Торжество жизни - Николай Дашкиев

Степан внимательно посмотрел на девушку. В двадцать лет стать секретарем комсомольской организации огромного колхоза, получить звание Героя Социалистического Труда! И это та самая девочка, которая осталась после смерти отца в семье из восьми человек…

Девушка говорила о будущем:

— Товарищи, посмотрите на план. Вот здесь мы уже начали строительство опытного животноводческого пункта и мичуринской станции. Мы создадим новые породы животных, новые сорта растений… Вы даже не подозреваете, какие у нас ребята! Мне кажется, что они смогут сделать все. Все, что возможно и невозможно!

И Степан почувствовал; да, растет новое поколение. Это поколение с детства восприняло коммунизм как реальное, осуществляемое Завтра.

Самоходные комбайны, электротракторы, лесозащитные полосы, электрифицированные конюшни, свинарники, умные и сложные машины для очистки и яровизации зерна — все, что Степан видел в тот и на следующий день, уже не поражало его воображения. Степан смотрел только на людей.

Что — машины? Завтра будут созданы еще более совершенные, еще более умные. Но создавать их, управлять ими будут те люди, о которых секретарь комсомольской организации сказала так искренне и так просто: «Они смогут сделать все, что возможно и невозможно!»

Глава XXV

Последняя глава

Трудно описать, сколько волнений и тревог перенесли все сотрудники Микробиологического института за те дни, в течение которых проводился первый опыт с интерферентной вирус-вакциной. Людей приходилось гнать домой: никто не хотел отойти от двери, ведущей в антивирусный корпус, все предлагали свои услуги, взволнованно расспрашивали о результатах.

Доценты Рогов и Карпов, кандидаты медицинских наук Снежко и Абраменко, старший научный согрудник Борзик, представитель Академии медицинских наук, секретарь партийной организации института профессор Петренко, директор института профессор Ивлев, профессор Кривцов, несколько специалистов-хирургов и терапевтов, наконец, Галина Сазонова уже несколько дней не выходили из антивирусного корпуса.

Положение казалось очень серьезным. Процесс борьбы вирус-вакцины и вируса рака был длительным и тяжелым. Резкие колебания температуры, скачкообразные изменения кровяного давления и деятельности сердца больного заставляли ученых быть в состоянии непрерывной готовности. Каждая случайность, секундное промедление могли стоить жизни больному.

О Кате Степан думал постоянно: и в тот момент, когда ввел больному препарат, и в тот, когда больной заявил, что ему лучше.

Но после этого он уже ни о чем не мог думать. Неумолимый термометр показывал непрерывное повышение температуры. К концу третьего дня больной потерял сознание. У него начало сдавать сердце — то застучит сильно, то умолкнет совсем, словно прислушиваясь к напряженной борьбе, происходящей в организме.

В одну из минут, когда казалось, что все окончено, Степан ввел больному камфору и выбежал в коридор. У него перед глазами стояла девочка, дочь больного, и слышалась ее мольба: «Вылечите моего папу!»

Но что он мог сделать?

Степан курил папиросу за папиросой, бегая из конца в конец коридора — семьдесят шагов туда, семьдесят назад. Время тянулось невыносимо медленно. Вот из операционной вышел профессор Кривцов, несколько раз жадно затянулся дымом, прислонился к стене, постоял так и вновь ушел, даже не заметив, что Степан с надеждой и страхом смотрит на него. Промчался санитар — он так спешил, что споткнулся на пороге и не ответил на оклик Степана.

Степан не решался зайти в операционную, где происходила борьба, помочь которой он уже ничем не мог. Он быстро сбежал вниз по лестнице, забрался в глухой закоулок института и, прислонясь к холодной стене, начал считать медленные, тяжелые удары пульса.

Уже начало смеркаться, когда послышался голос Галины, а затем и ее шаги. Она искала его, громко звала, и он, решив, что больной умер, медленно пошел к ней навстречу.

Но Галина бежала к нему радостная:

— Степан Иванович! Он жив! Кризис прошел!

Степана охватило бешеное веселье. Он обнял Галину, поцеловал… Но тотчас же остановился и посмотрел на девушку со смущением. Все-таки он доцент, руководитель отдела. Разве можно проявлять такой телячий восторг? Что подумает о нем Галина?.. Еще обидится, чего доброго!.. Но нет, она ничего не заметила, глаза у нее счастливо сияют, она так возбуждена и взволнована… И как удивительно она похожа на Катю!.. Нет, нет, все в ней иное: цвет волос, форма лица, рост и фигура… Но чем же — не этим ли взволнованным и доверчивым взглядом напоминает она ту, которую он любит?

Он опустился на скамью, склонил голову на руки.

— Степа, не надо так!.. Все идет хорошо!.. Профессор Чижов сообщает, что его исследования близятся к концу… Мы возвратим Катю к жизни… Обязательно возвратим!

Степан медленно поднял голову. Нет, это была не Катя. Это была Галина — у нее все иное: голос, жесты, фигура, цвет глаз… Может быть, даже излишне сухо он сказал:

— Пойдемте, Галочка!

Галина не заметила перемены в настроении Степана. Она не спрашивала себя, почему таким светлым и жизнерадостным кажется ей этот угасающий день, почему так приятно итти рядом со Степаном и почему хочется, чтобы лестница была бесконечно длинной. Она не понимала всего этого, но знала, что за Степаном согласна пойти куда угодно — на подвиг, на жертву. Ведь он победил смерть!

Она посмотрела на часы, чтобы навсегда запомнить этот день, этот час.

Это было девятого июля в восемь вечера.

Посыпанная желтым песочком тропинка вьется между развесистых каштанов и кленов. По обе стороны дорожки — свежая сочная зелень. Цветы, радужные фонтаны, музыка из репродукторов. Смех на веранде. Веселые жизнерадостные люди в светлых пижамах…

Что это — дом отдыха? Санаторий?

Нет, это Онкологический институт — место, где излечивают от страшной болезни — рака.

Такими вскоре будут они все, эти заведения, где борются за жизнь человека. Цветы и музыка, свежий воздух и веселые шутки, — разве не устремлены они к тому же, что и чудесные интерферентные вирус-вакцины? И не такими ли, без стонов, без страданий, видел больницы будущего седоволосый грустный юноша в советском госпитале через несколько месяцев после конца второй мировой войны?!

Степан Рогов идет по аллеям, парка, здоровается с больными, расспрашивает их, шутит, и даже ему не верится в эти минуты: неужели это не сон? Ведь каждый из этих людей уже стоял на краю могилы.

Рогов подходит к худощавому седому мужчине, который, лежа в шезлонге, что-то сосредоточенно жует.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});