Собрание сочинений. Том 2 - Артур Дойль

— Да, сэр, я арестована, — сказала она. — Я слышала весь разговор и поняла, что вы знаете правду. Я признаюсь во всем. Да, я убила этого молодого человека. Но вы были правы, сказав, что это несчастный случай. Я даже не знала, что у меня в руках нож, потому что в отчаянии я схватила первое, что попалось под руку, и ударила его, чтобы он отпустил меня. Я говорю вам правду.

— Мадам, — сказал Холмс, — я не сомневаюсь в том, что это правда. Может быть, вы присядете: мне кажется, вам нехорошо.

Мертвенная бледность залила ее лицо, и эта бледность была еще более ужасной от темных потеков грязи. Она села на край кровати.

— У меня мало времени, — продолжала она, — но я хотела бы рассказать вам всю правду. Я жена этого человека. Он не англичанин. Он русский. Я не назову его имени.

Старый профессор в первый раз зашевелился.

— Побойся бога, Анна! — закричал он. — Побойся бога!

Она взглянула на него с величайшим презрением.

— Зачем ты так цепляешься за свою презренную жизнь, Сергей? — сказала она. — Ты причинил вред многим и никому не сделал ничего хорошего, даже себе. Но не бойся, я не порву гнилую нить твоей жизни до положенного ей срока. Я достаточно взяла греха на свою совесть с тех пор, как переступила порог этого проклятого дома. Но я должна продолжить свой рассказ, а то будет поздно. Да, джентльмены, я жена этого человека. Ему было пятьдесят, а я была глупая двадцатилетняя девчонка, когда мы поженились. Это было в России, в университете, я не буду называть вам его.

— Побойся бога, Анна, — пробормотал старый профессор опять.

— Мы были революционеры, нигилисты, вы знаете. Он, я и многие другие. Потом начались преследования, был убит высокопоставленный полицейский чиновник, многих арестовали, и для того, чтобы спасти себя и получить большую награду, мой муж выдал жену и товарищей. Мы были арестованы. Некоторые отправились на виселицу, других сослали в Сибирь, и в том числе меня. Моя ссылка не была пожизненной. А мой муж, захватив с собой деньги, запятнанные кровью, уехал в Англию и поселился здесь в полном уединении, хорошо понимая, что как только организация узнает о его местонахождении, не пройдет и недели, как свершится правосудие.

Старый профессор протянул дрожащую руку и взял сигарету.

— Я в твоей власти, Анна, — сказал он, — но ты всегда была добра ко мне.

— Я еще не рассказала о главном его злодеянии, — продолжала она. — Среди членов организации был мой друг. Он был благороден, бескорыстен, он любил меня, словом полная противоположность моему мужу. Он ненавидел насилие. Мы все были виноваты — если это вина, — но он не был. Он писал мне письма, в которых убеждал меня избрать иной путь. Эти письма и мой дневник, в котором я изо дня в день описывала мои чувства к нему и наши разные убеждения, спасли бы его. Мой муж нашел этот дневник и письма и спрятал их. Он старался изо всех сил очернить Алексея, чтобы его присудили к смерти. Но ему не удалось. Алексей был сослан в Сибирь на каторгу. В эти минуты, когда мы здесь с вами сидим, он надрывается там в соляной шахте. Подумай об этом, негодяй, гнусный негодяй! Алексей, человек, чье имя ты недостоин даже произносить, влачит тяжкую жизнь раба, а ты благоденствуешь. Твоя жизнь сейчас в моих руках, но я не хочу марать их!

— Ты всегда была благородной женщиной, Анна, — сказал он, затягиваясь сигаретой.

Она поднялась, но тут же упала назад, застонав от боли.

— Я должна кончить, — сказала она. — Когда мой срок истек, я решила достать дневники и письма и отправить их русскому правительству, чтобы моего друга выпустили на волю. Я знала, что мой муж в Англии. После многих месяцев бесплодных поисков я наконец нашла его. Я знала, что он хранит дневник, потому что получила в Сибири от него письмо, в котором он укорял меня, приводя выдержки из дневника. Но я была уверена, зная его мстительность, что он не отдаст мне дневник по своей воле. Я должна была выкрасть его. С этой целью я наняла частного агента-детектива, который поступил в дом мужа в качестве секретаря, это был твой второй секретарь, Сергей, тот, который так поспешно покинул тебя. Ему удалось выяснить, что дневник и письма лежат в среднем ящике секретера, и еще он сделал отпечаток ключа. Больше он ничего не хотел делать. Он передал мне план дома и сообщил, что во второй половине дня в кабинете никого не бывает, потому что секретарь работает вот здесь, наверху. В конце концов я решилась и проникла в дом, чтобы забрать бумаги. Мне это удалось, но какой ценой! Бумаги были в моих руках, и я уже запирала ящик стола, когда молодой человек схватил меня. Я его видела утром. Мы встретились на дороге, и я спросила его, где живет профессор Корэм, не зная, что он работает в качестве секретаря в этом доме.

