Злой рок. Политика катастроф - Нил Фергюсон

Тайбэе произошла вспышка заболевания, власти планировали разделить город на несколько отдельных районов[1140]. В Южной Корее государство и частный сектор содействовали друг другу, стремительно увеличивая количество тестов; в то же время была развернута система отслеживания контактов, основанная на сотовой связи. Закон, принятый еще в дни MERS, давал правительству право собирать данные с мобильных телефонов и кредитных карт и другие сведения у всех, чей тест оказался положительным, и использовать полученную информацию для воссоздания их недавних перемещений. Затем вся эта информация, без каких-либо персональных идентификаторов, публиковалась в приложениях соцсетей, чтобы люди могли определить, не встречались ли они с носителем инфекции[1141]. Как и в Тайване, власти строго следили за соблюдением карантинов. В Гонконге все обстояло слегка иначе, поскольку инициатива здесь перешла к сторонникам демократии, но подход не поменялся: при помощи технологий распространение инфекции отслеживали, а посредством масок и карантинов – ограничивали[1142]. Примерно так же поступали и в Сингапуре, но там приходилось больше полагаться на «ручное» отслеживание контактов, поскольку специальное приложение скачали очень немногие[1143]. Верным стратегиям следовали не только в странах Азии. Даже без повсеместного (некоторые сказали бы – назойливого) применения технологий Германия и Греция каждая по-своему показали, что уже на ранней стадии можно было обнаружить инфекцию и эффективно противодействовать ей[1144]. И если бы каждый американский штат отреагировал на первые случаи заболевания так, как это сделал Вашингтон, тогда бы США справились не в пример лучше[1145].

SOL

Кого винить в том, что две крупнейшие англоязычные державы встретили первую волну COVID-19 намного хуже, чем страны Европы и Азии? Большинству журналистов ответ был очевиден: виновны два лидера-популиста, Борис Джонсон и Дональд Трамп. Ни тот, ни другой не совладали с кризисом умело – и это еще мягко говоря. Но те, кто превращает историю COVID-19 в «моралите» – «Возмездие для популистов», – упускают из виду более серьезную ошибку всей системы и всего общества, которую легко увидят историки грядущих дней.

И Великобритания здесь – показательный пример. Вовсе не премьер-министр был обязан определять, столкнулась ли страна со смертоносной пандемией и что делать, если это так. За это отвечали Крис Уитти, главный советник правительства по вопросам здравоохранения, Джон Эдмундс из Лондонской школы гигиены и тропической медицины и Нил Фергюсон из Имперского колледжа Лондона – главные эксперты-эпидемиологи, входившие в состав Консультативной группы по новым и возникающим респираторным вирусам (NERVTAG), – а также Научно-консультативная группа по чрезвычайным ситуациям (SAGE). Отчитывались они напрямую перед Борисом Джонсоном и всеми, кого он выбирал для участия во встречах в конференц-залах секретариата кабинета министров (неофициально – COBRA). Эксперты сначала были в нерешительности: наступило уже 21 февраля, а NERVTAG рекомендовала сохранить «умеренный» уровень угрозы[1146]. 9 марта, спустя четыре дня после того, как в Великобритании от COVID-19 умер первый пациент, SAGE отвергла идею локдауна по китайскому образцу, сообщив, что подобное приведет лишь «ко второй крупной волне эпидемии, которая придет, как только меры будут сняты». Кажется очевидным, что эксперты представляли вирус как очередной штамм гриппа. 13 марта, в пятницу, сэр Патрик Валланс – главный научный советник правительства – дал интервью Би-би-си, в котором заявил, что правительство намеревается достичь «коллективного иммунитета», но организованно, чтобы избежать чрезмерной нагрузки на Национальную службу здравоохранения[1147]. А потом эксперты запаниковали. 16 марта Нил Фергюсон опубликовал доклад, в котором предсказывал, что без «смягчения негативных последствий» (социального дистанцирования) и «подавления» (локдаунов) – поддерживаемых до тех пор, пока не появится вакцина, – в Великобритании стоит ожидать «приблизительно 510 тысяч смертей, а в США – 2,2 миллиона»[1148]. Широкая общественность осознавала опасность все яснее, и с одобрения Доминика Каммингса, старшего специального советника премьер-министра, от стратегии коллективного иммунитета отказались, выбрав беспрецедентную приостановку всей социально-экономической жизни страны. Совершив этот разворот на 180 градусов, Фергюсон затем безнадежно запутал все дело, сказав, что в 2020 году, в новых условиях, число смертей в Соединенном Королевстве составит до «20 тысяч или менее того, причем две трети и так бы скончались в этом году по иным причинам» (иными словами, от пандемии умерли бы 6700 человек)[1149].

В последующие дни события казались то трагедией, то фарсом. Симптомы COVID-19 проявились у самого Фергюсона – а 27 марта и Джонсон, и Мэтт Хэнкок, министр здравоохранения, сдали положительный тест. Джонсон был госпитализирован 5 апреля, а 6 апреля его перевели в отделение интенсивной терапии. Фергюсон, так много твердивший о том, как важно держать дистанцию, сам же и нарушил свои рекомендации, решив устроить романтическое рандеву. Каммингс был замечен в поездке по стране, также совершенной против правил. Программисты из частного сектора занялись моделью Фергюсона и разнесли ее в пух и прах[1150]. Впрочем, переломным моментом стали вовсе не эти драмы, которые развлекали людей, запертых в их собственных домах. Важнее всего было то, что этот провал допустили и на самом верху, и в той же мере – специалисты здравоохранения[1151]. И здесь мы, по всей видимости, столкнулись с некоей версией того анализа, который проводил Фейнман, изучая гибель «Челленджера».

«Все под контролем. Все правда просто отлично» (январь)… «Знаете, к апрелю, в теории, когда чуть потеплеет, все это чудесным образом уйдет» (февраль)… «Мне нравится эта штука. Я ее понимаю. Людей удивляет, что я ее понимаю» (март). Эти и многие другие реплики служат ясным свидетельством того, что президент Трамп неверно оценил тяжесть кризиса, с которым ему довелось столкнуться в первые месяцы 2020 года[1152]. Есть и альтернативное мнение: он понял всю серьезность проблемы еще 7 февраля, но решил «не поднимать шум»[1153]. И потому неимоверно легко возложить всю вину за ситуацию с COVID-19 в США на Трампа, сказав, что система имела «единственную точку отказа – иррационального президента»[1154]. Журналисты смаковали эту историю, переписывая ее снова и снова, и мало кто спрашивал себя (а может, таких и не было вовсе), почему же столь многие чиновники, и нынешние, и бывшие, так охотно и откровенно делятся своими мыслями с New York Times и иными изданиями?[1155]. Помимо этого, никто не испытывал раскаяния за все идиотские статьи, опубликованные в январе и феврале в Times, Washington Post и на сайте Vox, – за те самые статьи, в которых угроза пандемии преуменьшалась, а введенный Трампом запрет на въезд в страну путешественников из Китая порицался как расистский[1156][1157]. Я не стремлюсь защитить Трампа, допустившего страшную