Город богов - Юлиана Суренова

— Мы не всесильны. Есть законы, которые выше нас, ибо писались для всего мироздания, в котором существуем и мы…

— Но Шамаш… Он ведь изменил судьбу Керхи, когда ей было суждено стать второй Куфой! Он победил Нергала, и…

— Да… — медленно кивнула та. По ее губам скользнула задумчивая улыбка. — Свышние позволили ему сделать это.

— Но если так, то он может спасти ее еще раз, правда? Надежда… Она еще остается?

— Надежде есть место всегда… Возвращайся назад. Если ей и суждено сбыться, то только на земле людей.

— Спасибо тебе!

— За что, девочка? Я ничего для тебя не сделала. Иди, дорогая. И будь счастлива… Ступай же, свет твоих глаз слепит меня.

…- Меня не будет лишь мгновенье, — Нинти вернулась так быстро, что услышала в отзвуке эха собственный голос.

Ларс смотрел на нее с удивлением.

— Ты не уйдешь? — осторожно спросил он.

— Я уже вернулась, — улыбнулась ему Нинти, — когда мгновение прошло.

— Госпожа, Ты нашла способ спасти город? — спросил Евсей.

— Если кому это и под силу, то только Шамашу, — проговорила она, глядя на караванщика, ожидая, что тот как-то отреагирует на ее слова, словно нуждаясь в поддержке смертного

— Тогда поговори с Ним, — летописец качнул головой в сторону сидевшего на камне, опустив на грудь голову и закрыв глаза, отдыхая после боя, Шамашу.

— Я? — Нинти вздрогнула, бросила взгляд на бога солнца, вновь повернулась к караванщику. В ее глазах замерцали тусклые, недоверчивые огоньки надежды: "Да, он может изменить судьбу… Ну что ему стоит вдохнуть жизнь в камень этого города!" И, все же… — Я не смею, — смущенно опустив глаза, прошептала Нинти. — Поговори ты, — поведя худыми, острыми плечами, попросила она караванщика.

— Но я ведь всего лишь простой смертный! — удивленно воскликнул Евсей. — В то время, как Ты — небожительница, равная Ему…

— Я — только младшая богиня, — напомнила ему она. — Мне ли сравнивать свое могущество с повелителем небес ни прежде, ни, тем более, теперь?

— И, все же…

— Ты — один из спутников Шамаша, его друг… А для него это всегда имело огромное значение. В отличие от того, кто ты: бог, демон, священный зверь, смертный или даже призрак…

— Госпожа, — Евсей чуть наклонил голову, словно в укоре. — Смогу ли я упросить Его помочь в той беде, которая не касается меня?

— Разве тебе не жаль этих несчастных? — в голосе Нинти зазвучало осуждение. Ее собственная душа разрывалась на части от нестерпимой боли, и она не могла поверить, что в мироздании есть существо, которое не разделяло бы ее отчаяния.

— Мне жаль, госпожа, — караванщик тяжело вздохнул, — искренне жаль… Но это все. Я вновь и вновь прислушиваюсь к своему сердцу, стараясь понять, почему оно бьется так ровно и спокойно, словно все беды уже позади, вместо того, чтобы трепетать, рыдая от отчаяния… Шамаш не исполнит моей просьбы, когда почувствует, что она неискренна, идет от жалости…

— Может быть, ты и прав… — задумчиво проговорила Нинти. — Хорошо, я поговорю с ним сама, — наконец, решившись, кивнула она. — Но обещай: если он заговорит об этом с тобой, ты поддержишь меня.

— Конечно, госпожа…

…Шамаш задумчиво огляделся вокруг. В его глазах не было ни торжества победы, ни зажженной ею радости — лишь грусть и тоска по чему-то необъяснимому и далекому.

Его взгляд, скользнув по полумраку подземелья, холодному и мутно-слепому, остановился на подростках. Ри и Сати по-прежнему стояли, глядя себе под ноги, на том самом месте, где их оставили взрослые.

Колдун качнул головой. Ему не нравилось то состояние, в которое погрузились молодые караванщики. От него веяло стремлением к смерти. Хотя… Чего еще можно было ожидать после всего, что им пришлось пережить?

Шамаш вспомнил слова высших: "Отчаявшаяся душа…"

Эти слова лишали всякой надежды… Ему ли было не знать, что с высшими не поспоришь. Они всегда найдут способ настоять на своем, ослепив, отняв время, связав по рукам и ногам… И все же… Должно ведь быть что-то… Не могут же Они не оставить никакого пути вперед, ведь если так, нет смысла жить, незачем бороться, не во что верить…

Он не заметил, как к нему осторожно подошла Нинти, остановилась рядом.

Взглянув в ту сторону, куда, не отрываясь, смотрел бог солнца, она не смогла сдержать тяжелого вздоха. Ее глаза подернулись еще большей печалью, хотя всего лишь миг назад ей казалось, что боль достигла своего апогея и сильнее быть просто не может. Она ошиблась, когда чувства не имеют предела, словно пространство и время. Они меняются, перетекая из одного в другое, усиливаются или ослабевают, не зная при этом ни меры, ни границ.

Нинти тихо проговорила:

— С ним все будет в порядке, но вот она… — богиня врачевания безнадежно качнула головой.

Колдун молчал, не спуская печального взгляда с Сати. В его глазах были жалость и грусть, даже скорбь, которые усиливались осознанием того, что единственное, чем он мог помочь девочке, пытаясь облегчить ее боль, это забрать память. Но и в этом случае ей уже никогда не стать прежней… Что бы он ни сделал, ей никогда не стать вновь самой собой…

— Шамаш… — наконец, осмелилась заговорить с ним Нинти.

— Что, девочка? — колдун повернулся к ней. Его полные тихого тепла глаза задумчиво взглянули на собеседницу, но в них не было ни узнавания, ни любопытствующего интереса, лишь усталое ожидание.

— Я… — богиня растерялась.

Нинти не знала, что ей делать, как быть. Она пришла просить его о помощи, но не могла вымолвить ни слова…

— Нет, ничего, — качнув головой, проговорила она, мысленно повторяя: "Не сейчас. Только не сейчас…"

К ним подошел Евсей, бросил быстрый взгляд на богиню. Он полагал, что прошло достаточно времени, чтобы небожители обо всем договорились, и ему казалась непонятной эта беспомощная боль в глазах Нинти.

"Неужели Шамаш отказался ей помочь? — мелькнуло у него в голове. — Странно… — Конечно, человеку не понять бессмертного и, все же, за то время, что бог солнца шел с караваном, Евсей успел узнать некоторые Его черты. — Он не оставил бы в беде того, кому мог помочь. Видно, этому городу действительно суждено умереть и никто не может изменить этого, даже Он…"

— Как ты? — прервал его размышления голос повелителя небес.

— Нормально, — осторожно проговорил Евсей. В его голосе была тень сомнения, когда он не был до конца уверен, что это так… В сущности, в этот миг он был готов поставить под сомнение все, что угодно: твердость земли и прозрачность воздуха, жар солнца и холод снега, — все, за исключением незыблемой веры в своего бога.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});