Доминум - Полина Граф

своих воспоминаниях, пока не выгорит эфир ваших душ.

Женщина занесла палку над головой Сары. Не в силах больше терпеть, я упал рядом с протекторшей и притянул ее к себе. Какими бы сильными мы ни были, встретившись со своими демонами один на один, каждый слаб и беззащитен. Потому нет ничего постыдного в том, чтобы поделиться этим грузом с кем-то другим.

– Это прошлое, лишь прошлое, его уже давно нет, – зашептал я на ухо Саре. – Соберись, пожалуйста. Ты сильная, сильнее всех, кого я знаю. Тебе не нужно губить чувства и эмоции, чтобы не быть слабой, ведь ты никогда таковой и не была. Ты справилась с этим когда-то, сможешь и сейчас.

Сара испуганно оглянулась на застывшую мать.

– Я… я…

– Доверься мне. Я здесь, рядом. В этот раз ты не одна.

– Ты разочаруешься во мне.

– Что ты имеешь в виду? – не понял я.

Сара отвела взгляд.

– Не смотри.

– Почему?

– Пообещай, что останешься здесь, но не будешь следить за тем, что произойдет дальше.

Я колебался, но ничего другого явно не оставалось, потому я неуверенно кивнул.

– Спасибо тебе, Максимус, – выдохнула она.

Я закрыл глаза, постарался отгородиться от происходящего. Это оказалось непосильно трудно, все равно что заставить себя не думать. Образы навязчиво лезли, мельтешили перед глазами, но я отмахивался от них. В конце концов остались лишь звуки. Сара отпустила меня, и время пошло обычным ходом.

Свист палки. Глухой удар.

Глава XXXIV

Что глядит на тебя из бездны?

Некоторое время я брел в кромешной темноте. Откуда-то сверху брезжило слабое безжизненное мерцание, да только оно не особо помогало, когда путь пропадал вовсе.

Пустой исчез, и я уже начал беспокоиться, не забрел ли в какую-то особую ловушку. Но затем впереди появился силуэт Грея.

– Нет, конечно же, нет! – говорил он и не он в то же время. То была какая-то из его предыдущих версий. – Я запечатлю их всех. Пускай они боятся, пускай умирают. Пускай пустота отразится в их глазах. Я хочу видеть это, мне нужны их эмоции!

Грей бросил на меня через плечо жесткий взгляд. И побежал. При каждом его шаге темный пол озарялся брызгами света. Я не отставал, хотя и понимал: ему от меня никогда не скрыться.

А затем сверкнула зеленая молния, и все сюрреалистические виды души Грея разверзлись перед глазами. Он стоял прямо передо мной, рядом с трещащим костром кислотного цвета. Холодок пронесся по спине от мысли, что Грей был полностью в сознании. Где его страхи, где воспоминания? Почему он стоит здесь, смотрит на меня так серьезно, пережевывает взглядом?

– Ты ничего не знаешь, – сказал он мне. – Думаешь, что сможешь спасти их всех? Идиот. Никому отсюда не выбраться. Все уже предрешено, с самого начала. С тех самых времен, как Вселенная сделала свой первый мертвый вздох. Вы все умираете вместе с ней.

Его глаза пылали, но сам Грей внезапно оказался в тени. Он склонил голову и продолжал хищно взирать на меня.

– Глупый-глупый Максимус, такой наивный и такой злой на целый мир, – оскалился он. – Что ты вообще можешь знать о страхе? Я знаю – я живу им всю свою жизнь. А ты, Максимус, хочешь посмотреть в глаза бездне? Ты хоть представляешь, что посмотрит на тебя в ответ? Захочешь ли ты жить с памятью о том взгляде?

Я смотрел на росший позади него образ и покрывался мурашками паники. Попятившись, я так и не смог оторвать взгляда от монструозного Центра души Грея. Мерзкие очертания сплетенных догнивающих останков и огромный деформированный птичий череп с кучей глазниц. Тот навис прямо над головой Грея. Падший протянул к нему руки и погладил потрескавшуюся кость.

– Что ты видишь, Максимус?

Разлом в центре черепа наполнился зеленым свечением, за ним устрашающе загорелись и черные жерла глазниц. Я стремительно отвел взгляд. Это было невыносимо. Гудение, отдающееся в самой пустоте. Оно нарастало, разрывая мысли на части.

– Что ты видишь?!

Напряжение немедленно спало, а открыть глаза довелось уже в полной темноте.

Или не совсем полной.

Мне потребовалось немного времени, чтобы привыкнуть к ночному мраку, но я уже отчетливо слышал грохот дождя за окном. Оттуда надувало сквозняком, ветер свистел сквозь щели. Я моргнул и оглядел небольшую комнатушку. Судя по всему, детскую. Она казалась старомодной: немногочисленные деревянные игрушки, кровать из стальных прутьев. Из-под нее раздавались всхлипы.

Поежившись, я присел на корточки и увидел забившегося в угол мальчика. Тот сжался калачиком, прижимая колени к самому лбу, и трясся. Он тихо плакал, боясь издать хоть сколько-нибудь громкий звук. Весь ужас мальчика был сконцентрирован на окне. Оно было его бездной, которая глядела на него каждую ночь, а он не имел сил посмотреть в ответ.

По стеклу продолжал барабанить дождь, и никаких иных звуков, кроме этого стука да испуганных всхлипов под кроватью, больше не было слышно. Я нервно выдохнул, вглядываясь во тьму и считая секунды, пока неподалеку не блеснула вспышка. Сразу после раздался знакомый дребезжащий рык.

Мальчик в ужасе затаил дыхание, а я с изумлением увидел их – сплитов. Казалось, их было не меньше пяти. А может, и больше. Они стояли под дождем, подставляя ему свои блестящие гнилые спины, но не могли пройти – мешала некая преграда, бившая их Светом всякий раз, стоило хоть одной твари приблизиться. Но что-то упорно манило их. Они жадно смотрели в окно, приходя сюда каждую ночь. И скалились, будто уговаривая мальчика выйти.

За дверью раздался скрип шагов. Я уже знал, что это отец ребенка. Он тоже часто был полночным гостем, как и твари. Проверял сына. И каждый раз обещал, что все однажды закончится. Но ребенок лишь зажимал уши и глотал слезы, зная, что от темноты не спрятаться. Она уже не была по ту сторону окна. Тьма проникла в него, срослась с каждой клеткой в его теле.

Мрак сгущался. Мальчик соскользнул в него, а я последовал за ним.

Там меня настигла дробящая боль.

Я схватился за грудь, полностью уверенный, что она разорвана на куски. Легкие не могли втянуть воздух, в голове стоял шквал из настойчивого биения и крика собственных угасающих мыслей. Я силился выдать хоть звук, но не мог, словно горло стянули веревкой. На глаза навернулись слезы, во рту стоял вкус крови. С ледяным ужасом пришло понимание: я умру, здесь и сейчас.

И пустота. Я чувствовал ее внутри себя, свозь пелену глядел в горящие бездны птичьих глазниц. И видел в них свое отражение, а вокруг – бессметное скопище других