Люди и призраки - Оксана Панкеева

— Абсолютно.

— Вы что, к некроманту ходили?

Из темноты донесся тихий смешок.

— То, что я не практикую некромантию, не значит, что я не знаком с упомянутой магической школой. И мне совершенно не нужна посторонняя помощь, чтобы узнать, жив человек или мертв, особенно если речь идет о моем достаточно близком друге и к тому же коллеге. Кстати, должен заметить, что ваш батюшка был весьма толковым некромантом, хотя Сила у него была своеобразная. И я хотел бы уточнить, вы уверены, что сегодня в Лабиринте с вами был не он?

— Конечно, — не сомневаясь, ответил Кантор. — Отец водил меня в Лабиринт, и я знаю, как он там выглядит. Это был не он. Я узнал бы его. Почувствовал… В общем… это точно. А откуда вы знаете? Мафей рассказал?

— Разумеется. Надеюсь, в этом нет ничего страшного? Его ведь никто не просил сохранять в тайне то, что он видел.

— Ну да… Сам он не мог догадаться… Но все-таки… Не надо…

— Как пожелаете. Я и не имел намерения распространять полученные от него сведения. Что ж, не буду вас больше утомлять, тем более что снадобье, которым столь нахально угостил вас преподобный Чен, кажется, начало действовать. Зря вы, конечно, так за него схватились, но что уж теперь… Спокойной ночи.

— Спасибо… — пробормотал Кантор, чувствуя, как липкий, тяжелый дурман медленно заволакивает окружающую его темноту. — Спокойной ночи.

Мистралиец почти сразу провалился в незнакомое место, где было полно странных маленьких машинок с вертящимися сверху лопастями. Такие он видел на картинке в одном из Ольгиных журналов, она называла их «вертолетами». Огромная стая невиданных вертолетиков вихрем носилась вокруг него, и от их мелькания до тошноты кружилась голова, но ни отвернуться, ни вообще пошевелиться Кантор не мог, а попытка закрыть глаза ничего не дала — даже сквозь сомкнутые веки он продолжал видеть эти дурацкие машинки, и они все кружились все быстрее и быстрее. Веселый шутник Лабиринт, чтоб его…

Ближе к утру, когда вертолетики исчезли и Кантор проснулся с беспощадной головной болью и такой дикой жаждой, словно он пересек пешком пустыню, в комнате появился Мафей. Повел вокруг глазами и шепотом спросил, спит ли Кантор и один ли он. Тоже гениальный вопрос, сил нет.

— Двое меня, — раздраженно проворчал Кантор и добавил еще пару слов, очень ярко выразивших его отношение к этому миру.

Ответ вполне удовлетворил юного эльфа, и он исчез в телепорте, прежде чем Кантор успел попросить воды. Правда, оглядевшись, мистралиец обнаружил, что налитая кружка стоит рядом, достаточно лишь руку протянуть. Кантор в два глотка расправился с одной из своих проблем, после чего рухнул лицом в подушку и подумал, что все не так плохо. Хотя то, что могло болеть, болело зверски, все же это можно было пережить. А вот если бы пришлось привстать… или прилечь?… в таком плачевном и беспомощном виде перед посторонним человеком… или, что еще ужаснее, перед дамой… Какое счастье, что у кого-то хватило ума не пускать сюда Ольгу и вообще не сажать никаких сиделок! Отвратительней всего, если в момент, когда плохо, и больно, и вообще хочется выть и рвать зубами подушку, над душой еще сидит женщина. Либо позорься, либо выпендривайся… Только бы Мафей не притащил сюда Ольгу, с него, сердобольного, станется…

Спустя несколько минут Мафей действительно вернулся. Ольгу он не привел. Он притащил Амарго, что вполне тянуло на очередной бред, не хуже вертолетиков.

— Оставь нас минут на десять, — шепотом попросил Амарго. Мальчишка кивнул и снова исчез, а командир осторожно присел на край кровати и еще тише спросил: — Ты не спишь?

— Сплю, — проворчал Кантор. — Чего тебе?

— Не шевелись пару минут, — приказал Амарго и стал что-то раскладывать на одеяле. — И не смотри.

— Почему?

— Потому. Это приказ. Отвернись.

— Иди на… — огрызнулся Кантор и все-таки отвернулся.

Амарго зажег свечу, переставил на стул и продолжил:

— Как тебя угораздило туда пойти? Ты же знал, ты наперед знал, что из этого выйдет, потому и Рико оставил снаружи. Зачем? Неужели нельзя было иначе?

— Я решил, что так будет лучше, — неохотно отозвался Кантор, пытаясь сообразить, для чего товарищ Амарго колет его иголками, как будто ему мало того, что уже есть. — Что ты делаешь?

— Лечу тебя, болван. Потерпи, так надо. Потом станет легче. С чего ты решил, что сунуться в ловушку будет лучше?

— Потому, что если тебе предсказали какую-то дрянь, лучше не прятаться до конца жизни, а пережить все сразу, раз уж ничего не изменить.

— Фаталист хренов! Ты хоть представляешь, чем это все могло закончиться? Поверни голову.

Что-то плоское и цепкое прилипло на шею, пластырь, что ли? На кой он там нужен?… Потом еще раз, чуть выше.

— Нормально закончилось, — ответил Кантор, послушно не оборачиваясь и пытаясь понять смысл этого странного лечения. — Отстань. Лучше скажи, как там ребята.

— С ребятами все в порядке. Что с ними случится? А когда я им скажу, что ты жив, они вообще от радости рехнутся. Мы ведь тебя уже похоронить успели. Все раскисли, понапивались с горя как засранцы…

— Прям-таки, — фыркнул Кантор. — Скорее, на радостях. Можно подумать, так уж меня все любят.

— А ты думал! Рико вообще рыдал, как девчонка. И Эспада ужасно расстроился. Торо такую проповедь толкнул, что даже Гаэтано прослезился. Дон Аквилио каялся, что тебя отпустил… А что творилось с Пассионарио, можешь себе представить.

— Ну этому поплакать — что отлить сбегать… Не зря его в нашем ансамбле Плаксой прозвали. Небось опять ведро травы скурил и начудил чего-нибудь.

— Если бы! Он напился в хлам, и я боюсь даже представить, чего он мог натворить! А потом пропал! И поверь после этого, что вы не братья, если даже пропадаете одновременно! Что у тебя с рукой? Кости не переломаны? Кто тебя латал?

— Не знаю кто. Не видел. Не переживай, кости целы, иголки под ногти загоняли, только и всего. Заживет. В прошлый раз было хуже… Долго мне так лежать? Неудобно.

На самом деле ничего особенно неудобного не было, просто лежать неподвижно, когда что-то болит, — сущее мучение…

— Потерпи еще минутку, — как-то виновато попросил Амарго. — Совсем немного осталось. Полежи спокойно. Хочешь, я тебе что-нибудь расскажу?

— Хочу, — злорадно заявил Кантор. — Расскажи, что все-таки вышло с моей рукой? Хоть сейчас скажи честно. Может, будет стыдно врать, когда мне так плохо.

— Ох, как ты меня достал… — вздохнул Амарго. — Не могу я тебе рассказать, хотел бы, но не могу. Я поклялся молчать. Смирись с этим, наконец. Правда это, правда, раз уж ты сам докопался, не буду скрывать. Но подробнее рассказать не могу. И не проси меня больше. Утешься тем, что у тебя снова две руки, и успокойся.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});