Театр китового уса - Джоанна Куинн

Уиллоуби из-под лестницы и спит в ней, вернувшись на чердак.

Кристабель видела Флосси, Бетти и мистера Брюэра, когда только вернулась из Лондона, но ей кажется, что их жизни только на мгновение свернули с дороги, чтобы поприветствовать ее, и затем продолжили идти своим чередом. Бетти и мистер Брюэр оба заняты с деревенскими приготовлениями к Рождеству, а Флосси только изредка возвращается из Дорчестера. Иногда она находит их в кухне смеющимися над чашками чая, делящимися шутками и местными сплетнями, и чувствует себя неловко в их компании, наблюдая союзы и привычки, сложившиеся без нее.

Она все острее ощущает завесу тишины, которую носит с собой, тот факт, что не может ничего рассказать о том, где была и чем занималась, и она определенно не может поделиться тем, что слышала о Дигби и бурлящей смеси эмоций, которые теперь вызывает его имя. Это кажется деревянной ногой, которую она теперь таскает за собой: инвалидность, о которой все они в каком-то роде в курсе, но которую не могут заставить себя упомянуть. Она – бродящий по палубе корабля Ахав с ребристым, корявым лбом, с бессонной, неустанной, одинокой мыслью.

Все вопросы о том, чем она занималась на службе, встречают отрывистое «ничем особенным», «чем обычно». Но они знают ее достаточно хорошо, чтобы знать, что эти резкие ответы – защита, даже пусть и не могут представить, что лежит за ней.

Ее голова занята мыслями о Дигби. Ее тошнит от мысли, что его поймали. Представить, что методы пыток, которые использует гестапо, – те, о которых она слышала на подготовке, – применяются к ее брату, вызывают неистовство, почти безумие. Она боится, что выйдет из ума, только чтобы не оставаться в нем с такими представлениями.

Но еще в ней кипела злость. Злость, что ее собственная война подошла к резкому концу. Она знает, что Дигби верен до конца и был бы оскорблен, узнав, что стал причиной ее отставки, но какой бы ни была причина, ее отослали домой, и не из-за ее собственного промаха, а из-за чужого. Эта несправедливость бурлит тугим узлом в груди.

Ее приводит в ужас мысль о том, что возле ее имени теперь может быть знак вопроса. Что Софи, или Анри, или другие агенты могут услышать о ее возвращении из Франции и подумать, не предательница ли она – худший из всех возможных исходов, когда она так стремилась к успеху. В ночи она будит себя криками во сне.

Когда она бродит по скалам возле Чилкомба, она иногда видит вдалеке странные военные машины, движущиеся в мелких водах возле пляжа Веймут, – машины-амфибии, смесь грузовика и лодки. Все больше американских солдат становятся лагерем в лесах на Хребте, и мистер Брюэр говорит, что целую деревню дальше по побережью эвакуировали, чтобы использовать для военной подготовки. Они готовятся к высадке в Европе, она уверена, прямо на ее пороге – а она может только наблюдать.

Когда Кристабель прибывает в новый деревенский клуб Чилкомб-Мелл, выстроенный из красного кирпича, она находит внутри ряды столов с детьми, под присмотром нескольких молодых женщин, старательно раскрашивающих газеты для бумажных гирлянд и обвязывающих лентами пучки остролиста. Чуть дальше группа из примерно восьми женщин, от тридцати до семидесяти, сидит за столом возле сцены, живо беседуя. Некоторые вяжут, одна выступает секретарем. Она полагает, что это и есть Рождественский комитет.

Кристабель приближается к столу и представляется. Услышав «Сигрейв», они все начинают подниматься на ноги. Порхание вежливых жестов – предложения сесть, предложения чая. Кто-то убегает найти еще один стул. Кристабель, не желая садиться, оказывается стоящей возле стола с женщинами, которые не знают, как расположиться по отношению к ней. В итоге Джойс снова садится, и остальные следуют ее примеру, кроме той, что отправилась на поиски дополнительного стула – она остается стоять позади него, вцепившись в него двумя руками, как лакей.

– Джойс сказала, что вы ищете помощника для Рождественской постановки, – говорит Кристабель, чувствуя себя учительницей, обращающейся к студентам. Она замечает, что они поглядывают на ее старые брюки и запачканные грязью ботинки.

– Как вы все знаете, мисс Кристабель из поместья, – говорит Джойс комитету. – У них есть уличный театр, возле пляжа. У нее есть опыт в постановке пьес.

Комитет издает вежливые звуки заинтересованности. Одна из пожилых женщин говорит:

– Я помню вашего отца. Он однажды устроил фейерверк в канун Нового года.

– Неужели? – говорит Кристабель.

Другая женщина говорит:

– Что привело вас обратно в Чилкомб, мисс Сигрейв? Я слышала, вы на службе.

– Я была, – говорит она. – И хотела бы там остаться. Но нет.

Неловкая пауза, затем женщина помладше говорит:

– У вас, случайно, нет костюмов, мисс Кристабель? Ни у кого теперь нет лишней одежды. В смысле, ни у кого в деревне.

– Я только недавно нашла несколько чемоданов с костюмами, – говорит Кристабель, пытаясь казаться более дружелюбной. – Вы должны зайти посмотреть на них.

Звуки благодарного удивления, на листе появляется запись.

– Вы обрезали волосы, мисс Кристабель? – спрашивает Джойс. – Вы по-другому выглядите.

– Да, сама. Боюсь, вышло ужасно. Они меня раздражали.

– Очень практично, я уверена, не будет лишним, когда вернетесь к работе в скорой помощи. Норман! Эти ягоды ядовитые.

– Позвольте мне вам сказать, – говорит Кристабель, – у меня нет желания вмешиваться в вашу пантомиму. Я всего лишь зашла предложить свою поддержку, как просила Джойс.

Джойс смеется.

– О, нам не нужно ваше вмешательство, мисс Кристабель. Все идет по плану. Я просто думала, что у вас найдется пара советов. Но мы не ожидаем, что вы будете возиться с деревенской пантомимой, боже правый.

Кристабель хмурится.

– Я не хотела сказать, что пантомима ниже меня. Я от души восхищаюсь вашими усилиями. Любительский театр – это прекрасно.

Тишина. Женщины смотрят на стол, усиленно выдавливая вежливые улыбки.

– Костюмы нам очень помогут, – говорит Джойс.

– Еще у меня есть сценическое освещение, если у вас есть электричество – а у вас, конечно, должно быть, ведь это современный клуб, – говорит Кристабель.

На листе появляется еще одна пометка, и Кристабель обнаруживает себя целенаправленно идущей к кухне, будто собираясь инспектировать электрическую систему клуба. Там она находит Нормана, выплевывающего ягоды остролиста в раковину, что дает ей удачное оправдание для того, чтобы остаться в кухне на несколько мгновений и попытаться придумать, как вежливо уйти.

– Уверены, что не хотите взглянуть на сценарий? – спрашивает Джойс, заходя наполнить чайник. – Мы остановились на «Золушке», но с популярными песнями, чтобы всем понравилось.

– Звучит замечательно, – отвечает Кристабель.

– Возможно, вы могли бы сделать в своем театре что-нибудь для детей, как для