Дочь Лунной богини - Тань Сью Линн

Мама с Пин’эр с раскрытым ртом слушали, как я спасла жизнь Ливею. Я не стала рассказывать им, на какую жестокость нас подталкивала госпожа Хуалин. Мне не хотелось раскапывать эти болезненные воспоминания и расстраивать близких еще больше. А когда я дошла до сделки с императором, перед которым раскрыла свою личность, лицо матери стало пепельно-серым.

— Как ты додумалась до этого? Зачем пошла на такой риск? — Она вскочила на ноги и принялась расхаживать по комнате, сжав руки так крепко, что побелели костяшки пальцев. — А если бы тебя посадили в тюрьму? И начали пытать? Или вообще убили?

— В тот момент мне это казалось вполне реальным, — засмеялась я.

Но мое веселье испарилось, когда я увидела ее серьезное лицо.

— Мама, я получила талисман Алого льва и благосклонность императора. Вряд ли мне удалось бы найти более подходящий момент. К тому же если бы я так не сделала, то не сидела бы сегодня здесь. и каждый день сожалела бы о том, что упустила такую возможность и не попробовала. Так было бы намного ужаснее. — Я замолчала и встретилась с ней взглядом. — Ты тоже рисковала собой, когда решила выпить эликсир, мама. — Она молчала, а в комнате стало так тихо, что я почти пожалела о своих словах. — Ты спасла меня тогда, и я благодарна тебе за это.

Слабая улыбка появилась на маминых губах, хотя по ее щекам катились слезы.

— Ах, хватит печалиться, — сказала Пин’эр, промокая глаза уголком рукава. — Сегодня счастливый день. Самый счастливый. Мы больше не будем плакать.

— К тому же, как вы сами видите, я в порядке, — уверила я и, поднявшись на ноги, развела руки в стороны.

Их глаза скользили по моему телу, пока обе не убедились, что у меня нет каких-то видимых ран. Хотя я не стала ничего говорить о паутине белых шрамов, расползшихся по груди. Раны от Небесного огня императора все еще причиняли боль. И я сомневалась, что они когда-нибудь исчезнут. Эта отметка останется на моем теле навечно. Но разве она имела значение? Несколько шрамов казались пустяком по сравнению с тем, чего мне удалось добиться.

Когда мама услышала, что капитан Вэньчжи оказался принцем Царства демонов, она ужаснулась.

— Как ты себя чувствовала, Синъинь? — с удивительной проницательностью спросила мать.

Так и не найдя слов, я покачала головой. Я все еще не смогла смириться с его обманом. А сейчас, в безопасности, тяжесть предательства Вэньчжи навалилась на меня вновь. И это причиняло совсем другие страдания, нежели расставание с Ливеем, хотя в обоих случаях я пострадала не по своей вине.

С Ливеем нас разлучили обстоятельства. Он был наследным принцем Небесной империи и имел обязательства перед подданными. А Вэньчжи… его двуличие и выбор сильно ранили меня. И эта боль смешивалась с раскаянием, ведь я оказалась настолько беспечна и неосмотрительна, что поверила в его ложь. А еще к ним примешивалась горечь оттого, что он заставил меня усомниться в себе. И что мне пришлось опуститься до уровня самого Вэньчжи и притвориться, будто выбрала его, чтобы накачать снотворным и сбежать. Я не стыдилась своего поступка, но и не гордилась им.

К счастью, у Пин’эр еще осталось много вопросов.

— Что случилось с жемчужинами? И с драконами?

Я старательно подбирала слова, чтобы отдать должное красоте, силе и изяществу зверей. А когда дошла до возвращения им сущности, мама накрыла мою руку своей. Не прозвучало ни единого упрека, что я подвергла опасности себя или чуть не лишила ее свободы. На мамином лице светилась лишь гордость.

— Драконы свободны, — прошептала Пин’эр. — Я считала, они больше не вернутся в наше царство.

Я продолжила свой рассказ и старалась отвечать на их вопросы максимально подробно. Но если воспоминание причиняло слишком много боли, — а я просто не могла это скрыть, — быстро меняла тему. Когда мы закончили, солнце высоко поднялось на лазурно-голубом небосклоне.

