Темная душа: надо память до конца убить - Ирина Павловна Токарева

заслонил непонятно откуда взявшийся болотный туман. Мать осталась стоять на коленях над телом сына, ощущая чьи-то железные ладони на плечах, придавившие ее к земле.

В углу его глаза показалось что-то. Элеонора пригляделась. Слеза? Нет. Она же черная как смола…. Капля сползла к виску и пропала в волосах. Вслед за ней из глаз, ноздрей, уголков рта, ушей лежавшего перед Элеонорой сына заструилась черная жидкость.

Словно зачарованная она смотрела на происходящее. Под головой Бойса расползалась черная глянцевитая лужица. Помокнув в нее пальцы, Элеонора поднесла их к лицу и стала наблюдать. Жидкость стекала, но не падала на пол тяжелыми каплями – она въедалась в кожу.

Секунду назад Анна обливалась потом от жара костра, теперь продрогла до костей. Огонь горел, теплой оставалась земля, но воздух промерзал, в нем мерцали кристаллики льда. Анна дохнула – изо рта вышел пар.

– Смотри, Анна, – ладонями Кхира делала пассы над котлом, – как рождается, приходит в мир твое проклятие.

С поверхности котла стал подниматься густой пар. Поплыл вверх столбом, начал смешивать с молочным клубящимся туманом, льющимся вниз сверху, прямо из звездного ночного неба. Два тумана смешались, завернулись фантазийной воронкой. В облаке, как в грозовой туче засверкал свет, мелькнули неясные танцующие фигуры, послышалась музыка, грохот тамбуринов.

– Смотри, – повторила Кхира. В руках ее появилась почти плоская круглая чаша, вырезанная из слюды. – Сейчас ты сможешь потрогать свое проклятие, как того хотела.

Она провела слюдяной чашей по краю посверкивающего, глухо грохочущего облака, зашептала заклинание. На краю чаши заискрилась алмазная роса. Провела еще раз. Дубы с пугающим гудом повторили круговое движение рук жрицы.

– Свежая ветвь прививается к старому древу, отдает древнему стволу свой сок, – шептала Кхира, продолжая сбор драгоценной росы. – Смешиваются два сока, появляется молодая поросль. Наследство безумной девы – ее безумие. Принимайте, наследующие. Муж ее – первый наследник. Дитя ее – первый росток.

Роса, стекая в углубление чаши, чернела.

– Вы будете жить, МакГреи, но к каждому из вас в назначенное время придет истинная любовь. Будет она словно меч обоюдоострый, проникающий до разделения души и духа, сухожилий и мышц. Жизнь с ее приходом прекратится. То, что должно быть благословением, станет наказанием. Разум помрачится, сердце утонет в жгучей ревности. Ответной любви вы не познаете, все что получите – это отречение, прежде чем погрузиться во тьму и забыть имя свое… Обузой вы станете для себя, а для тех, кого полюбите – позором и отвратным бременем.

На дне чаши собралась отливающая глянцем черная лужица.

– Довольна ли ты, Анна? – спросила жрица.

– Ты все сказала правильно, – кивнула Анна.

– Возьми, – жрица протянула своей гостье чашу, – отнеси домой. Это он должен принять из рук Катрионы. Зерно проклятия уже посажено в нем, чтобы оно проклюнулось и дало росток, нужна роса, пролитая верной рукой на беременную семенем почву. Чтобы дочь твоя успокоилась, пои ее отваром из цветов, что растут у колодца, макового молока не давай…

Анна приняла сосуд, встала и поклонилась жрице.

– Спасибо, Кхира.

– Не благодари, – жрица накинула капюшон, пряча в тени его свое постаревшее за время колдовства лицо, – выполни условия сделки, в которую ты вступила, отдав мне свою кровь.

– Выполню, – не колеблясь, ответила Анна, – Я прослежу, чтобы он получил твою росу из рук моей дочери. Увижу, как сбывается проклятие. Приму роды у Катрионы, похороню ее и приду к тебе, Кхира. К тебе и твоему господину.

– Иди и не бойся, лес на рассвете спокоен, никто не коснется тебя, – раздался сухой голос из-под капюшона.

Анна пошла, держа чашу на вытянутых руках. Кхира провожала ее зеленым взглядом.

– Нет, – сказала жрица, когда Анна затерялась промеж деревьев, – ты не будешь вечной странницей, я этого не допущу, Анна. Дам тебе надежду, которую ты заслуживаешь. Стихия тоже может быть милосердной.

Снова она колдовала, бросая в котел омелу, затухший огонь под котлом вздымался, ревел. В лесу по ее слову снова концентрировалась Сила.

– Если осуществится мое предсказание, Анна Монро освободится. Должна явиться Она – утренняя заря, приходящая после долгой ночи, – хрипло шептала друидесса, – Отважная, неустрашимая, она не испугается, вступая во мрак, станет светить в нем, не погасая, смелой любовью отвечая на любовь. Семь поколений пройдет и загорится звезда спасения. Семь поколений, и вырастет новая ветвь, давая жизнь здоровому. Тогда ты отпустишь ту, которую получил сегодня, и проклятие ее рассеется, не оставив после себя ни следа … Запомни – семь…

– Семь, – прогудел вслед за жрицей лес.

– Семь. Лишь бы только она отыскалась… А если ничего не произойдет, ночь навсегда воцарится над этим несчастным родом.

В родном равнинном поместье Элеоноры МакГрей, урожденной Мортимер, с пола комнаты поднялся последний и единственный наследник старого шотландского рода.

– Что произошло? – вытирая покрытый испариной лоб тыльной стороной ладони, спросил он у матери. – Я потерял сознание?

– Ты умер. Но воскрес почему-то, – Элеонора тяжело поднялась и деревяной, старушечьей походкой вышла из комнаты.

Глава 20.

Нью-Йорк, США, XXI век.

– Кэт, скажите, вы серьезно? Нет, правда? – снова переспросил принц Самир. В голосе его зазвучало неверие.

– Самир, чему вы удивляетесь? – спросила Кэт. – Мы каждый день с вами вместе, в компании Артура, Жозефин или Мозеса Гершта. Пьем чай, беседуем. Что особенного в том, если мы поужинаем вдвоем, наедине? Да, я серьезно приглашаю вас в ресторан? Вы согласны?

– Согласен ли я? – принц развел руками. – Я не верю в происходящее.

– Придется поверить, иначе я передумаю. Сначала я считала, вы слишком деликатны, чтобы звать меня куда-то. Теперь начинаю догадываться – вы просто не хотите этого.

– Вы меня обижаете, – возразил принц, – как такое могло придти вам в голову?

Право выбора места для ужина Кэт предоставила Самиру. Он отвез ее в Бруклин, в маленький рыбный ресторанчик на побережье, окна которого выходили на спокойные воды бухты Лоуэр– Бей.

Спонтанность предложения Кэт не смутила Самира. Он предпринял нужные действия, и молодые люди вошли в ресторан, где уже не было ни единого посетителя. Теперь Кэт была смущена. Она поняла, что ее предложение он воспринял, как приглашение к чему-то большему, нежели простая дружеская беседа. Полукруглый зал тонул в изысканном кофейном полумраке, который едва рассеивал янтарный свет ламп. Мерцание свечных огоньков на столике у окна навевало романтическое настроение.

Молодые люди сели. Их окутали звуки музыки – скрипка и легкое адажио, исполняемое на флейте. Звуки приходили из неоткуда, источник их оставался невидим, но Кэт могла поклясться, что музыка была живой.

Девушка взглянула в глаза мужчины, в которых отражались огоньки свечей, и, не