Ангел для сестры - Джоди Линн Пиколт

правило: нельзя ни у кого ничего брать без разрешения. Анна, не могла бы ты встать? — просит он.

Девочка смотрит на меня, я киваю и встаю вместе с ней.

— Сегодня, — говорит судья Десальво, — я объявлю тебя свободной от родительской опеки по медицинским вопросам. Это означает, что, хотя ты по-прежнему будешь жить с родителями и они, как раньше, могут говорить тебе, когда ложиться спать, какие программы нельзя смотреть по телевизору и можно ли не доесть брокколи, в отношении любых медицинских процедур последнее слово за тобой. — Он поворачивается к Саре. — Миссис Фицджеральд, мистер Фицджеральд… я приказываю вам встретиться с педиатром Анны и обсудить с ним условия этого вердикта, чтобы он понимал необходимость общаться по медицинским вопросам напрямую с Анной. А на случай, если ей потребуется дополнительное сопровождение, я прошу мистера Александера взять медицинскую доверенность и помогать Анне до достижения восемнадцати лет в тех случаях, когда нужно будет принять наиболее сложное решение. Я ни в коем случае не предполагаю, что эти решения должны приниматься без участия родителей, но я утверждаю, что окончательное решение зависит исключительно и только от Анны. — Судья пронзает меня взглядом. — Мистер Александер, вы принимаете на себя эту ответственность?

За исключением Джаджа, мне еще никогда не приходилось ни о ком заботиться. А теперь у меня будут Джулия и Анна.

— Почту это за честь, — отвечаю я и улыбаюсь девочке.

— Я хочу, чтобы вы подписали эти бумаги, прежде чем покинете зал суда, — распоряжается судья. — Удачи тебе, Анна. Заглядывай ко мне иногда, рассказывай, как у тебя идут дела.

Десальво стукает молоточком по столу, мы все встаем, и судья удаляется из зала.

— Анна, ты это сделала, — говорю я своей остолбеневшей клиентке.

Джулия первой оказывается рядом с нами. Она нагибается через перила обнять Анну.

— Ты держалась молодцом. — Джулия улыбается мне поверх плеча девочки. — И ты тоже.

Потом Анна отходит от нас и встречается с родителями. Между ними расстояние в фут и целая вселенная времени и утешения. Только сейчас я понимаю, что начал относиться к этой девочке как к человеку, который старше своего биологического возраста, тем не менее сейчас она неуверенно топчется на месте и не осмеливается поднять глаза на отца и мать.

— Эй! — Брайан прокладывает мост над пропастью и грубовато сгребает дочь в охапку. — Все в порядке.

А потом Сара вклинивается в эту кучу и обнимает руками обоих, их плечи составляют стенку — это команда, которой предстоит заново изобрести правила игры.

Анна

Картинка паршивая. Дождь, если это возможно, льет сильнее. В голове проносится видение: он обрушивается на машину и сминает ее, как пустую банку от колы, и мне трудно дышать. Секунда уходит на то, чтобы понять: это не имеет отношения ни к дрянной погоде, ни к скрытой клаустрофобии, все дело в том, что горло у меня стало вдвое уже, чем обычно, слезы теснятся в нем, и любое действие, любое слово требует приложения в два раза бо`льших усилий.

Прошло уже два часа, как я получила медицинскую эмансипацию. Кэмпбелл говорит, дождь — это благословение, он разогнал репортеров. Может быть, они найдут меня в больнице или не найдут, но к тому времени я уже буду со своей семьей, так какая разница. Родители ушли раньше нас. Нам нужно заполнить дурацкие бумаги. Когда все было сделано, Кэмпбелл предложил подбросить меня. Это очень мило, учитывая, что мне известно: больше всего на свете он хочет вернуться к Джулии и заняться с ней любовью. Кажется, они считают это большой тайной, но напрасно. Я думаю, как чувствует себя Джадж, когда они вдвоем. Не ощущает ли он себя брошенным?

— Кэмпбелл, как, по-вашему, что мне теперь делать? — ни с того ни с сего спрашиваю я.

Он не притворяется, что не улавливает сути вопроса.

— Я только что вел нелегкую борьбу за твое право на выбор и не стану тебе подсказывать.

— Отлично! — Я поглубже усаживаюсь в кресло. — Я даже не знаю, кто я такая на самом деле.

— А я знаю, кто ты. Ты лучшая чистильщица дверных ручек на всех плантациях Провиденса. Ты мудра в речах, из всех сортов печенья предпочитаешь крекеры, ненавидишь математику…

Довольно забавно наблюдать, как Кэмпбелл пытается заполнить все строчки анкеты.

— …тебе нравятся мальчики? — завершает он перечисление вопросом.

— Некоторые из них ничего, — признаюсь я, — но они все, наверное, вырастут такими, как вы.

— Не дай бог, — улыбается он.

— Чем вы теперь займетесь?

Кэмпбелл пожимает плечами:

— Могу взяться за какое-нибудь прибыльное дело.

— Чтобы и дальше поддерживать привычный для Джулии стиль жизни?

— Да, — смеется он. — Что-то вроде этого.

Наступает тишина, и я слышу только влажный скрип дворников. Подкладываю руки под бедра и сижу на них.

— Во время слушаний вы сказали… Вы и правда думаете, что через десять лет я буду восхитительной?

— Что это, Анна Фицджеральд? Ты напрашиваешься на комплименты?

— Забудьте, что я сказала.

— Да, я забуду. — Он смотрит на меня. — Представляю, как ты разбиваешь сердца парням или рисуешь картины на Монмартре, летаешь на истребителе или идешь по неизведанной земле. — Он замолкает. — А может, занимаешься всем этим.

Было время, когда я, как Кейт, мечтала стать балериной. Но с тех пор я прошла тысячу разных стадий: хотела быть астронавтом, палеонтологом, бэк-вокалисткой у Ареты Франклин, членом кабинета министров, рейнджером в Йеллоустонском национальном парке. Теперь, в зависимости от того, какой выдастся день, я хочу быть то микрохирургом, то поэтом, то охотником на привидений.

Только одна вещь остается неизменной.

— Через десять лет я хотела бы быть сестрой Кейт.

Брайан

Пейджер звенит, когда у Кейт начинается новый сеанс диализа. Автомобильная авария, две машины, есть пострадавшие.

— Я нужен там, — говорю я Саре. — Ты справишься?

«Скорая» едет к перекрестку Эдди-стрит и Фаунтин-стрит, к очень плохому перекрестку, прямо скажем, а тут еще такая жуткая погода. К моменту моего появления копы уже оградили место происшествия. Одна машина врезалась в бок другой, обе смяты и сцепились в комок искореженного металла. Грузовик выглядит получше, «БМВ» буквально выгнулась улыбкой вокруг его капота. Я вылезаю из «скорой» под дождь, нахожу первого попавшегося полисмена.

— Трое раненых, — говорит он. — Одного уже отправили.

Подхожу к Рэду, который орудует «челюстями жизни», пытаясь прорезать водительскую дверцу, чтобы добраться до пострадавших.

— Что тут у тебя? — кричу я сквозь вой сирен.

— Первого водителя вынули через ветровое стекло, — орет он в ответ. — Цезарь повез его на «скорой». Вторая в пути. Тут двое, насколько я вижу, но двери смяты в гармошку.

— Дай я посмотрю, нельзя ли