Лунное сердце - Чарльз Де Линт

Его копье глубоко вонзилось сперва в левую руку Киерана, потом в правую, Киеран выронил оружие из онемевших пальцев, а Теп-фюл-ин ударил противника тупым концом копья прямо в живот. Киеран пошатнулся, и Военачальник, подскочив ближе, ударил его по голове.

От этого удара из виска Киерана брызнула кровь, и Синс-амин встала, чтобы объявить об окончании поединка. Молодой воин храбро сражался с Теп-фюл-ином, хотя, надо признать, поначалу тот просто забавлялся и копил силы, приберегая их к концу боя. Когда Киеран без чувств распластался на земле с залитым кровью лицом, Ха-кан-та ахнула. Но тут же на смену испугу пришла радость. Во всяком случае, бой окончен. И Киеран жив!

— Поединок окончен! — возвестила Синс-амин. — Ты победил, Красное Копье! Оставь юношу!

— Нет! Он мой! — закричал Теп-фюл-ин. — Его жизнь принадлежит мне: захочу — отниму ее, захочу — оставлю!

— Условие было — до первой крови!

— Опять ты ошибаешься, почтенная мать! — возразил Теп-фюл-ин. — Конец боя еще впереди!

Военачальник воздел копье, и кремневый наконечник оказался направленным прямо на неподвижно лежащего Киерана. Левой рукой Теп-фюл-ин взялся за конец копья и теперь, держа его обеими руками, приготовился вонзить наконечник в грудь врага.

Но Ха-кан-та не зря призвала на помощь свою «тоу». Магический огонь, посланный ею, Ха-кан-та держала в кулаке. Теперь она разжала пальцы. Огонь должен был выбить копье из рук Военачальника, но этому помешал Пэквуджи, он бросился на Ха-кан-ту, и огонь не попал в цель. Волшебный огонь, не причинив никому вреда, взвился в небо. А Ха-кан-та и Пэквуджи, потеряв равновесие, кубарем покатились по земле.

— Нет! — громовым голосом крикнула Синс-амин.

Но она знала, что вмешалась слишком поздно. Зрители — и рате-вен-а, и квин-он-а — жадно вытянули шеи.

Теп-фюл-ин опустил копье, но, не успев коснуться груди Киерана, оно вдруг само по себе выгнулось и вонзилось глубоко в землю. Потрясенный Теп-фюл-ин взревел от боли, ибо древко копья вспыхнуло и обожгло ему ладони.

— Кто посмел? — вскричал он, поворачиваясь к зрителям.

Но хотя гнев красным туманом застилал ему глаза, он увидел, что и зрители поражены — и Синс-амин, и его соплеменники, и рате-вен-а, и поднимающиеся с земли Ха-кан-та с Пэквуджи. Он перевел глаза на Киерана, тот тоже старался подняться. От ярости Теп-фюл-ин совсем потерял рассудок. Он бросился на Киерана, схватил его за горло и одним рывком поднял в воздух. Его пальцы все сильней сжимали шею жертвы.

В бешенстве он даже не услышал ропота зрителей, не услышал боя барабанов, внезапно разнесшегося по лесу. Он видел только, как у его врага глаза вылезают из орбит, чувствовал, как тот, пытаясь сопротивляться, бессильно бьет его по груди и рукам. И тут, к ужасу Теп-фюл-ина, его собственные пальцы начали разжиматься. Он пытался удержать их на шее противника. Мускулы на его плечах и руках вздулись, но пальцы один за другим отцепились от горла Киерана, будто их отогнула чья-то железная рука. Как Киеран, хватая ртом воздух, упал на глину, Теп-фюл-ин уже не видел. Ибо только теперь он разглядел то, с чего уже давно не сводили глаз окружающие.

На краю глиняного круга, прямо напротив Теп-фюл-ина стояла высокая фигура. С виду это был человек, но с головой волка, а сзади, вдоль шеи, у него, как грива, торчали вороньи перья. Над волчьей мордой поднимались оленьи рога. С них свисали перья, переплетенные кожаными шнурками и бусами. Набедренной повязкой ему служила лисья шкура.

— Ты потерял свою честь, Красное Копье Ветра, — раздался голос, заглушивший торжественный бой барабанов. Безжалостные глаза отливали золотом. — А значит, потерял и право жить дальше.

Теп-фюл-ин метнул взгляд налево, потом направо, но не встретил сочувствия ни у кого — ни у рате-вен-а, ни у своих соплеменников. Только по лицу Синс-амин было видно, что она жалеет его. Но от нее Военачальник отвернулся.

— Он ведь чужак, Отец, — сказал он.

— Этой ночью он больше мой сын, чем ты.

— Нет! — закричал Красное Копье. — Не может он быть твоим сыном! По его венам струится зло! Он не нашей веры! Он встал на наш Путь, чтобы посмеяться над всем, что мы чтим! Это из-за него и таких, как он, верившие в нас племена отвернулись от нас и мы, покинутые ими, гибнем! Неужели ты хочешь, чтобы от нас остались лишь воспоминания?

— Я хотел бы, чтобы ты избрал новый Путь. Знай, Красное Копье, правда многолика. К одной и той же цели ведут разные дороги. Тот, чей дух не принимает перемен, обречен на прозябание и гибель.

