История Византийской империи. От основания Константинополя до крушения государства - Джон Джулиус Норвич

причиной которых была его жена Ирина. Вот как описывает ее дочь Анна:

Императрица обладала таким характером, что не хотела быть на людях, большей частью оставалась у себя дома и занималась своими делами – я имею в виду чтение книг святых мужей, молчаливые размышления, а также благотворительность и благодеяния людям… Но так как даже боги, как говорят, не могут сопротивляться необходимости, она была вынуждена сопровождать самодержца во время его частых военных походов. Природная стыдливость удерживала ее во дворце, а страсть и пламенная любовь к самодержцу заставляли ее против воли покидать императорские покои. К тому были разные причины. Первая из них – постигшая Алексея болезнь ног, которая требовала большой заботы о нем. Боли в ногах причиняли ему огромные страдания, и Алексей не выносил ничьих прикосновений, кроме моей госпожи и матери. Она заботливо ухаживала за ним, искусно касалась его тела и облегчала боль в его ногах.

Но было и другое соображение, заставлявшее Алексея столь твердо настаивать на присутствии Ирины. Он знал, что она и дочь Анна испытывают жгучую ненависть к старшему сыну Ирины и Алексея, престолонаследнику Иоанну Комнину; они вечно плели интриги, чтобы устранить его и заменить мужем Анны, кесарем Никифором Вриеннием. Ирина никогда не упускала возможности очернить Иоанна в глазах его отца, но Алексей отказывался ее слушать. Он любил Иоанна и доверял ему; к тому же он намеревался основать династию. Если он хочет, чтобы его достижения продолжали жить, корона должна в установленном порядке перейти к его старшему сыну, а потом, если будет на то Божья воля, к сыну Иоанна.

К лету 1118 года стало ясно, что смерть Алексея близка. К этому времени он страдал постоянными болями и был вынужден сидеть, чтобы иметь возможность дышать. Его живот и ноги чудовищно распухли, а рот, язык и горло настолько воспалились, что он больше не мог глотать. Ирина приказала перевезти его в свой дворец в Мангане, часами сидела у его постели и приказывала всюду возносить молитвы за его выздоровление; однако было ясно, что император быстро угасает.

Днем 15 августа умирающий Алексей призвал к себе Иоанна Комнина, отдал ему свое императорское кольцо и приказал не терять времени: его должны провозгласить василевсом. Иоанн поспешил в храм Святой Софии, где его короновал патриарх; это была самая краткая в истории церемония коронации. Когда он вернулся во дворец, Варяжская стража сначала не пустила его внутрь – предположительно по приказу Ирины; лишь после того, как он показал им кольцо и сообщил о неминуемой смерти отца, они его пропустили.

Где же была Ирина? Вряд ли она по своей воле отсутствовала при последнем разговоре мужа и сына; Алексею каким-то образом удалось на время ее удалить, и, когда она вернулась, было слишком поздно. Даже теперь она предприняла последнюю попытку высказаться в пользу зятя, но Алексей лишь улыбнулся и поднял руки, словно в благодарственной молитве. В тот же вечер он умер. Его похоронили на следующий день в монастыре Христа Филантропена, основанного Ириной пятнадцатью годами ранее.

Подданные Алексея не до конца понимали, скольким они ему обязаны. Прежде всего, он снова подарил империи порядок. После 56 лет плохого управления тринадцатью разными монархами он один правил 37 лет; его сын – еще 25 лет, вплоть до своей случайной смерти, а внук – 37. Далее стоит упомянуть военную доблесть Алексея: ни один император не защищал свой народ более мужественно, сражаясь при этом с бо́льшим числом врагов, и ни один не сделал больше для укрепления военных сил империи. И наконец, он блестяще справился с Первым крестовым походом. Если бы армия крестоносцев пришла на четверть века раньше, последствия и для них, и для Византии могли бы быть весьма серьезными.

Конечно, у Алексея были и неудачи: попытка восстановить экономику, устранить разлад с Римом, вернуть юг Италии. Последние два пункта в этом списке, впрочем, были всего лишь мечтой. У Алексея имелись и недостатки – непотизм и чрезмерная подверженность женскому влиянию. Даже в решении вопроса престолонаследия он оказался не в состоянии навязать Ирине свою волю, предпочтя добиться своего обманом, а не твердым приказом.

Сожалел ли он, что так и не смог добиться личной популярности ни у кого, кроме солдат, которые его боготворили? Вероятно, не слишком сильно. Он никогда не шел на компромисс со своими принципами ради рукоплесканий толпы. Он правил добросовестно, энергично и с приложением всех сил и умений; империя, которую он оставил сыну, была несравненно сильнее и лучше организована, чем в предшествующие сто лет. Он умер удовлетворенным – и имел на это полное право.

20

Иоанн Прекрасный

(1118–1143)

Причиной ненависти Анны к своему брату Иоанну, которую она испытывала всю жизнь, была обычная зависть. В младенчестве Анну обручили с сыном Михаила VII Константином, и, таким образом, в течение пяти лет она была предполагаемой наследницей византийского престола. Затем императрица Ирина родила сына Иоанна, и мечты Анны разбились – однако ненадолго: после преждевременной смерти Константина она в 1097 году вышла замуж за Никифора Вриенния, сына того самого Никифора, который неудачно претендовал на трон двадцать лет назад. Примерно в 1111 году Алексей присвоил Никифору титул кесаря, и все честолюбивые мечты Анны воскресли. Она не сдалась даже после смерти Алексея: почти наверняка именно она организовала заговор с целью убить Иоанна на похоронах отца, однако Вриеннию не хватило на это мужества, и он так и не явился в условленное место, а прочих заговорщиков схватили во дворце и немедленно арестовали. Новый император повел себя на удивление милосердно. Вриенний избежал наказания и верно служил Иоанну еще двадцать лет, до самой своей смерти, в часы досуга занимаясь сочинением крайне скучной исторической книги. Его жене повезло меньше: ее собственность конфисковали, а ей самой навечно запретили появляться при императорском дворе. Покинутая и униженная, она удалилась в монастырь, где жила следующие тридцать пять лет и писала историю жизни своего отца.

Воцарение Иоанна Комнина произошло за месяц до его тридцатилетия. Даже те, кто им восхищался, признавали, что внешне он был очень некрасив; за темные волосы и кожу его прозвали Мавром. Однако было у него и другое прозвище – Калоианнис, «Прекрасный». В этом не было иронии, так как прозвище относилось не к телу, а к душе императора. Легкомыслие он ненавидел, роскошь осуждал. Сегодня большинство из нас сочли бы его невыносимым собеседником, но в Византии XII века его любили. Во-первых, он не был лицемером; его благочестие было искренним, а честность – абсолютной. Во-вторых, его отличали мягкость и милосердие –