Каменная баба - Семен Бронин

-Ивана Александровича снова главным поставили.

-А я в этом не сомневался никогда... Это, с его стороны, ловкий ход был...- и Иван Герасимыч глянул с вечной своей укоризной.- Теперь не бранить, а просить будут. Как Годунова на царство... Ладно, бог ему судья... А еще что?

-С ящуром война разворачивается. Коров будут отбирать. За компенсацию.

-Это плохо!.. Сжигать, что ль?..- Он помрачнел.- Знаем мы эту компенсацию. Куренка на нее не купишь... Хорошо глаза мои этого не увидят...- и заранее опровергая заверения в обратном, готовые слететь с их языка, упредил их:- Марья Федоровна, кажется... Калитка скрипнула... Посмотри в окно: она это?.. Простокваши, небось, не купила... Ходит как потерянная... Теха-матеха... Всегда была такой, а теперь в особенности... Посмотри, что она там делает. Должна была в дом зайти...

Ирина Сергеевна подошла к окну, поглядела. Марья Федоровна стояла в рассеянности возле клумбы, как бы собираясь заняться ею. К ней следовало приложить руки: разросшиеся во все стороны сорняки забивали, заслоняли сочной, жесткой путаницей немногочисленные, потерявшиеся в траве, отцветающие бледно-голубые садовые незабудки и темно-фиолетовые анютины глазки. С того дня как Марья Федоровна узнала о болезни мужа, с нее не сходила эта оторопь и еще - неумная и неуемная, почти детская обида, какая бывает у иных людей на большие беды: она заставляет их обвинять и саму жизнь и близких в случившемся с ними несчастье.

-Вся проблема - с ней.- Иван Герасимыч насупился, недовольный: будто с ним кто-то спорил.- Одна останется... Надо было нескольких детей иметь - я ей всегда это говорил, а ей трудно показалось: поленилась, когда можно было, а потом - дудки: пошли матки-придатки...- Он смолк, срезался, побоялся, что сказал лишнее, обратился теперь к одному Алексею, словно с ним ему было проще говорить и будто он имел виды на него, а не на Ирину Сергеевну, которая стояла у окна и прислушивалась, глядя во двор:- Оставайся, Алексей!.. Глядишь, поможешь чем... Что тебе в Москве делать? Там тебе ходу не дадут: слишком насмешливый... Они вообще никому ходу не дают: висят на ногах, как гири пудовые... Как каторжные колодки... Здесь ты всю хирургию освоишь - от силы тебе пять-шесть лет для этого понадобится... Все же будешь делать сам, а не через чье-нибудь плечо смотреть...- и украдкой поглядел на Ирину Сергеевну:- Вон она: года не прошло, а в какого специалиста выросла...

-Преувеличиваете, Иван Герасимыч.- Она отошла от окна.- Мне до него еще расти надо.

-И кто мешает?

-Кто мешает?..- Она виновато посмотрела на него.- Кишка тонка, не выдерживает.

-У тебя кишка тонка?!- изумился он, и в глазах его блеснул луч надежды.- Да ты кого хочешь за пояс заткнешь: ты ж трехжильная!.. Необыкновенная, Алеша, женщина!.. Я к ней как-то с глупыми требованиями полез, с общими, а теперь гляжу, свалял, старый, дурака: для праведника закон не писан, а ученого учить - только портить!..- Он ей льстил, конечно, но лесть его оправдывалась тем, что он искал и просил не за себя, а за Марью Федоровну.

Та вошла в спальню и стеснительно поздоровалась: будто не к себе в дом входила. Она слышала из сеней разговор гостей и не удивилась поэтому их появлению.

-Нет простокваши,- однотонно сказала она.- Даже молока нет свежего, и, присев на свободный стул, рассеянно огляделась.- Как себя чувствуешь?

-Неплохо вроде,- соврал он.- Нет молока, и черт с ним: расхотел уже. Угощай гостей.

-Иван Герасимыч!- предостерегла Ирина Сергеевна.

-А что? Нет, что ль, дома ничего? И мы вроде не голодные - что будет, то и умнем... У меня пузанчик есть - с Нового года не тронутый. Помнишь Новый год, Ирина Сергевна?.. Вот и я помню. Последний Новый год мой! В глазах стоит!.. Давай, Марья, собирай на стол, я вставать буду...- и свесил с кровати ноги, истощенные, костлявые.- Ну и спички! Когда успел?.. Сроду таких не было... Не каждому покажешь...

Марья Федоровна тоже на короткое время пришла в себя - в ней даже мелькнула прежняя живость и начальственность.

-Ты куда?!- накинулась она на него.- Ложись сию минуту!- но он проявил твердость духа:

-Отпустило вроде. Не болит ничего... Может, поживу еще... А умру - тоже не беда: свет, говорят, не без добрых людей. Не знаю, тот свет или этот, но полон ими.

-Накройся, философ,- сказала ему жена.- Одна кожа да кости.

-Халат надену. Неси халат мой. Тот, что с помпончиками

-А у тебя один халат всего - что людям голову морочить?

-Не дашь уже и похвастаться... Проводи лучше... Идти далеко...- Они сообща, совместными усилиями усадили его за стол.- Ну вот, сел - совсем другое дело!.. Мне б еще год так проковылять - глядишь, и прошла б болезнь моя. Природа все лечит... Что на стол ничего не ставишь? Нет еды в холодильнике?

