Утраченный символ - Дэн Браун

– Или назад. Ведь древние уже знали многое из того, что мы только сейчас начинаем открывать заново. Не пройдет и нескольких лет, как человеку придется принять то, что сегодня кажется немыслимым: мозг умеет вырабатывать энергию, способную преобразовывать физическую материю. – Кэтрин помолчала. – На наши мысли реагируют частицы… а значит, наши мысли могут изменить мир. Лэнгдон мягко улыбнулся.

375

Д. Браун. "Утраченный символ"

– Знаешь, во что я поверила благодаря своим исследованиям? Бог существует – это мысленная энергия, пронизывающая все и вся. А мы, человеческие существа, были созданы по его образу и подобию.

– Что, прости? – не выдержал Лэнгдон. – Мы были созданы по образу и подобию мысленной энергии?

– Именно. Физическое тело развивалось и эволюционировало, а вот разум был создан по образу и подобию Божьему. Мы понимаем Библию слишком буквально. Заучиваем про образ и подобие, но на самом деле Господа копирует не тело, а разум. Лэнгдон заинтригованно молчал.

– Это величайший дар, Роберт, и Господь ждет, когда мы его оценим. По всему миру люди возносят взоры к небесам, ожидая Господа… и не догадываясь, что это Господь дожидается нас. – Кэтрин сделала паузу, чтобы Лэнгдон успел отследить ход мысли. – Мы творцы, однако наивно прикидываемся "тварями". Считаем себя беспомощным стадом, которое пастырь-создатель гоняет туда-сюда. Валимся на колени, словно перепуганные дети, молим о помощи, о прощении, об удаче… Но как только осознаем, что действительно созданы по образу и подобию Творца, придет понимание: мы тоже способны Творить. И тогда наши способности раскроются в полной мере.

Лэнгдону вспомнился запавший в душу фрагмент из работы философа Мэнли Холла: "Если бы Бесконечный Бог не пожелал, чтобы человек стал мудрым, Он не снабдил бы его способностью к познанию".12 Профессор снова поднял глаза к потолку, к "Апофеозу Вашингтона", символизирующему торжество приближения человека к божественному образу. "Тварь… превращающаяся в Творца".

– А самое поразительное, – продолжала Кэтрин, – что, научившись распоряжаться собой в полную силу, мы научимся распоряжаться и окружающим миром. Мы сможем выстраивать реальность по нашему замыслу, а не просто реагировать на существующие условия. Лэнгдон опустил взгляд. – Как-то… страшновато. Кэтрин слегка смешалась, но в глазах мелькнуло уважение.

– Да, ты прав! Поскольку наши мысли способны изменить мир, надо тщательно следить за тем, что мы думаем. Разрушительные мысли ничуть не слабее конструктивных, а ведь разрушить всегда легче, чем построить.

Лэнгдон подумал обо всех заветах, предписывающих оберегать древнюю мудрость от недостойных и открывать ее лишь просвещенным. Вспомнился Невидимый колледж, вспомнился наказ великого Исаака Ньютона Роберту Бойлю хранить "в строжайшей тайне" их совместные исследования. "Разглашение, – писал Ньютон в 1676 году, – обернется для мира невиданной катастрофой".

– А теперь представь вот такой неожиданный поворот. – Кэтрин вернулась к прежним рассуждениям. – Во всех религиях мира испокон веков последователям внушалась необходимость верить и уверовать. Наука же, которая отвергала религию как собрание предрассудков, сегодня вынуждена признать, что ее будущее лежит именно в той отрасли, что ведает понятиями веры – способностью сосредоточенного убеждения и умысла. Та самая наука, что искореняла нашу веру в чудесное, сейчас наводит мосты через пропасть, которую сама же и создала.

Слова Кэтрин повергли профессора в глубокие раздумья. Потом Лэнгдон еще раз медленно поднял взгляд на "Апофеоз". Пер. В.В. Целищева.

376

Д. Браун. "Утраченный символ"

– У меня вопрос… – проговорил он, оглянувшись на Кэтрин. – Даже если я на секунду поверю, что могу влиять силой мысли на физическую материю и претворить в жизнь все свои желания… боюсь, мне не найти в своем жизненном опыте ни одного примера, который бы меня в этом убедил. Кэтрин пожала плечами: – Значит, плохо ищешь.

– Не пытайся отделаться отговорками. Так ответил бы священник. А я хочу услышать ответ ученого.

– Хочешь настоящий ответ? Пожалуйста. Вот я вручу тебе скрипку и поведаю, что ты можешь сыграть на ней прекрасную музыку… Я ведь не покривлю душой. Ты действительно на это способен – только сперва понадобятся годы упражнений. Точно так же и с разумом, Роберт. Управлять мыслью надо учиться. Чтобы воплотить намерение, требуется ювелирная сосредоточенность, полная сенсорная визуализация и глубочайшая вера. Мы это доказали экспериментально. И потом, точно так же, как с игрой на скрипке, у некоторых изначально заложен больший талант. Вспомни историю – сколько просвещенных умов совершали невероятное!

– Кэтрин, только не говори, что ты на самом деле веришь в чудеса. Вода, превращенная в вино, исцеление страждущих наложением рук… Кэтрин глубоко вдохнула, затем медленно выдохнула.

– Я наблюдала, как человек – простым средоточием мысли – превращает раковые клетки в здоровые. Я видела миллион случаев влияния человеческого разума на физические объекты. Когда подобное происходит у тебя на глазах каждый день, со временем привыкаешь и описанные в книгах чудеса уже не кажутся невозможными. Лэнгдона одолевали сомнения.

