Сборник статей и интервью 2006г. - Борис Кагарлицкий

По мере того как американское общество начинало сознавать, в какую глобальную авантюру оно оказалось втянуто, возрастали и сомнения относительно достоверности официальной версии 11 сентября. Многие заметили, что схема, по которой Америка втягивается в большую войну в Старом Свете, все время одна и та же. Сначала гибель «Лузитании» - американские войска отправляются на Первую мировую войну. Потом Перл-Харбор - и США вступают во Вторую мировую войну. Теперь 11 сентября - и затевается большой поход, по счастью, так и не приведшей пока к третьей глобальной катастрофе.

Смысл американского участия в разных войнах был разный, но механизм вступления в них - схожий. Теперь всем хорошо известно, что на борту «Лузитании» было оружие, что американские власти знали, насколько вероятна опасность нападения немецкой подводной лодки, знали, чем это может кончиться, но корабль в плаванье отправили. Точно так же игнорировало американское военно-политическое руководство и сообщения о готовящейся японской атаке. Хотя к войне готовилось. Вероломный удар врага нужен был, чтобы нанести ответный удар, мобилизовав все общество на поддержку военных усилий.

В данном случае сработал тот же сценарий. Другое дело, что и смысл войны совершенно иной. Да, американцам в 1917 и 1941 годах потребовался шок, чтобы вступить в борьбу, но чем больше они сражались, тем больше понимали ради чего. В 1917 году они считали, что спасают Францию, а главное, президент Вильсон обещал обеспечить после победы самоопределение народов в Европе, Азии и Африке, добиться утверждения демократии по всему миру. Вильсон под конец обманул соотечественников, сославшись на несговорчивость британских и французских союзников. Но Рузвельт в годы Второй мировой войны не обманул: после победы над фашизмом в Западной Европе установилась демократия, а потом началась и деколонизация Азии и Африки, которую на первых порах проталкивал именно Вашингтон (Советский Союз в 1950-е годы влияния на африканские дела не имел).

А сегодняшний американец не понимает, зачем оккупировали Ирак и Афганистан. Не очень он рвется и отправляться с оружием в Иран или Сирию. Не понимает, почему ближайший союзник Израиль разбомбил из-за двух солдат целую страну - Ливан (единственный очаг демократии в арабском мире!).

Короче, война теряет популярность. А миф об 11 сентября превращается в своего рода антимиф.

Подобные истории обрастают огромным числом версий, разбирать которые становится любимым делом людей, развивающих всевозможные «теории заговора». Среди подобных теоретиков изрядное число людей с более или менее заметными признаками паранойи. Но, с другой стороны, одно дело - объяснять с помощью «теории заговора» глобальные события - революции, народные войны, общественные потрясения. А другое дело - применить «теорию заговора» для анализа… заговора. Ведь никто не отрицает, что заговор все же имел место - иным способом, открыто, публично и в ходе всенародного обсуждения вряд ли можно подготовить террористический акт, кто бы за ним ни стоял.

Скорее всего, всей правды об 11 сентября мы не узнаем никогда. Это событие (наряду, например, с убийством Кеннеди) войдет в список исторических загадок, которые будут обсуждаться, анализироваться, но вряд ли будут разгаданы полностью. Однако официальная версия, заведомо исключающая всякую возможность провокации, всякую вероятность участия кого-либо из высокопоставленных фигур в США, уже поставлена под сомнение и в массовом сознании вытесняется совершенно иными гипотезами.

Что касается исторической перспективы, то она более или менее ясна. Вряд ли Бушу удастся оправдать свой крестовый поход перед будущими поколениями.

ПРОБЛЕМА 2К8

Помните классическую школьную головоломку: «казнить - нельзя - помиловать»? В зависимости от того, как запятая будет поставлена, либо голову отрубят, либо на все четыре стороны отпустят. Примерно так же, видимо, формулируются сегодняшние проблемы президентской администрации. Выборы 2008 года требуют принятия решения. С одной стороны, надо искать замену Путину. С другой стороны, заменить его некем. В общем, «уйти - нельзя - остаться». Причем запятую должен поставить сам президент. Когда и как он решит задачку, не знает никто, включая, в первую очередь, его самого.

Неудивительно, что выдающиеся политические мыслители кремлевского двора ломают голову над тем, как разрешить противоречие диалектическим образом. Так, чтобы Путин и уйти мог, и остаться одновременно.