-Нет,- отвечала Марья Федоровна - с той самой неразумной обидой и вызовом в голосе: будто Иван Герасимыч подвел или обманул ее в лучших ожиданиях.

-Что ж так?.. Не готовишь ничего?.. Ну я не ем - а тебе питаться надо?.. Я ведь водку сейчас выставлю - тоже вот, от всех болезней лекарство... А почему нет?..- Он был настроен насмешливо.- Алеша заждался, да и я не против... Про последнюю волю приговоренного слышали? Стопку чтоб поставили и сигарету дали.

-Вот она тебя, воля эта, и погубила!- выговорила ему Марья Федоровна.-Сколько тебе говорили: не дыми, не порть себе легкие?! Накурился? Что теперь делать будешь?

Иван Герасимыч упрямо мотнул головой.

-Известно что... Значит, такая уж воля наша, российская. Жизнь себе укорачивать.

-Плохая воля!

-Какая есть уж. Другой не дано... Неси рюмки. А пузанчик в буфете, внизу, в глубине самой - от тебя спрятан. Так и быть, открою тебе секрет...

Марья Федоровна нерешительно оглянулась на Ирину Сергеевну в поисках подсказки - та ничего не сказала, и Марья Федоровна вышла из комнаты...

-Совсем растеряха стала,- неодобрительно сказал Иван Герасимыч.- Это и прежде за ней водилось, а теперь совсем никуда стала... Память, что ли, теряет?..

-Что вы так?- упрекнула его Ирина Сергеевна.- Переживает просто.

-По-разному можно переживать. Нельзя ж так распускаться... Она и прежде без меня шагу не могла ступить... Это видимость одна, что командовала.

-Не могла без вас... Что ж в этом плохого, Иван Герасимыч? Обвиняете женщину в том, что она к вам привыкла? Вы ж тоже без нее жизнь себе не мыслили?

-Да знаю я все это... Кому ты рассказываешь?.. О том и говорю... - и Иван Герасимыч улыбнулся свысока и с какой-то бледной, напускной иронией, затем осекся, притих, попридержался.

-О чем вы?- Марья Федоровна принесла с собой стаканы, графин и закуску.

-Ни о чем.- Иван Герасимыч наново собрался с духом.- Что принесла на закуску? Не разгляжу сослепу.

-Колбасы копченой. Тонко нарезанной. Можешь поесть немного.

-Да нет уж. И пить не буду. На вас погляжу.

-Совсем плох - раз выпить не хочешь. Налью тебе чуть-чуть... Дай бог, не в последний...

Они втроем выпили. Иван Герасимыч, как и сказал, пить не стал проследил только за тем, как это сделали другие.

-Ну и хватит,- сказал он.- Посидели и довольно. К себе пойду... А вы сидите!- остановил он их, видя, что они повскакали с мест.- Это я про себя: на покой пора. Сидеть трудно... Помоги, Алеша...- Он встал и с помощью Алексея добрался до кровати. Марья Федоровна не тронулась с места: застыла как каменная.

-Покажите сад ваш, Марья Федоровна,- попросила ее Ирина Сергеевна.- Я его с прошлого года не видела. Что в нем нового?

-Что может быть нового? Сорняков полно,- машинально отвечала та, о чем-то напряженно раздумывая.- Полоть некому.

-Хотите, помогу?- Ирина Сергеевна надумала отвлечь ее и вывести из дома.

-А ты умеешь?..- Марья Федоровна придирчиво поглядела на нее, сообразила, что сказала лишнее, пришла в себя:- Пойдем, хоть фартук наденешь. Не в белом же халате сорняки полоть...

Они вышли в сад. Алексей остался с Иваном Герасимычем: сидел на стуле возле его кровати. Иван Герасимыч молчал, занятый своими мыслями.

-Женщины при деле, мужчины при разговоре?..- Он уделил наконец Алексею внимание.- Что они там делают?

-Сорняки рвут.

-Хорошее занятие. Главное, бессмысленное... Потому и успокаивает... Что смотришь так?

-Тяжело?- Алексей, хоть и был врач, но никогда не сидел с умирающим и не знал, что говорить в таких случаях.

-Умирать, что ль?.. Да нет, смерть не страшна, это как раз пустое. Не нужно вообще бояться того, чего не знаешь... Хотя все другого на этот счет мнения... Умирать у природы надо учиться. Не видел, как животные умирают?.. У меня, в зрелом уже возрасте, котенок был - до сих пор его помню. Поглядел на нас: оставьте, мол, меня, дайте спокойно подохнуть... Его соседский пес-дурак задрал - так он уполз куда-то, забился под лестницу, скончался там в одиночестве. Чтоб никому смертью своей не досаждать и чтоб труп на виду не валялся... Они же сами себя хоронят... До сих пор его взгляд перед глазами стоит... Мы-то не доросли до этого. Кишка слаба, как она говорит. Не можем ей в глаза заглянуть. Не за себя, так за других хлопочем... Мало на кого положиться можно - поэтому... Ладно, хватит об этом... У тебя-то какие планы?- и поглядел сначала прямо на него, потом чуть в сторону.