Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он собрал все силы, призывая на помощь весь свой магнетизм, и засмеялся: экая глупость лезет в голову. Дьяк, читавший длинную перепись его бесчисленных грехов и преступлений перед Богом, царем, перед русскими людьми, покосился на него. В толпе зашептались: «Не боится!» Тимошка повернулся к Костьке Конюхову:
— Ты не жалей, — сказал он ему. — Ни о чем не жалей.
Костька дернулся, отворачиваясь от бывшего своего господина и друга.
— Не бойся, — улыбнулся Тимошка. — Моя болезнь не заразная!
В это время дьяк кончил читать о нем, об Анкудинове, и он, пропустив приговор, глянул на палачей:
— Голову отсечь или четвертовать?
Палачи молчали, а в народе зашикали: «Экий неспокойный!»
Дьяк прочитал приговор Костьке Конюхову. За добровольное признание и принесение вины государь даровал емужизнь, но ввиду его клятвопреступничества по отношению к его царскому величеству, приговор гласил: отрубить Костьке с правой руки три пальца. Однако же, по ходатайству его святейшества патриарха Никона, дабы мог Костька креститься правой рукой, государь оказывал еще одну милость: отсечение должно произвести на левой руке. Жить Костьке после казни надлежало в сибирских городах.
Палачи подошли к Тимошке, стали его раздевать.
«Как ребенка», — подумал он и побелел. Превозмог себя, улыбнулся Костьке, единственно близкому человеку.
— Вот видишь, и здесь я первый. Ни о чем не жалей!
Палачи запрокинули Тимошку навзничь, кинули на землю и тотчас отрубили правую руку до локтя и левую ногу до колена.
Тимошка не закричал.
Отсеченные руки, ноги, голову воткнули на колья, тело оставили на земле, чтоб ночью его сожрали бродячие собаки.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ВОССОЕДИНЕНИЕ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Гетман Войска Запорожского Зиновий-Богдан Хмельницкий плакал. Он плакал беззвучно, как плачут одинокие старики.
Многое дозволяется гетману: он может казнить и миловать, может бежать с поля боя или забрать себе львиную долю общей добычи — казаки простят, ибо знают, что он такое для Украины — Богдан Хмельницкий. Не дозволяется гетману одного — быть человеком, как все. Нельзя ему поехать в Чигирин, похоронить милого сына, надежду свою, свою корысть к будущему, потому что такого будущего, которое он задумал, уповая на Тимоша, не будет. У Юрка — сердце женщины, Юрко Тимоша не заменит.
Ни одной слезы не обронил гетман по старшему сыну. Он предчувствовал беду и, узнав о беде, — умер душой.
Богдан не боялся слабость свою перед казаками выказать, слезы на людях он проливал. Всякие бывали у него слезы — искренние, как биение сердца, и лукавые. А вот убили Тимоша, и не случилось у отца слез. Он этих слез ждал, как пахарь ждет дождя для поля.
Слезы пришли к нему во сне. Он проснулся оттого, что текло по шее. Лицо было мокрое, но Богдан не отер свои слезы, он даже не пошевелился. Лежал, дожидаясь утра, и глядел перед собой, горюя бессловесно.
2
Войска хана и гетмана с одной стороны и войска короля — с другой стояли друг от друга более чем в сотне верст. Хмельницкий — в Баре, Ислам Гирей — под Зинковом, Ян Казимир — возле Жванца. Стояние длилось более месяца и грозило затянуться на неопределенно долгий срок.
Король пришел под Каменец-Подольский, чтобы заградить казакам и татарам путь на Молдавию, а при удачном стечении обстоятельств самому двинуться в глубь Украины и восстановить угодный шляхте порядок.