И только сейчас я развязала свой мешочек и полезла в него. Пальцы нашли холодную, как пригоршня снега, печать, которую мне отдал Небесный император. А сердце забилось так быстро, что едва удавалось вдохнуть. Я сползла со стула и опустилась на колени перед мамой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Синъинь, почему ты встала на пол? — Ее голос звучал смущенно, и она попыталась меня поднять.

Но вместо этого я протянула к ней свои ладони. В них лежала искрящаяся, как лед в солнечный день, печать. Меня сотрясала дрожь, но я и сама не могла объяснить, что ее вызвало: страх, волнение, надежда или все вместе. Сработает ли печать? Я буквально взмолилась, чтобы все получилось.

Мама взяла печать с моей руки и поднесла к лицу.

— Что это?

Но едва я собралась ответить, как металл сверкнул, из его глубины вырвались серебристо-белые лучи и окутали маму ослепительным сиянием. Мы с Пин’эр прикрыли глаза, практически ничего не видя из-за яркого света, но он внезапно погас, а печать потемнела, превратившись в тусклый уголек.

Мама застыла словно мраморная статуя. А когда наконец посмотрела на меня, ее глаза сияли от удивления ярче, чем тысячи зажженных фонарей.

— Чары разрушены. Я свободна.

Пин’эр вскочила на ноги, радостно ахая, а я почувствовала непередаваемое облегчение. До этого момента я опасалась, что император просто жестоко пошутил надо мной. Но он сдержал слово. Волна неконтролируемых эмоций захлестнула меня, распутав все глубоко спрятанные узлы, рассеяв притаившиеся тени и избавив от печалей. И моя душа наполнилась быстро растущей и искрящейся легкостью.

Наконец мы могли начать новую жизнь.

Глава 40

В детстве наша изоляция не давила на меня. У меня не было друзей или компаньонов, да я в них и не нуждалась. Мне хватало общения с мамой и Пин’эр. Но проведя несколько недель в такой тишине, я вдруг осознала, что соскучилась по друзьям из Небесной империи и других земель.

Хотя мое желание увидеть их исполнилось раньше, чем я предполагала. Уже на следующий день, еще до восхода солнца, Пин’эр сообщила, что прибыл Ливей. Я только разлепила глаза, и от осознания, что мы сейчас увидимся, сердце заколотилось в груди. Я подскочила с кровати и быстро умылась, затем поспешно натянула синий халат. «А ведь это его любимый цвет», — напомнил мой предательский разум, но мне удалось быстро его заглушить. Осталось только расчесать волосы, часть которых я собрала в пучок. Мои торопливые шаги нарушали тишину коридоров. Я твердила себе, что так спешу потому, что рада увидеть друга — любого друга — после стольких проведенных в одиночестве дней. Когда я вошла в зал Серебряной гармонии, обнаружила, что мама непринужденно беседует с Ливеем. Пин’эр стояла между их креслами и разливала чай. Поскольку обычно мы делали это сами, она пришла сюда лишь потому, что хотела поближе взглянуть на наследного принца Небесной империи.

А когда я действительно посмотрела на Ливея, мое сердце пропустило удар. Его темно-синий парчовый халат перехватывал черный пояс, с которого свисали кусочки нефрита и шелковые кисти. Свои длинные волосы Ливей скрепил золотым кольцом и убрал назад. Он сидел положив ладони на колени, его поза казалась непринужденной, чего я давно не видела, но, заметив меня, принц поднялся, и на его лице засияла лучезарная улыбка, которая затмила даже солнце.

— Ты… ты здесь, — пробормотала я, чувствуя, как связные мысли покидают мой разум.

— И без приглашения. Но надеюсь, ты не сочтешь меня нежеланным гостем? — Ливей потянулся и взял меня за руку.

Подобная близость застала меня врасплох, как и нескрываемая теплота в его взгляде.

— Нет, никогда, — наконец выдавила я.

Прекрасно все поняв, мама с Пин’эр заявили, что у них много дел, и оставили нас с Ливеем наедине. Судя по всему, мама искренне одобрила его, несмотря на ее прежние сомнения. Ливей умел находить общий язык со всеми, а его искренность располагала к нему людей еще до того, как они узнавали, кто он такой. Как это случилось со мной в нашу первую встречу.

— У тебя все хорошо? — спросил он.