– Очень оптимистичный взгляд на мир, Кэтрин, согласен, однако для меня это гигантское усилие над собой. Ты же знаешь, вера мне всегда нелегко давалась.

– Тогда абстрагируйся от веры. Считай, что просто меняешь угол зрения, допуская, что мир не всегда такой, каким кажется. Все великие исторические открытия начинались с простой идеи, которая шла вразрез с привычным мироощущением. Взять, к примеру, пресловутое утверждение, что Земля круглая. Скольким гонениям оно подверглось, потому что у людей не укладывалось в голове, как такое может быть: ведь вся вода из океанов выльется… Гелиоцентризм считался ересью. Зашоренные умы всегда нападали на недоступное пониманию. Всегда найдутся созидатели и разрушители. Вечное движение. Рано или поздно созидатели обретают сторонников, количество сторонников достигает критической массы, и Земля вдруг делается круглой, а Солнечная система – гелиоцентрической. Меняется сознание, возникает новая реальность. Лэнгдон рассеянно кивнул. – О чем думаешь? У тебя какой-то вид загадочный.

– Не знаю. Почему-то вспомнилось, как выходил по ночам на байдарке, вставал посреди озера под звездами и размышлял обо всяком таком… Кэтрин ответила понимающей улыбкой.

– Наверное, каждому доводилось. Лежать на спине, смотреть в звездное небо… раздвигать горизонты. Она подняла глаза к потолку и попросила: – Дай пиджак, пожалуйста. – Зачем? – удивился Лэнгдон. Кэтрин свернула его пиджак вдвое и уложила поперек балкона как подушку. – Ложись.

377

Д. Браун. "Утраченный символ"

Лэнгдон улегся на спину, и Кэтрин пристроила его затылок на свернутый пиджак. А потом сама примостилась рядом. И так, словно малые дети, они прильнули друг к другу на узком балконе и устремили взгляды вверх, к гигантской фреске Брумиди.

– Вот так… – прошептала Кэтрин. – Вспомни то свое состояние… как в детстве, лежишь на спине в байдарке… смотришь на звезды… открыт навстречу всему неведомому и удивительному.

Лэнгдон послушно попытался представить, хотя на самом деле стоило ему поудобнее устроится на спине, как тут же накатила накопившаяся усталость. Взгляд затуманился – и тут над головой возник знакомый образ, от которого дремоту как рукой сняло. "Не может быть…"

Странно, что он не заметил раньше: композицию "Апофеоза Вашингтона" составляли два концентрических круга – одна окружность в другой. "Апофеоз" – это еще один циркумпункт?" Интересно, сколько таких совпадений он сегодня упустил?

– Я должна сказать тебе кое-что важное, Роберт. Тут есть один такой момент… наверное, самый ошеломляющий во всех моих исследованиях. "Как, еще не все?" Кэтрин приподнялась на локте.

– Даю честное слово, если мы, люди, освоим эту простейшую истину… мир изменится буквально в мгновение ока. Лэнгдон весь обратился в слух.

– Однако сперва позволь напомнить тебе об излюбленных масонских мантрах: "собрать разрозненное", создать "порядок из хаоса", достичь "единения". – Продолжай, – кивнул заинтригованный Лэнгдон. Кэтрин улыбнулась.

– Нам удалось доказать научно, что сила человеческой мысли возрастает в геометрической прогрессии пропорционально количеству умов, разделяющих эту мысль. Лэнгдон молчал, гадая, к чему клонит Кэтрин.

– Из этого следует вот что: ум хорошо, а два лучше, причем лучше не в два раза, а во много больше. Множество умов, трудящихся над общей мыслью, увеличивают ее воздействие – по экспоненте. А значит, усиливающим эффектом обладают разного рода молитвенные группы, исцеляющие круги, пение хором и всеобщее поклонение. "Универсальное сознание" – это не просто некая умозрительная концепция в духе "нью-эйдж". Это самая что ни на есть научно доказанная действительность… и, научившись ею управлять, мы сможем перевернуть мир. Это и есть основополагающее открытие ноэтики. Более того, процесс единения происходит прямо сейчас, буквально на наших глазах. Куда ни взгляни. Появляются средства общения, о которых мы даже не мечтали: "Твиттер", "Гугл", "Википедия" и остальные, – совместными усилиями создается пространство, объединяющее умы. – Она рассмеялась. – Помяни мое слово, как только я опубликую результаты своих исследований, у всех твиттерян в строке ответа на вопрос "Что делаешь?" тут же появится: "читаю про ноэ-тику", и интерес к моей области науки моментально возрастет в геометрической прогрессии. Веки у Лэнгдона отяжелели. – А знаешь, я до сих пор не научился посылать твиттинги. – Твиты, – смеясь, поправила Кэтрин. – Что? – Не важно. Закрой глаза. Я тебя разбужу, когда будет пора. За разговорами Лэнгдон совсем забыл и про ключ, выданный Архитектором Капитолия, и про то, зачем они вообще поднимались на эту верхотуру. Убаюканный новой волной дремоты, он смежил веки и погрузился в сонную темноту, где ворочались мысли об "уни-378 Д. Браун. "Утраченный символ" версальном сознании", о "мировом разуме" и "коллективной единичности Бога" у Платона, о "коллективном бессознательном" Юнга… И вдруг профессора озарила простая и вместе с тем поразительная догадка. "Божественное сокрыто во Множестве, а не в Едином".