Хрононавигаторы (сборник) - Сергей Снегов

— Ничего не я! У меня свое настроение, у Паолини — свое. Ничего не имею против того, чтобы оба мы пребывали в добрых чувствах.

Что ученый-астролог, так сильно смахивающий на Мефистофеля, шагает в своих рассуждениях за грань простой логики, Сток понял сразу. Дальнейшая беседа лишь укрепила это убеждение. Астролог пространно доказывал, что количество благоприятных комбинаций светил ограничено и потому число людей, пребывающих в благодушии, не может превзойти предельную для данного времени норму; соответственно, имеется верхний предел и для людей, коим силой небесных светил суждены на эти часы неудачи, горе и дурное расположение духа. В этих условиях очень нежелательны искусственные перепутывания судеб, а это, к сожалению, случается: человек, назначенный на вполне обоснованное уныние, вдруг беспричинно впадает в восторг. Он, профессор Арчибальд Боймер, убежден, что и сам доктор Сток понимает неосновательность своего благодушия и, следовательно, столь же отчетливо должен понимать, что это благодушие, собственно, не его, а чужое и захвачено ценой обделения другого человека добрым настроением.

— Мое доброе настроение основано на личных причинах, — возразил доктор Сток. — Ибо я лечу в место, которое охарактеризовано мне как рай, и буду вести там интереснейшие исследования.

Рожки на висках Мефистофеля встопорщились, чугунные звоны голоса стали глуше.

— Условимся о значении терминов «рай» и «ад». Вам, надеюсь, ясно, что рай для дьявола — ад для святого. Люди — мешанина из святости и чертовщины. Не откажите в любезности сообщить: как вы относитесь к числу «тринадцать»?

— «Тринадцать» для меня счастливое число.

— Значит, черта в вас больше, чем ангела, доктор Сток. Хорошим людям не везет по тринадцатым числам, а плохим тринадцатого все удается.

Доктор Сток сделал попытку обидеться.

— Мы с вами еще как следует не познакомились, а вы уже обзываете меня дурным человеком, профессор Боймер!

— Я знаю вас, — хмуро сказал астролог. — На вас бросил взгляд приближающийся к Венере Марс. У Марса тяжелый взгляд, можете мне поверить. Столько зла ждешь от этой зловредной планеты!

3

Доктор Сток заметил, что остальные пассажиры самолета не прислушиваются к его странному разговору с ученым-астрологом, так смахивающим на Мефистофеля. Все молчаливо покоились в креслах, каждый был погружен в раздумье или похрапывал. У тех, кто дремал, лица, освобожденные от предписанных мин, еще сильней становились похожими на рожи закоснелых обитателей тюрем. Доктору Стоку не нравились пассажиры. И если он со внутренним смешком вспоминал забавные разглагольствования профессора Боймера, а сам облик специалиста по экспериментальной астрологии порождал насмешку, то внешность остальных пассажиров вызывала беспокойство: доктору Стоку чудилось, что он попал в скверную компанию.

Стюардесса объявила, что самолет приблизился к месту посадки, но внизу простирался все тот же темный, а сверху казавшийся еще и немного выпуклым океан. Доктор Сток спросил Мефистофеля: где же, собственно, остров? Не на воду же им спускаться!

— Остров сейчас откроют, — проворчал астролог.

Только теперь доктор Сток понял, что самолет давно уже кружится над одним местом в океане: солнце быстро перемещалось справа налево, обходило самолет сзади и снова накатывалось с правого бока. Но внизу по-прежнему ничего не было, кроме выпуклой — дном вверх — чаши темной воды. Астролог счел нужным успокоить Стока:

— Нио прикрыт силовым экраном. Установят, что мы — те, кого ждут, и раскроют объятия. Через час будем в гостинице.

Внизу разлился широкий голубоватый свет. Вначале он был просто шаром сияющего тумана, шар взметнулся из недр океана, вздымался вверх, достиг самолета, окутал самолет, ушел в небо. Под самолетом открылся город нарядных зданий и парков. Самолет сел на желтую гравийную площадку. Пассажиры чинно выходили наружу. К доктору Стоку подошел высокий средних лет мужчина с приветливым лицом и с такой величавой фигурой, что казался древней статуей, сошедшей с пьедестала.

— Меня зовут Спадавеккия, — проговорил он звучным, торжественным голосом. — Хирон Спадавеккия, если не возражаете, доктор Сток. В гостинице вас ждут. Вы хотели номер тринадцатый, не правда ли? Мы освободили его.

— Я не высказывал желания, чтобы для меня освобождали занятый номер, — заметил доктор Сток.