— Мы прозябаем из-за этих перемен! — горько сказал Теп-фюл-ин. — Чтобы снова стать сильными, мы должны вернуться к нашим прежним правилам жизни. Тебе, Отец, это известно лучше, чем нам. Посмотри сам. Посмотри, как ослабели даже Хозяева Леса! Сколько их было раньше? А сколько теперь? Вы тоже, подобно квин-он-а, научились умирать.

— К старой жизни возврата нет, — покачал головой Хозяин Леса. — Жизнь идет вперед — она как ветер, что проносится над полями, как лес, который растет, чтобы умереть, а из смерти снова рождается жизнь. Если бы это было не так, жизнь уподобилась бы стоячей воде. Хотел бы ты загнить и покрыться плесенью, как болото? Этого ты желаешь своим соплеменникам, Красное Копье?

— Это не может так кончиться, — возразил Теп-фюл-ин. — И не кончится! Пусть другие не хотят, но мы должны остаться верными старине! Если уж Хозяева Леса позволяют безрогим белокожим чужакам уводить их с истинного Пути, пора им самим отправляться в Страну Дремлющего Грома.

И, быстро нагнувшись, он схватил упавшее копье Киерана и молниеносно метнул его. Копье послушно вонзилось в широкую грудь Хозяина Леса. Но странное существо так и осталось стоять, а копье торчало из его груди, словно еще одно украшение. Бой барабанов не затихал. Наконец Хозяин Леса медленно поднял руку и вытащил копье. Из раны полилась кровь — темно-зеленая, как хвоя стоящих вокруг елей; кровь потекла-потекла некоторое время, остановилась и запеклась. Рана затянулась.

— Дремлющий Гром — это мы, — тихо сказал Хозяин Леса.

И барабанный бой, оглашавший ночь, вдруг стих.

— Прощай, сын мой, — сказал Хозяин Леса, — и когда родишься снова, вспомни про этот урок. Вспомни, иначе опять пройдешь через то же самое. Запомни, иначе тебе не суждено бить в барабан в Стране Дремлющего Грома.

Теп-фюл-ин взвыл волком, когда из глаз Хозяина Леса в его глаза словно ударила молния. Падая на колени, он услышал, как на его вой отозвались вдали его братья-волки. Они прервали охоту, подняли к небу поседевшие головы и принялись оплакивать своего брата. Только два волка молчали. Эти серебристые волки стояли неподвижно, переводя глаза с умирающего Военачальника на Пэквуджи, который осмелился остановить их сестру-барабанщицу.

А жизнь Теп-фюл-ина покидала его тело. Он выл не от боли — от горя. И от злобы. Он уже не мог держать отяжелевшую голову прямо. Опустив ее, он впился взглядом в глаза Киерана. Ненависть, горящая в этом взоре, сразила Киерана, как удар копья.

— Я… я… проклинаю… — начал Теп-фюл-ин, но, не закончив фразу, упал лицом в глину и испустил дух.

Все было кончено. Далекий волчий вой смолк, и наступила тишина. Синс-амин не сводила глаз с Хозяина Леса. Ей он казался высокой желтоглазой медведицей с косматой бурой шкурой. Синс-амин молча подыскивала слова, но не могла связать их, чтобы выразить свои мысли.

— Понимаю тебя, — пророкотал в ее мозгу глухой голос медведицы. — Стыд не запятнал твое племя.

— Он не желал плохого.

— Но наделал много вреда, — покачала головой медведица.

Синс-амин опустила глаза, принимая мягкий упрек своего тотема. Ведь, говоря о Красном Копье, медведица имела в виду и ее тоже.

Киерану Хозяин Леса казался вороном.

— Ты опять действовал, не подумав, — пожурил его ворон. — И на что ты надеялся, соглашаясь на это безумие? Это любовь заставила тебя принять вызов?

— Нет, гордость, — медленно ответил Киеран.

Глядя на Киерана немигающим взором, Хозяин Леса взвешивал его слова.

— Если ты нашел в себе силы признаться в этом, — наконец проговорил ворон, — значит, для тебя еще есть надежда.

— Почему ты мне помог? — спросил Киеран.

— Я помог не тебе. Я явился помочь Теп-фюл-ину. Он отклонился от нашего Пути, потерял честь. Не будь здесь меня, он причинил бы не меньше горя, чем твой Мал-ек-а. И что еще хуже: он причинил бы горе, желая добра. Нет ничего более жалкого, чем заблудшая душа.

— И все же благодарю тебя!

— Как тебе угодно. А что ты теперь собираешься делать?

Киеран молчал.

— Я вот чего желаю тебе, младший брат, — сказал ворон. — Помни о чудесах тихих. Миру от них больше пользы, чем от воинов. И еще скажу тебе: нельзя поддержать честь в том, у кого ее нет. Преследуя Мал-ек-у, ты навлечешь на себя печаль. За все надо платить. Вспомни, как расплатился Теп-фюл-ин.

— Но ведь Мал-ек-а — это зло! — воскликнул Киеран. — И Теп-фюл-ин сказал правду — это мой народ выпустил его на волю. Ведь Мал-ек-а пришел сюда из-за Большой Воды!