спросила Хелен у Нелл.

— Мне кажется, он любит вас, — осторожно ответила Нелл.

— Он любит, пока не появится кто-то получше меня, — сказала Хелен.

— Но ведь он богат, — возразила Нелл, очень практичная девушка…

— Это ее миллионы, — ответила Хелен. (Бедная Энджи, даже после смерти ее никто не помянул добрым словом!). — Его, конечно, можно только презирать после этого. И уж никогда я не смогу заботиться о ее ребенке. А он рассчитывает как раз на это. По правде говоря, я ему и нужна-то только как мать для его ребенка, и он полагает, что я соглашусь. Но я даже не могу припомнить, как зовут этого ребенка.

— Этого ребенка зовут Барбара, — твердо сказала Нелл.

Хелен не могла этого не знать: это знал весь мир. Ребенок с рождения был у всех на устах, тем более, что существовал запрет на представление ее ко двору. Теперь запрет был снят. Барбара была принята во Дворце. «Двор и Королевская семья скорбят о бедной сироте», отметили событие газеты. (Что касается Клиффорда, то он был наскоро реабилитирован в нашем вежливо-снисходительном обществе. Большая разница: то время и наше, когда нередко в высшем обществе бывают приняты убийцы — и даже хуже. Впрочем, и страна уже не та).