Например: давайте сменим форму правления с президентской на парламентскую, а Путина назначим премьером. Или наоборот: назначим на четыре года слабенького такого президента, вроде как местоблюстителя кремлевского престола, а потом опять на восемь лет Путина. И чем более хитроумный план получается, тем более он оказывается труден для исполнения. Надо ведь ещё самого Путина уговорить. А президент наш, вопреки легендам, сочиненным придворными льстецами, человек нерешительный.

Между тем, время уходит.

Вот недавно Глеб Олегович Павловский, самый заслуженный околокремлевский мудрец, по этому поводу высказался.

Путину, поучает Глеб Олегович, «нужно подготовиться к своей новой и более сильной, совершенно другой роли национального лидера. Национального лидера, не являющегося высшим должностным лицом». Оказывается, «у Путина есть долг лидерства. Для реализации долга у него должны быть развязаны руки. Наверное, правильно, если бы он мог использовать более прямые формы коммуникации со страной, чем сегодня. Он должен быть готов разговаривать с людьми, которые ему верят, и высказывать вслух идеи, которые могут не нравиться властям». Это исторический шанс: «Впервые в русской истории у нас появится лидер общества, независимый и принципиально дружественный государству!» А новый президент России «благодаря Путину будет знать, чего от него хочет общество». Сам, естественно, ни за что не догадается. Хотя тут возникает вопрос: если для понимания истинных настроений общества нужны неформальные контакты с народом, то откуда уверенность в том, что Путин, запертый сегодня в кремлевских стенах, эти настроения знает? А когда он выберется из-за стены и пойдет общаться с нами, грешными, где гарантия того, что господствующие в обществе настроения ему понравятся? Или имеется в виду другое: что скажет Путин, то и есть «воля народа»?

Иными словами, в России появится свой аятолла Хомейни: неформальный, но абсолютный лидер, который никакого официального статуса не имеет, демократической ответственности перед избирателями не несет, но во всё вмешивается. Не разделяя проводимую политику, будет принципиально «дружественным государству». Не конкретному государству, состоящему из конкретных ведомств и чиновников, а некому абстрактному государству, существующему, по крайней мере, в воображении Глеба Олеговича.

В качестве прецедента Павловский сослался на Южную Африку: «Нельсон Мандела - сколько лет он не президент ЮАР? Кто знает, как зовут президента ЮАР? А Манделу знают все. Политическая карьера Путина не должна закончиться, для него 2008-й - это новый шанс, и, надеюсь, он свой шанс использует в полной мере».

Прочитав это, я несколько загрустил. Ну, хорошо, не знает человек, как зовут нынешнего президента Южной Африки. Но зачем этим на всю Россию хвастаться? Я, может быть, тоже многого не знаю. Но скромно об этом молчу.

Если бы Глеб Олегович знал, как зовут президента ЮАР, то вряд ли стал рассказывать нам сказки про Манделу как национального лидера, который, даже уйдя со своего поста, всё контролирует. Ибо действительная ситуация в южноафриканской политике прямо противоположна тому, что вообразил кремлевский мыслитель.

Нельсон Мандела - человек очень уважаемый, живет себе тихо, ни во что не вмешивается, да и в бытность свою президентом в последние годы на управление страной не слишком влиял. Власть давно и прочно находилась в руках у Табо Мбеки, который сначала был фактическим правителем при стареющем номинальном лидере, а потом стал управлять страной официально, сделавшись президентом.

Может быть, конечно, своей историей про Африку Павловский хотел намекнуть, что Путин - человек политически невлиятельный, ничего не контролирует, представляющий собой не более чем прикрытие для реальных политических игроков, предпочитающих до поры до времени оставаться в тени? Но кто эти игроки? Неужели Владислав Сурков? Или, наоборот, Игорь Сечин? Вполне возможно, что оба наших героя втайне мечтают занять президентское кресло. Только сделать это без яростной борьбы между собой им вряд ли удастся.

Нет, разумеется, Павловский вовсе не собирался делать какие-то неприличные, оскорбительные для президента намеки. Он сказал то, что сказал. Но произнесенные им слова сами по себе демонстрируют грандиозный разрыв между реальными политическими процессами и воображением политических технологов.