Призрак неведомой войны: Призрак неведомой войны. Осознание. Решение - Михаил Александрович Михеев

широко открытыми глазами, пока между ними ей чем-нибудь не прилетит. Разумеется, впечатление может быть обманчивым, но порой мысли и поведение этой вроде бы уже битой жизнью девчонки ставили киборга в тупик.

Вот мать ее – это уже совсем другой коленкор. Она напомнила Артуру пустынную саламандру с одной мерзкой планеты под названием Новая Фландрия. Смешно – на Земле Фландрия в его время была процветающим зеленым уголком, а на планете не было ничего, кроме песка, оставшегося после бушевавшего здесь много лет назад атомного пламени. Огромное серое море и барханы, перемещающиеся по воле непрерывно дующего ветра. Ветер дул, поднимая мириады песчинок, и они, казалось, звенели, сталкиваясь друг с другом в своем бестолковом полете…

А еще на планете были колоссальные залежи иридия, и потому там были добывающие комплексы и гарнизон, в котором все, даже киборги, служили очень короткое, строго ограниченное время – иначе ехала крыша, и электронные мозги были сомнительным преимуществом. И, главное, гарнизон этот был не нужен – автоматические комплексы справлялись и без него, тем более что нападать там было некому. Даже пираты в эту глушь не залетали, да и не знали они о ее существовании. Однако порядок есть порядок, и флотское начальство не прошибешь такой мелочью, как целесообразность. Положено, чтобы при государственных предприятиях такого масштаба имелась охрана, значит, она должна быть. И никому нет дела ни до закипающих мозгов тех, кто несет службу, ни до стоимости, в которую обходится содержание гарнизона, хотя, как было доказано с цифрами в руках, мобильная патрульная станция с десятком истребителей, расположившись на орбите, могла решать вопросы обороны намного эффективнее. Да и обошлись бы ее перегон сюда и последующее содержание едва ли не дешевле, но – не положено.

Так вот, самым крупным зверем на планете была пустынная саламандра, огромная, больше трех метров в холке, ящерица, похожая на серо-черного варана-переростка. Может, было зверье и покрупнее, но люди про него абсолютно ничего не знали, равно как мало что знали и про самих пустынных саламандр. Им было, по большому счету, безразлично, кто они, что они и чем питаются. Главное, чтобы под ноги не лезли. Люди грабили недра планеты, и им не было дела до ее обитателей, хотя кое-что знать приходилось хотя бы ради собственной безопасности. И одним из правил было не подходить к логову саламандры. Этот зверь никогда не нападал первым, но территорию свою охранял ревностно, и, попытайся кто-то приблизиться к яме в песке, которую саламандра считала своим домом, в два счета могла растоптать нахала. Кстати, парализаторы, обычно легко поражающие нервные центры животных и моментально их обездвиживающие, здесь были абсолютно бесполезны. У саламандры было тройное дублирование всех процессов, связанных с нервной деятельностью, да и вообще организмы ящеров имели колоссальный запас прочности. На основании этих данных некоторые ученые даже утверждали, что они то ли выродившиеся некогда разумные хозяева планеты, то ли боевые животные, специально выведенные для войны. Может быть, и так, Артура в те времена подобные тонкости не занимали, а вот то, что чешую саламандр даже бластер пробивал далеко не везде, весьма беспокоило. Впрочем, обойти саламандру по широкой дуге было проще и безопаснее, чем состязаться с ней в крутизне. Однако взгляд ящерицы, спокойный и безразличный, он запомнил хорошо. У женщины, которая стояла перед ним сейчас, был точно такой же взгляд. Она защищала свой дом и готова была испепелить любого, кто рискнет на него напасть, не испытывая при этом бесполезных эмоций вроде жалости или сострадания. Как подозревал Артур, ведьма была в подобной ситуации не менее опасна, чем разъяренный великан в жесткой, словно бронепластик, чешуе. А скорее всего, и еще опаснее – пустынная саламандра, как-никак, была и оставалась не более чем животным. Умным и сильным, но животным, и ее мозг имел свои пределы адаптации, а мать Джоанны была человеком, самым грозным хищником, которого только можно себе представить.

– Мимо проезжал? Так может, и дальше поедешь… мимо?

– Да так, в общем-то, и собирался, – дернул уголками губ киборг. – Я-то уеду, а вот она – нет.

– Кто? – женщина дернулась.

Она что, не видит свою дочь? Артур всмотрелся, потом настроил зрение. О-па… А ведь она практически ничего не видит. Катаракта, похоже, или что-то ей подобное. Скорее всего, только силуэты уже и различает. Как, интересно, узнала, что мужчина? Хотя чего тут гадать, женщины, наверное, здесь особенно-то и не ездят.

– Мама, это я!

Ну вот, слезы-сопли, девчонка у матери на шее висит, та уже свой воздушный кулак сбросила… Артур повернулся и отошел в сторону, аккуратно присел на удачно подвернувшуюся кочку. Ну, все, замечательно. Если еще удастся Джоанну здесь оставить, вообще здорово получится.

Спокойствие, которое Джоанна чувствовала рядом с Артуром, убаюкивало, и это было плохо. Во всяком случае, так ее всегда учила мать, да и в Академии говорили примерно то же самое. Вот только сейчас девушка ничего не могла с собой поделать, ощущения были такие, словно между ней и жизненными невзгодами выросла каменная стена. Высокая такая, мускулистая стенка. Только сейчас Джоанна начала понимать многих сверстниц, которые стремились замуж. Если это дает такое же чувство защищенности, то дело в чем-то даже и стоящее, хотя, конечно, не факт, что все мужчины именно такие. Впрочем, не с ее опытом, точнее, отсутствием такового, судить.

Очередное подтверждение своим умозаключениям девушка получила в последний день поездки, в деревне под абсолютно непоэтичным названием Пахучка. Название было в свое время дано абсолютно заслуженно, потому как совсем рядом с деревней, в те времена еще крохотной, в пять или шесть дворов, находилось небольшое болотце. Воняло оно преизрядно, особенно в жару, потому деревню так и прозвали. Прошли годы, болото давно осушили и распахали, и земля там оказалось чудо как хороша, а название осталось, намертво приклеившись к деревне. Жители ее, впрочем, и не протестовали особо, привыкли за столько поколений, разве что огрызались, тоже привычно, когда по их деревне, да и по ним самим, в приступе острословия проходился кто-нибудь из соседей. Житейская ситуация, не более.

В этих местах Джоанну хорошо знали, хотя, честно говоря, и не особенно любили. Ну, те, кто постарше – понятно, она для них была дочкой колдуньи, которую уважали, побаивались, пользовались ее услугами, но при этом старались без нужды дел с ней не иметь. Места здесь были не то чтобы дремучие, но и сосредоточием цивилизации их было не назвать. Каков район – таковы и люди, а потому на все непонятное крестьяне