Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая - Станислав Владимирович Далецкий

сойдя с поезда, не озаботился на станции приобрести даже хлеба.

Иван – возница сочувственно посмотрел на устало шагавшего рядом с телегой Ивана Петровича, снова порылся в своем мешке и постав еще кусок хлеба и кусочек сала предложил их своему попутчику, добавив: – На, перекуси и ты, мил человек, но вечером, на постое в селе, вам придется оплатить хозяевам и ночлег наш и ужин. Уж не обессудьте, но мне нечем расплатиться за постой: видите, купил себе галоши на валенки и поиздержался. – И он горделиво показал на свои новые галоши, надетые на старые латаные валенки.

Подкрепившись и попив воды из фляжки, поданной ему возницей, Иван Петрович приободрился и продолжил путь, когда пешком, когда присаживаясь на телегу, где дорога было получше. Березовые леса то подходили к самой дороге, то удалялись к горизонту, открывая обширные поля и пустоши, лишь местами покрытые потемневшими остатками снежных сугробов, накопившихся за долгую сибирскую зиму.

Иван – мужичок, обернулся, и, показывая на почти оголившиеся от снега поля, пояснил: – Нынче много снега была зимой и на полях намело, всё никак не растает, а много весенней влаги – значит быть урожаю хорошему, если засухи в июне месяце не будет и майских заморозков. Земли вон сколько: паши и сей, как снега сойдут, и установится тепло. Надо только угадать, чтобы ни припоздниться с севом пока земля держит влагу, но и не поторопиться, чтобы ни попасть под заморозки.

Есть в деревнях старики, которые могут указать точно, когда сев вести надо, только мало их нынче кто слушает. Образовался колхоз в моей деревне, туда прошлым годом прислали трактор, он вспахал за ночь сколько смог и, не дожидаясь срока сева в другой колхоз переехал, а сеяли, конечно, лошадьми.

Надо сказать, что прошлый год выдался урожайным на зерно и люди приподнялись в колхозах. А вот в позапрошлом году засуха здесь была, рожь и пшеница выгорели, картошка тоже не уродилась, сено и то заготовить негде было: зимой скотину вениками березовыми кормили в колхозах и на подворьях – где коровы уцелели. Народ почти голодал, а в прошлом году ничего, справно с харчами было.

Вот так берёза помогла спасти скот. Мне отец говорил, что слышал он от деда, будто здесь раньше береза не росла, а появилась она вместе с русскими людьми, которых привёл Ермак Тимофеевич: казахи местные так и говорили, что пришел белый человек, и с ним появилось здесь белое дерево.

Только сомневаюсь я этим рассказам: получается, что в те времена здесь и лесов совсем не было: иначе куда бы делись сосны и ели? Ведь этих лесов здесь нет на сотни вёрст вокруг. Наверное, здесь степь была сухая без озер и лесов, потом береза и осина прижились, низины заполнились водой– так появились озера и болота и стало, как сейчас нам видится, – продолжал рассуждать мужичонка, разговаривая вслух о географии местности.

Иван Петрович то шёл, то присаживался на телегу, иногда вступая в разговор и расспрашивая о подробностях местной жизни в которой он намеревался принять участие спустя много лет.

Оказалось, что уклад жизни здесь почти не изменился после революций и гражданской войны: угар потрясений прошел, и новые веяния появлялись и приживались здесь постепенно, прорастая, как весенняя трава сквозь дёрн отживших свое предыдущих наслоений и нравов. Единственно, что сильно встряхнуло жителей этих мест, стала коллективизация крестьян в колхозы, однако, общественное ведение земледелия в этих местах было присуще и прежде, поскольку частной собственности на землю почти не было, земля и леса вокруг деревень принадлежали общине и распределялись среди семей по едокам – по лицам мужского пола. А далее семья сама распоряжалась доставшимися ей по жребию угодьями, или несколько семей сговаривались и совместно засевали поля, убирали урожай и делили его по работникам и лошадям. Теперь то же самое, стали делать и в колхозах, только часть урожая надо было сдать государству, как налог на колхоз вместо прежнего налога на двор.

– А как в деревне, откуда вы родом, идут дела? – поинтересовался Иван Петрович.

– Дела как сажа бела, – ответил Иван – возница. У нас деревня не– большая, всего 50 дворов, богатеев не было, из зажиточных – один двор Малышевых и как начали колхоз организовывать, так Малышев Степан, старший, лошадей сразу в колхоз свёл и сам с семьей вступил туда – потому его и не раскулачили, а собранием выбрали председателем и как было раньше, так стало и сейчас: что Малышев скажет – то они и делают.

У него и магазин был в деревне, так теперь там школу образовали и учителку прислали издалека, чтобы детишек грамоте учить. В прошлом годе весной трактор прислали – он помог вспахать новые земли и год урожайный выдался, зерном сельчане затарились, разрешили на двор по корове держать, ну там ещё свинью на картошке и отрубях откормить, а мясо на рынке в нашем городе можно было продать, вот народ и повеселел.

Наша артель там два дома новых поставила прошлым летом, а до того лет десять ни одного дома никто не построил. Если строиться, начали – значит, жизнь налаживается, а мне всё одно: что нонешняя власть, что прежняя – лишь бы людей не мучила и жить давала. Нонешняя власть, кажись, получше царской будет: сначала круто завернула, а теперь помягчела, дай бог и дальше так.

За этими разговорами путь коротался незаметно, и на закате солнца вдали показалось большое село, где и ожидался ночлег.

Лошадь, завидев село, тоже заторопилась, видно помнила, что два дня назад останавливалась здесь на ночлег и получила хорошую охапку сена и ведро овса в колоду.

Въехав в село, Иван – возница свернул с дороги к крайнему дому с обширным двором, соскочил с телеги, по – хозяйски открыл ворота и, взяв лошадь под уздцы, завел повозку во двор, где уже стояли две телеги, а распряженные лошади, привязанные к коновязи, хрустели сеном. Из сеней дома – пятистенка вышла пожилая женщина, почти старуха, всмотрелась в приезжих и, узнав в Иване своего недавнего постояльца, разрешительно махнула ему рукой.

Иван распряг лошадь, привязал ее рядом с двумя другими, взял с телеги большую охапку сена и бросил его в кормушку, сколоченную из жердей вдоль коновязи. Затем он взял с телеги ведро, прошел с ним к колодцу в конце двора, поднял воротом полное ведро воды и, перелив воду в свое ведро, поднес его к морде лошади, которая неторопливо напилась после долгой дороги. Иван – возница