Верни нам мертвых - Анна Инская

Рейг тем временем рассуждал вслух. Как я заметил, Рейг высоко чтил науку красноречия и всегда заранее обдумывал что сказать. Он говорил сам себе, осторожно пробираясь среди комьев смерзшейся земли:

— Я ей скажу вот что. В грядущих временах справедливости не больше чем в змеиной норе, но власть тех злых колдунов велика, и много волшебных вещей есть у них. Глядя на них, начинаешь думать, что они заселят всю землю, а остальные обречены на гибель. Ифри! Дай мне увидеть улыбку твою, ведь я теряю веру в то, что добро может победить зло, как это повествуется в сказаниях!

Я тоже не верил. И в сказания не верил, и не верил в то, что Рейг все это скажет, когда встретит мать своей дочери. После разлуки, которая была для него несколькими днями, а для нее — девятью годами. А также после того, как сегодня в полдень она, на горе себе, попала в лапы охотников за рабами. Ее улыбка… я не был уверен, что у нее не выбиты зубы.

А Рейг тем временем придумал новую версию добрых слов для Ифри:

— Я расскажу ей, что мой отец тоже повстречал мою матушку после того, как она вырвалась из рук врагов. Мой отец сказал храброй матери моей: "Видно, что отбивалась ты не щадя себя. Ты и детей мне родишь смелых и дорожащих честью своей".

Потом Рейг вспомнил, что Ифри стала старше на девять лет. Но он и тут нашел выход из положения:

— Я скажу ей: у злого колдуна есть тайна возвращения юности. Если правы древние сказания, то в конце все достается добрым. Поэтому когда-нибудь вечная юность должна достаться нам с тобой.

Но я чувствовал, что и этого он ей не скажет. Не зря некрасивых женщин называют страшными. Они вызывают даже не безразличие, а желание отвернуться и молча уйти. А если они молят не уходить — хочется уже не уйти, а убежать. В этом проклятье женского рода — да наверное и не только в этом. Я был уверен, что Ифри была изуродована теми, кто шел за ней надеясь найти клад. Ловцы Двуногих мстительны. Я ожидал, что встреча Ифри и Рейга будет тягостной и безрадостной, под стать холодному и мертвому осеннему лесу.

Мы дошли до плетеной изгороди, которая защищала поля от оленей и зайцев. На ней висели амулеты-обереги, чтобы спасти деревню от лесных людоедов и оборотней. У нас все имело название. Этот плетень — Изгородь Раздела, она отделяет Обитаемые земли от Диких земель, она указывает границу между безопасными владениями женщин и суровым миром мужчин. Но сейчас в Диком мире, под прикрытием деревьев, было теплее, чем в полях; покрытый листьями лесной перегной еще не смерзся. Лес был освещен тусклым уходящим солнцем, мы видели отпечатки ног тех, кто увел Ифри, и шли по ним. А сами осторожно ступали по корням, чтобы не оставлять следов.

Мне казалось, что в лесу тихо, как в могиле. Но чуткое охотничье ухо Рейга видно расслышало что-то. Он сделал мне знак замедлить шаг и идти бесшумно. Рейг не ошибся. Впереди, на поляне, под высоким ясенем стояла женщина с длинными черными косами. А рядом с ней незнакомец в серебряной одежде. Я думал, что он заберет ее. Но с удивлением увидел, что он не развязывает веревку, которой Ифри была привязана к дереву. Он наоборот привязывает ее! Он затягивал узел, и они тихо говорили о чем-то. Потом незнакомец прошептал команду своему устройству для телепортации, и через мгновение там, где он стоял, я увидел лишь опавшие листья.

Рейг подбежал к своей подруге, наверное чтобы рассказать ей о волшебном острове. Удивленная, она подняла на него глаза. Лицо у нее было иссечено ножом. Рейг замолчал, наверное, не знал, что сказать. Лицо Ифри было темным от крови, а у Рейга — серое, как если бы уже ушло вечернее солнце, как если бы на лес уже спустились осенние сумерки.

Я не знал, что станет делать Ифри. Говорить о любви своей — неуместной и наверное ненужной ее возлюбленному? Или отпустит его и пожелает счастья? Ведь она теперь могла быть ему только старшей сестрой.

Рейг стоял перед ней, оробевший и несчастный, будто жизнь обманула его. А Ифри вдруг гордо подняла голову и сказала твердо и властно:

— Рейг! Вспомни! Низшие лесные духи живут в ветвях диких яблонь и зеленых ив, но высшие боги являют себя в деревьях, дочерна сожженных молнией. Да будет благословенна воля их! До того, как ты вернулся, они увели меня за ту грань, где кончается земной путь и где начинается удел богини. Но я люблю тебя по-прежнему, и это знак, то ты лучший из людей. Боги помогут тебе и тем, кто пойдет за тобой.

Рейг встал перед ней на одно колено, как полагается при встрече с Высшими. Ведь лишь богиня не теряет присутствия духа, когда лицо у нее иссечено ножом.

Я спросил:

— Кто приходил к тебе?

— Валент Страбус, — ответила Ифри, — Он приводил меня в ваш мир. Хотел, чтобы я забыла Рейга. Говорил, что Рейг — глупец, что он погиб в океане, для меня девять лет назад, а для Валента Страбуса — две тысячи лет назад.

Рейг глупец? А вот господин Амби наоборот считает нашего мореплавателя даже слишком умным. Мне тоже, по мере знакомства с Рейгом, все больше казалось, что он отнюдь не дурак. Но в подобных ситуациях все глупеют. Услышав про Страбуса, Рейг спросил меня: можно ли прихватить в будущее дубину? А если нет, то как стрелять из унилазера? Потом тревожно спросил Ифри:

— Он любит тебя?

Она равнодушно ответила:

— Любит ли тонущий в болоте корень дерева, за который он цепляется?

— Зачем он приходил?

— Его дикое племя ищет в прошлом то, чего у них нет… чистую воду, верность… но я ждала тебя.

Предполагалось, что я буду подслушивать все, о чем станут говорить Рейг и Ифри. Но что они могли замыслить опасного? Холодно было, я предпочел пока телепортироваться в древнюю Африку, согреться и заодно подзарядить комбинезон от яркого солнца. Вернулся в осенний лес, когда эти двое уже успели многое обсудить. Их разговор уже перешел в практическую плоскость. Рейг объяснял проблему:

— Запутался я в их ходах змеиных. Не могу принять решения. Будто два голоса говорят во мне, и я не знаю которому верить. Мой отец был родом с Равнины Коня и Быка. Они — сыновья Земли — сражаются в чистом поле, вовек не отступят перед врагом и не нарушат правил поединка. А по матери я из охотничьего рода…. Сыновья Леса всегда найдут обходную тропинку и даже рыжего лиса в ловушку заманят. Сегодня чистое поле и темный лес будто спорят во мне. Один голос говорит: предпочти смерть бесчестью! А другой шепчет: разве охотник отказывается от добычи раньше, чем не перепробует все способы обхитрить зверя?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});