Скажи пчелам, что меня больше нет - Диана Гэблдон

баньяном на ней ничего не было, кроме сорочки. Эта мысль живо напомнила о первых мгновениях встречи и молочной груди с выступающими сосками. Уильям отвел глаза и попытался сосредоточиться на чем-нибудь другом.

— Чем занимается ваш отец? — спросил он наобум.

— Он натуралист — когда обстоятельства позволяют… Между прочим, мне не холодно. В доме обычно слишком натоплено — я боюсь, дым очага вреден для Тревора; он от него кашляет.

— Вероятно, это из-за плохой тяги — надо бы прочистить трубы. Вы сказали «когда обстоятельства позволяют». А что делает ваш отец, когда у него нет возможности уделять время своим… эээ… увлечениям?

— Торгует книгами, — с некоторым вызовом ответила Амаранта. — В Филадельфии. Там мы с Бенджамином и познакомились. — Голос ее чуть заметно дрогнул. — В лавке моего отца.

Она искоса посмотрела на Уильяма, наблюдая за его реакцией. Не посчитает ли он предосудительным знакомство с дочерью торговца? Едва ли, — с горечью подумал он. — Учитывая обстоятельства.

— Я искренне сочувствую вашему горю, мадам, — сказал Уильям.

Так и подмывало спросить, что она знает — вернее, что ей рассказали — о смерти Бенджамина, но он не хотел показаться бестактным. Лучше сперва выяснить, что известно папе и дяде Хэлу, прежде чем ступать на зыбкую почву.

— Спасибо.

Амаранта опустила взгляд, плотно сжав красивые губы.

— Проклятые колонисты! — воскликнула девушка с неожиданной яростью. А когда подняла голову, глаза ее метали молнии. — Будь они прокляты со своей республиканской философией! Ну что за чушь несут эти упрямые, тупоголовые изменники! Я… — Заметив его изумление, она осеклась и сконфуженно прибавила: — Прошу прощения, милорд. На меня… нахлынули эмоции.

— Вполне объяснимо, — неловко пробормотал Уильям. — Прекрасно понимаю ваши чувства, учитывая… кхм… обстоятельства. — Он покосился на дом. Ни стука двери, ни прощающихся голосов не было слышно. — Кстати, зовите меня Уильям — в конце концов, мы ведь теперь кузены.

Девушка широко улыбнулась. Улыбка у нее тоже была красивая.

— Конечно. Тогда вы зовите меня «кузина Амаранта». Это такое цветущее растение, — добавила она со вздохом. Очевидно, ей уже порядком надоело пояснять значение своего имени. — Amaranthus retroflexus. Из семейства амарантовых. Известное в народе как «лисий хвост».

Тревор, который все это время сидел у матери на руках, тараща глазенки в сторону незнакомца, вдруг требовательно закряхтел и потянулся к нему. Испугавшись, что малыш соскользнет и шмякнется лицом на кирпичную дорожку, Уильям подхватил его и поставил себе на колено. Пошатываясь и радостно агукая, мальчуган расплылся в беззубой улыбке. Уилли невольно улыбнулся в ответ. У малыша были светло-голубые глаза Греев и мягкие темные волосики; он казался очень красивым, когда не верещал.

— Здорово, Трев! — подмигнул ему Уильям и сделал вид, что собирается забодать. Тревор залился радостным смехом и схватил дядюшку за волосы.

С трудом высвободив уши из маленьких цепких пальчиков, Уильям сказал:

— Похож на Бенджамина. И на моего дядю. Ничего, что я так говорю? Не хотел бы причинять вам боль, напоминая о потере… — смущенно добавил он.

Горько усмехнувшись, Амаранта покачала головой.

— Ничего. Я рада, что они похожи. Подозреваю, у вашего дяди были некоторые сомнения на мой счет. Наша свадьба была довольно скоропалительной, — пояснила она в ответ на его удивленный взгляд. — Бенджамин написал отцу, что мы собираемся пожениться, но когда письмо добралось до Англии, его светлость уже отбыл в Колонии. Как только он приехал в Филадельфию, я сама ему написала.

Грациозно поведя плечом, девушка посмотрела в сторону дома.

— Расскажите о вашем друге. Он индеец?

Тяжесть, которая совершенно улетучилась в последние несколько минут, снова навалилась на Уильяма.

— Да. Его мать была наполовину индианкой — не знаю, из какого племени, — наполовину француженкой. Она умерла, когда Джон был младенцем, и его определили в католический приют в Квебеке.

Амаранта явно заинтересовалась.

— А его отец? О нем хоть что-нибудь известно? — спросила она, подавшись вперед.

Уильям еще раз невольно посмотрел на дом: все было тихо.

— Что касается отца… — Уильям осторожно подбирал слова, чтобы не солгать, но и не выдать всей правды, — это долгая история. Я не вправе ее рассказывать. Насколько мне известно, его отец был британским солдатом.

— Я обратила внимание на его волосы, — улыбнулась Амаранта. — Весьма примечательная шевелюра. — Она бросила взгляд на дом и протянула руки за малышом. — Вы планируете остановиться у его светлости?

— Вряд ли.

И все же мысль о доме — даже если речь шла о месте, где он никогда прежде не бывал, — отозвалась в сердце неожиданной тоской. Словно почувствовав смятение Уильяма, Амаранта ласково коснулась его руки.

— Почему бы вам не остаться — хотя бы ненадолго? Уверена, дядя Джон будет рад; ему вас очень не хватает. Да и я хотела бы поближе с вами познакомиться.

Искренность девушки тронула его до глубины души.

— Я бы не прочь, — замялся он. — Но все будет зависеть… от моего друга. Вернее, от его разговора с отцом.

— Понимаю. — Она нежно погладила Тревора по мягкому пушку на голове и прижала к себе. Уильям ощутил внезапный укол зависти.

Поднявшись со скамьи, Амаранта молча смотрела на дом, качая сына на руках; ветер теребил ее светлые волосы.

— Нам с Тревором пора возвращаться, только я боюсь помешать беседе. Что же они так долго?

32

Громко пой, кукушка![97]

Джон Грей на мгновение застыл, недоуменно уставившись на дверь, за которой только что исчез сын; а у него за спиной на изящном позолоченном стуле восседала громадная проблема. Совершенно не представляя, что сейчас произойдет, он повернулся и выпалил первое, что пришло в голову:

— Не хотите ли бренди, мистер Синнамон?

Молодой индеец вскочил со стула — несмотря на внушительные размеры и полное смятение на широком лице, двигался он на удивление грациозно. Глаза паренька светились таким ужасом и надеждой, что у Грея сжалось сердце. Мягко приобняв гостя за плечо, он подтолкнул его к самому надежному предмету мебели в доме — вместительному креслу из массива дуба.

— Садитесь. — Он сделал приглашающий жест. — Позвольте вам чего-нибудь налить. Думаю, выпить не помешает.

По крайней мере мне — точно. О боже, что я ему скажу? — думал лорд Грей, направляясь на кухню.

Отыскав бренди, неспешно разлил его по бокалам, словно оттягивая неизбежное. Затем вернулся к гостю, сел в полосатое зеленое кресло с подголовником и взял свой бокал, испытывая одновременно тревогу и приятное волнение.

— Рад заново с вами познакомиться, мистер Синнамон, — с улыбкой заговорил он. — Если не ошибаюсь, в нашу первую встречу вам было около полугода. С тех