План Яна Казимира осуществился только наполовину. Богдан Хмельницкий не смог оказать помощь сыну Тимошу. Тимош погиб, Василий Лупу бежал, союз между казаками и Молдавией был разрушен. Получив помощь от короля, новый господарь Стефан Георгий, втайне уповая на покровительство православной Москвы, в действительности становился союзником католической Польши. Ян Казимир притянул к этому союзу и трансильванского князя Ракоци. Еще до событий в Сучаве король отправил к Ракоци посла с приглашением напасть на Хмельницкого, ложно сообщая князю о том, что Москва отказалась от дружбы с гетманом ввиду его вероломства.
Запоздалый рейд казаков и татаро-черкесского отряда Шериф-бея на помощь осажденной Сучаве был не бесполезен для Украины.
Татары и черкесы отбили у молдавско-венгерского войска, шедшего на соединение с королем, обоз и лошадей.
Король обещал Стефану Георгию и Ракоци разрушить союз между ханом и казаками. Увидав же перед собой страшное для них татарское войско, венгры и молдаване поспешили убраться восвояси.
У Яна Казимира было пятьдесят тысяч шляхетского ополчения и пятнадцать тысяч шведских наемников. Силы явно недостаточные, чтобы атаковать Орду и казаков. Король вынужден был стоять на месте, уповая на хитрости дипломатии.
Погода была такая, какой и положено быть в октябре. Шли дожди, дули холодные ветры. Укрыться за стенами Каменец-Подольска на теплых квартирах король не мог. В Каменец-Подольске прошел мор. Король поэтому отступил под Жванец, за реку — от заразы подальше.
Хмельницкий несколько раз обращался к хану с предложением нанести польскому войску сокрушительный удар. Ислам Гирей, делая вид, что согласен с гетманом, посылал королю письма, предлагая сразиться. Письма хана выглядели предупреждением о возможности со стороны союзников активных действий.
Сокрушать польского короля Ислам Гирей не собирался, но долгостояние ему наскучило, и он прислал к Хмельницкому Сефирь Газы с наказом, чтоб гетман шел в Гусятин, ближе к королю. Хмельницкий понял замысел Ислам Гирея. Хан нацелился захватить королевские обозы, отрезать королю дороги на Польшу. Близилась зима, и хан, обрекая войско на голод, хотел заставить Яна Казимира начать переговоры.
Маневр казаков и Орды оказался для поляков нежданным. Не только весь польский обоз попал к татарам, но и казна, которую везли из Польши, чтоб король смог заплатить наемникам и поднять их боевой дух.
Ученый под Берестечком, Богдан Хмельницкий к хану теперь сам не ездил. Отправил Ивана Выговского, в который раз предлагая атаковать лагерь Яна Казимира. В подарок послал соболей и соболью шубу. Хан съязвил:
— Что-то ныне в Чигирине русских соболей стало много!
Про себя Выговский подосадовал на оплошность с подарком и, однако, затеял опасный в своей откровенности разговор начистоту.
— Московский царь потому щедро платит Хмельницкому, что гетман умеет тебя, великого хана, отговорить от похода на московские города. Каждый доит свою корову.
Ислам Гирей засмеялся, принимая шутку:
— Хмель хитрый! Все хитрые! Я дою польскую корову, турки доят крымскую, вы — московскую, но где же доильщик на чигиринскую?
— Великий хан, — в голове Выговского
- Долгий путь к себе - Владислав Бахревский - Историческая проза
- Тишайший - Владислав Бахревский - Историческая проза
- Старость Пушкина - Зинаида Шаховская - Историческая проза
- Гайдамаки - Юрий Мушкетик - Историческая проза
- Война патриотизмов: Пропаганда и массовые настроения в России периода крушения империи - Владислав Бэнович Аксенов - Историческая проза / История
- Война патриотизмов: Пропаганда и массовые настроения в России периода крушения империи - Владислав Б. Аксенов - Историческая проза / История
- Cyдьба дворцового гренадера - Владислав Глинка - Историческая проза
- Воздушный штрафбат. В небе заградотрядов нет… - Антон Кротков - Историческая проза
- Рождение богов (Тутанкамон на Крите) - Дмитрий Мережковский - Историческая проза
- Мария-Антуанетта. С трона на эшафот - Наталья Павлищева - Историческая проза