Рота, подъем! - Александр Ханин

– Ты чего друга обижаешь? – пошел на меня Колян, но в это время

Митяня рванулся в темную комнату к приборам и выскочил оттуда с винтовкой прапорщика в руках.

Начальник директрисы, прапорщик Козлов, был заядлым охотником. На охоту он ходил с красивой, гладкоствольной винтовкой ИЖ-18, которую и принес на директрису. Жена его увлечение не одобряла, из-за чего прапорщик регулярно оставлял оружие в комнате операторов.

Винтовка, направленная мне в грудь, дрожала в его руках.

– Ствол опусти, – как можно спокойнее сказал я.

– Боишься? – злорадно усмехаясь, спросил Митяня.

– Раз в год и кочерга стреляет. Забыл? – с максимальным спокойствием, зная, что винтовка не может быть заряжена, потому что не далее, как несколько часов назад я сам проверял, что патронов в ней нет, ответил я.

– Значит боишься, – подытожил Митяня. – Правильно боишься.

Кнопочка-то вот она!! Ты пошто меня ударил? Стой, где стоишь, бля!

Сейчас нажму, и хана тебе. Хана!!

В книгах описано, что у человека перед смертью проносится вся жизнь за один миг. У меня ничего не проносилось. Темное дно ствола, кружащегося в метре от меня в руках пьяного товарища, который перебрал браги, заботили меня больше. Прыгать на стол было бессмысленно. Оператор мог случайно нажать на пусковой крючок и, хотя я был уверен, что винтовка не заряжена, но что-то меня удерживало.

Коля, замерший с момента, когда Митяня вышел с винтовкой, вдруг резко повернулся, поставил банку на стол и проговорил:

– До свидания всем. Спокойной ночи. Увидимся утром, – и, чуть замешкав, добавил, – кто будет живой. До свидания, Санек, прости, если что не так.

И вышел в дверь.

Митяня, проводив его взглядом, посмотрел на меня и вдруг, резко поставив винтовку к стене, вышел вслед за старшим оператором.

– Весело живете, – выдохнул я сидящему молодому солдату, подобрал пилотку и вышел из комнаты.

Операторов уже не было видно. Я заглянул в класс, где мирно посапывали солдаты, уткнув головы в руки, сложенные на столах, и поднялся в наблюдательный пункт на вышке.

– Товарищ старший лейтенант, – разбудил я ротного. – Операторы сказали, что ночью починить невозможно. Придется ждать до утра…

– Гони третий и четвертый взвода спать в казармы на директрисе, устало проговорил ротный. – Я тоже туда приду.

– Есть!

Меньше, чем через час мы спали, не замечая блох, ругани и храпа товарищей.

Утром я повел взвода снова на директрису обучать специальности.

Навстречу мне в направлении казарм, понурив головы, шли операторы.

Митяня что-то пробурчал, проходя мимо меня, но я не смогший сразу разобрать слова, не обратил внимания. Часа через два ко мне подошел молодой оператор:

– Товарищ сержант, Вас зовут… – начал он.

– Как меня зовут, я и сам знаю.

– Нет, я имел в виду, что вас туда зовут, – показал он пальцем на вышку.

– И кто решил меня лицезреть?

– Операторы.

– Им надо – пусть придут сами.

– Они очень просили, чтобы Вы пришли. Если Вы не придете – мне достанется.

– Горе ты мое… – и я, поднявший и положив руку на плечо солдата, пошел к комнате операторов.

Коля и Митяня сидели за столом и тихо что-то обсуждали, когда я вошел. Митяня встал.

– Ты, меня, это… Ну, в общем… Ты прости меня, ладно? Правда, прости. Пьян был – черт попутал.

– Да черт с тобой, проехали.

– Если хочешь – ударь меня. Я даже защищаться не буду.

– Я же сказал, проехали…

– Я взаправду. Не держи на меня зла. Ударь…

– Отстань, достал уже своим нытьем. Главное, запомни: ствол, даже пустой, не направляй больше ни на кого… а то не домой, а на зону попадешь.

– Я за ствол и прошу прощения. Он заряженный был.

Я оторопел:

– Как заряженный? Мы же его проверяли. Он пустой был.

– Я, когда за винтовкой пошел, там на столе патроны лежали, один прямо в ствол и загнал… Я же тебя убить мог… Прости меня, я тебя очень прошу…

– Ну, ты… шутишь? Прикалываетесь, мужики? – никак я не мог поверить в услышанное.

– Какие там шутки, я утром "духу" сказал вытащить патрон. Сам не мог, руки тряслись с перепою.

– Так и было, товарищ сержант, – влез солдат, – я еще отверточку взял, пальцами не смог зацепить.

Вот тут у меня ноги и подкосились. Я тихо опустился на стул и понял, что вот сейчас, в этот момент я испугался. Когда ствол, в котором пуля смотрела в мою стороны, был направлен на меня, я не боялся. Я не имел права бояться, я был собран и сосредоточен.

Какая-то внутренняя сила тогда заставила меня собраться и сконцентрироваться перед боевым оружием, а сейчас, когда все уже было позади, я понял, на какой грани стоял. И понимание происходящего опустилось в область солнечного сплетения, отдаваясь внутренней тянущей тяжестью.

– Придурок ты, Митька. Придурок… с разбитой головой. Где саданулся-то?

– А это я его приложил, – пояснил Коля.

– Чем?

– Банкой с брагой.

– Так она же у тебя в руках была, когда вы вошли.

– А это уже второй.

Я развел руками. Большая часть потерь в армии происходила только из-за глупости и отсутствия реально нужных задач.

– Мы не должны жить хорошо и спокойно, мы должны жить весело, – и вышел из комнаты.

Большая часть солдат взвода грелась на солнышке в ожидании обеда.

Я не придал значения тому, где находится остальная часть. Все были людьми взрослыми, принявшими присягу, а лишний выговор не делал мне ни тепло, ни холодно. Делать было нечего, и я пошел к механикам.

– Сережа, – окликнул я старшего механика.- Дай машину покататься.

– А где кататься будешь?

– По директрисе побегаю.

– Молодой, – крикнул старший сержант одного из механиков. – Дай ему квадрат от своей машины – пусть покатается, потом его солдаты нам две машины помоют, – и он подмигнул мне.

– Помоют, помоют, – заверил я, принимая брошенный мне ключ.

БМП не заводилась. Я пускал воздух из баллона, нажимал на стартер, она рычала, но не заводилась. Недалеко от машины стоял один из моих солдат.

– Воин, иди сюда, – приказал я. – Сядь за "птичку", поставь передачу. Я подъеду на второй БМП и толкну тебя сзади. Твоя машина пойдет, ты ее остановишь, и пусть тарахтит. Понял?

– Ага.

Так мы и сделали. Я толкнул машину второй БМП, поставил ее на место. Первая завелась, и я прыгнул в люк.

– Вперед, на мины! – подбодрил я сам себя и понесся по кочкам и ухабам.

Боевая машина пехоты создана таким образом, что место водителя-механика практически висит в воздухе, из-за чего кочки практически не чувствуются. Я носился по полю, сжигая солярку и сбивая насыпь брустверов. Через полчаса я подлетел к месту парковки машины, у которой стоял насупившийся механик.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});