— Совершенно правильно! — воскликнул Холмс. — Придя домой, секретарь рассказал своему хозяину о встрече. Умирая, он попытался объяснить, что это была она, то есть та, о которой он ему говорил.

— Дайте мне кончить, — властно сказала женщина, и лицо ее исказилось, как от боли. — Когда молодой человек рухнул навзничь, я бросилась вон из комнаты, ошиблась дверью и оказалась в спальне мужа. Он хотел выдать меня. Но я сказала ему, что его жизнь в моих руках. Если он выдаст меня правосудию, я выдам его организации. Я хотела жить не ради самой себя, я должна была исполнить задуманное. Он знал, что я выполню то, что сказала, и что судьба его в моих руках. По этой причине и только по этой он спрятал меня. Он толкнул меня в этот тайник, оставшийся от былых времен и известный только ему одному. Он ел у себя в спальне и мог уделять мне часть своей еды. Мы решили, что, когда полиция покинет дом, я ночью выскользну и никогда больше не вернусь. Но вам каким-то образом все стало известно.

Она вынула из-за лифа небольшой пакет.

— Выслушайте мои последние слова. Этот пакет спасет Алексея, я доверяю его вашей чести и вашей любви к справедливости. Возьмите его. Отнесите в русское посольство. Я исполнила свой долг и…

— Остановите ее! — воскликнул Холмс. Он бросился к ней и вырвал из ее рук маленькую склянку.

— Поздно, — сказала она, повалившись на кровать. — Я приняла яд, перед тем как выйти из убежища. Голова кружится. Я умираю. Прошу вас, сэр, не забудьте пакета.

— Простой случай, а между тем в некоторых отношениях весьма поучительный, — заметил Холмс, когда мы возвращались в город. — Все дело зависело от пенсне. Если бы не счастливая случайность, что умирающий секретарь в последнюю секунду схватил его, я не убежден, что мы бы нашли решение. Мне было ясно, что, лишившись таких сильных стекол, человек становится беспомощным и слепым. Помните, когда вы уверяли меня, что она и обратно прошла по той узкой полоске травы, ни разу не ступив в сторону, я сказал, что это был подвиг. Про себя я решил, что это невозможно, разве что, на наше несчастье, у нее оказалось в запасе второе пенсне. Тогда я стал серьезно обдумывать гипотезу, что обладательница пенсне находится в доме. Обнаружив сходство двух коридоров, я понял, что она очень легко могла спутать их. В таком случае, очевидно, она должна попасть в спальню процессора. Это соображение насторожило меня, и я тщательно осмотрел комнату, рассчитывая заметить в ней хоть какие-нибудь признаки тайника. Ковер был цельный и туго натянут на полу, и я отбросил мысль о люке. Могла быть ниша позади книг, это бывает в старинных библиотеках. Я обратил внимание, что книги навалены на полу повсюду, только не перед этим шкафом. Он, следовательно, мог служить дверью. Но никаких других знаков, подтверждающих мое предположение, не было. Тогда я опять обратил внимание на ковер. Он был серовато-коричневый, и я мог легко проделать один эксперимент. Для этого я выкурил несметное количество этих великолепных сигарет и усыпал весь пол возле подозрительного шкафа пеплом. Эта простая уловка оказалась очень эффективной. Потом мы пошли вниз и я, Уотсон, в вашем присутствии удостоверился (впрочем, вы не совсем поняли, куда клонят мои расспросы), что профессор стал есть гораздо больше. Это следовало ожидать, раз ему пришлось кормить еще одного человека. Затем мы снова поднялись в спальню. Рассыпав коробку с сигаретами, я получил возможность внимательно исследовать ковер и убедился, что в наше отсутствие узница покидала свое убежище. Ну, Хопкинс, вот и Чаринг-Кросс. Поздравляю вас с удачно расследованным делом. Вы, я не сомневаюсь, поедете отсюда прямо в Скотленд-Ярд. А наш путь, Уотсон, в русское посольство.

Пропавший регбист

(Перевод Ю.Левченко)

Из множества загадочных телеграмм, приходивших на Бейкер-стрит, мне особенно запомнилась одна, которую принесли хмурым февральским утром лет семь или восемь назад. Телеграмма была адресована Шерлоку Холмсу, и в ней говорилось: «Подождите меня. Ужасное несчастье. Исчез правый трехчетвертной. Крайне необходим завтра. Овертон». Целый час просидел Холмс, размышляя над ней в недоумении.