Похороны ведьмы - Артур Баневич

Со связанными руками это сделать было нелегко, но все равно он почти тут же почувствовал за спиной обложенную углями землю боковой стены. Ленда была права. Места было что кот наплакал.

– Но карточная колода по-прежнему в силе, – заметила она. – Самое большее, могу снять портянки. Сама чувствую, как воняют, хоть ростом меня Бог не обидел. Тот паршивец, у которого я их забрала, пожалуй, еще при рождении их получил и больше так и не сматывал. И ноги не мыл. Портянки заскорузли так, что по жесткости кольчугу переплюнули.*

– Боишься лицом к лицу лечь?

– С чародеем, который, возможно, гипноза лизнул? Да, боюсь.

– Ты забыла еще об одном. Могу тебе глотку перегрызть. Никогда не знаешь, как чародей себя поведет. А вдруг раззявит хайло и наострит клыки?

– Ну, прямо с языка у меня сорвал. А о чароходцах ты нечто мудрое еще в Виеке сказал. Мол, их дружба бывает хуже недружелюбия. На боку нам пришлось бы головой к голове лежать. А я так долго не смогу. Приходилось бы то и дело поворачиваться. И тебе тоже, не говоря о Ганусе. Одурел бы, спать не смог и меня возненавидел.

Дебрен кивнул и улегся у стены.

– Тулуп большой, – сказал он, не глядя на Ленду. – Сунь ноги внутрь. Когда согреются, то и мне теплее будет.

– Ехидничаешь? – глухо спросила она.

– Сквозь кожух не так будут портянки чувствоваться, – ответил он с легкой насмешкой.

– Я сказала, что могу снять, если они тебе…

– Чума и мор! Ленда, ты сюда из борделя попала! Нам выжить надо, баба дурная! А для этого каждый должен столько тепла удержать, сколько удастся! Так что перестань долдонить о том, чтобы что-нибудь снимать. Суй ноги под тулуп и заткнись! Когда рот по-идиотски раскрыт, то через него тепло тоже уходит! А я еще намерен поспать!

Как он и предполагал, несмотря на портянки – впрочем, сильно дырявые, – ноги у нее были холодные как лед. И большие. Но поместились. Ни Дебрену, ни Ленде особо удобно не было, но они не жаловались. Землянка выстуживалась, и каждая капля тепла была дороже даже значительных неудобств.

Он помог себе магией и уснул.

Проснулся он сидя. Сидел, потому что Ленда стояла напротив него на коленях, одной рукой держа его за горло. А проснулся потому, что второй рукой она – правда, не очень сильно, – шлепала его по щеке.

– О, Махрусе, ну и напугал ты меня… В жизни больше с тобой спать не пойду.

– Что случилось? – заморгал он колючими со сна ресницами.

– Я думала, моровое поветрие на вас какое-то нашло. Добудиться не могу ни того, ни другого. Не обижайся, Дебрен, но случайно мать твою медведь не того?.. Месяцев так за девять до твоего появления на свет? Сон у тебя дай Бог каждому. А может, все из-за портянок?

– От чар. – Было гораздо светлее, чем до того, потому первую в этот день улыбку он адресовал не пятну под капюшоном, а злому и немного напуганному девичьему лицу. Нет, по правде, теперь уже женскому.

К счастью, он замерз. Это докучало больше, чем ощущение потери.

– С Ганусом, кажется, скверно. Как-то странно он дышит, и я не могу его разбудить.

Дебрен повернулся, глянул на закопавшееся в лапник тело.

– Если хочешь, чтобы я его исследовал, то развяжи мне руки. Хотя бы одну.

– А ты угостишь меня тем же, чем Дюннэ и Ксеми?

– Гангарином? Еще чего! После этого почти каждого выворачивает, как после бочонка пива. Благодарю покорно. Не обижайся, но уже и сейчас здесь воняет, как в козлятнике.

– Не верю.

– Потому что у тебя насморк. А нос распух.

– Не глазей на мой нос, а смотри на этого деда! И не верю я в твои обещания. А вонь – да. Не настолько уж насморку меня нюх отбил.

– Слушай, Ленда, если б я хотел, то уж давно мог бы тебя гангарином попотчевать. И у спящей башку с плеч снести.

– Как же!

– Я пришел тебя спасать, а не предательски нападать. Правда, я не знал, что как раз ты-то и есть та сирена, но…

– Каждый так может сказать. А доказательств нет. Сумеешь доказать?

– Э?.. Неужто… ты всерьез?

Она отодвинулась к передней стенке, присела на корточки около входа, подняла топор. Дебрен недоверчиво на нее смотрел. Хотя, по правде-то говоря, в основном на ноги. Было на что посмотреть: такого обилия девичьих ног он в жизни не видел.

– Договоримся так: ты ударишь меня своим гангарином или как там его, но легко. Но сам не сдвинешься с места. А я тебе ничего не сделаю. Если только ты не станешь мне башку с плеч сносить. Этот элемент в испытание на искренность не входит.

– Ты сдурела, что ли? Доводить тебя до тошноты? Ты беременна, так еще успеешь и без помощи магии… наблеваться.

– Какое тебе дело до моей тошноты? Колдуй давай!

– Каша пропадет, которой ты лакомилась.

– Это было давно и мало. И дальше ушло, черт побери! Чувствую, что с твоей каши меня ждут еще неприятности, но давай не будем об этом. Желудок у меня пустой. Колдуй. Разве что и на кишки твой гангарин тоже действует. В таком случае испытание придется отложить.

– Ты женщина…

– Не выкручивайся, ладно? Это заклинание не на поднятие… известно чего, а на рвоту. А такое женщина не хуже мужика может делать. Даже лучше, потому что ей для этого нет нужды водку хлебать. Достаточно заработать. А если ты скажешь, что на баб твои чары не действуют, то шишку получишь.

– Я имел в виду, что это боевая магия. А с женщинами я не воюю. Да и вообще стараюсь…

– Скажи это Дюннэ. А что касается войны, то давай-ка начинай. Иначе я сосчитаю до десяти, а потом приложу. Не по-бабски, на это не надейся. Надейся скорее на то, что ногами прикроешься и нескольких зубов недосчитаешься.

– Ленда, в жизни не слышал такого…

– Раз, два, три…

– А если что-нибудь с ребенком?..

– …четыре, пять…

Чума и мор! Она не шутила. А Ганус и правда скверно выглядит. Ничего не поделаешь. Пусть так.

Он отвернулся и проговорил заклинание. Легкое. Боялся перебрать, однако напрасно. Он был настолько слаб, что с таким же успехом мог бы слишком мягким обхождением повредить боевой таран.

Вероятно, из-за его слабости Ленда ответила презрительной ухмылкой.

– Восемь. Поспеши, магун, иначе я тебе шишку на лоб наколдую. Девять.

А, будь что будет! Сама напросилась.

Ленда не закончила. Вместо этого обеими руками схватилась за живот. Не там, где был желудок. Ниже. А, черт…

– Ленда?! Что с тобой?!

К счастью, было достаточно светло, и он видел ее лицо. Удивленное, может, немного обеспокоенное. Но ни боли, ни изумления женщины, теряющей ребенка, в се чертах не было. Да и чего бы ради? Гангарин – это гангарин. Он бьет по ушному лабиринту.

Ну ладно. Но она родилась на консервативном Западе, была девушкой и могла воспринимать проблему выкидыша не совсем так. как большинство будущих матерей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});