— Вы объявили, что «тринадцать» у вас счастливое число. Такое объяснение равносильно приказанию. Наша обязанность создавать всем на Нио радость существования.

Доктор Сток поискал глазами Арчибальда Боймера: сказать о тринадцатом числе мог только он. Но профессор экспериментальной астрологии пропал, словно его и не было. Хирон Спадавеккия усадил Стока в роскошный лимузин, сам повел его. Для человека, величественного, как античный бог, он неплохо управлялся с рулем. Гостиница выглядела королевским дворцом, а не обителью случайных приезжих. Номер тринадцатый складывался из трех комнат, не считая ванной, та тоже могла сойти за кабинет: в ней кроме мраморного бассейна стоял диван, столик и два кресла.

— Вы, мне показалось, искали профессора Боймера, — сказал Хирон Спадавеккия. — Ровно в шестнадцать часов вас пригласят в ресторан. Там вы увидите профессора. В ресторане у каждого свой столик. Его номер — одиннадцатый, а ваш…

— Естественно, тринадцатый, — иронически подсказал Сток.

— Вы не ошиблись, — торжественно подтвердил Спадавеккия. — Ресторан, доктор Сток, на Нио служит не только для принятия пищи, но местом встреч. Он вроде единого для всех клуба.

— Единого для всех? На Нио так мало жителей?

— Когда мы говорим «всех», это означает «всех удостоенных особости». У нас много званных, но мало избранных. Кстати, код вашей особости тоже тринадцатый.

— Я, стало быть, отношусь к избранным?

— Совершенно справедливо, доктор Сток, — величаво ответствовал Хирон Спадавеккия и учтиво поклонился.

До шестнадцати оставалось больше двух часов. Доктор Сток с наслаждением поплескался в бассейне, полчасика вздремнул. Переодевшись, он направился в ресторан. Ресторан занимал весь нижний этаж. В обеденном зале стояло около двадцати столиков, но только одно сиденье у каждого столика показывало, что здесь пищу вкушают в одиночестве. Тринадцатый столик поместили у окна. За одиннадцатым, в глубине, уже сидел профессор экспериментальной астрологии. Доктор Сток поклонился, Арчибальд Боймер хмуро моргнул, — это, вероятно, было эквивалентно поклону. За столик номер двенадцать села мужиковатая дама лет тридцати, — впрочем, лицо ее, составленное из одних крупных деталей, уродливым не было. Доктору Стоку даже понравились темные глаза под широкими мужскими бровями и большой красивый рот — полные губы были не то подкрашены багрово-красной помадой, не то обладали природной вампирной окраской. Дама с равнодушием отнеслась к тому, что ее разглядывают, и доктор Сток счел нужным обратить на себя внимание иным способом:

— Доктор Альфред Сток, химическая физика, особость тринадцатая, с вашего разрешения, сударыня.

— Разрешаю, — сказала дама. Приятный, мелодичный голос не очень вязался с грубоватой фигурой и резкими чертами лица. — Протяните мне вашу правую руку, Сток!

Требование было столь неожиданно, что доктор Сток какую-то секунду колебался. Дама наклонилась и, не дотрагиваясь до руки Стока, внимательно ее оглядела. Доктор Сток натужно пошутил:

— Уверяю вас, она чистая.

— Это несущественно. Ваша рука мне подходит, беру ее.

Доктор Сток не упустил возможности пошутить:

— Надеюсь, вместе с сердцем? Вы требуете моей руки и сердца, я так вас понял, сударыня?..

— Агнесса Коростошевская. Зачем мне ваше сердце? У меня отличный набор сердец. А рука хорошая. Давно не видела красивых мужских рук. Именно такую я хотела бы иметь для своего ребенка.

Только большим усилием воли Сток не разрешил себе парировать неожиданное предложение какой-нибудь остро́той. Он постарался, чтобы новый вопрос звучал серьезней:

— Вы хотите меня в отцы вашего ребенка, Агнесса?

— В частичные отцы. На одни руки. — Она с тем же вниманием, с каким только что осматривала руку, оглядела голову доктора Стока. — Лицо у вас заурядное, но голова интересна. Не удлиненная, а шароподобная. Голову, пожалуй, я тоже возьму.

— Если я разрешу, — сказал он. Его начал раздражать разговор.

Агнесса Коростошевская искренно удивилась:

— Вы возражаете? Разве я предлагаю что-либо плохое?

— Во всяком случае, непонятное. К вашему сведению, я уже ровно три часа на острове, но пока еще…

— Ах, так! — воскликнула Агнесса и засмеялась. Смеялась она хорошо. Доктор Сток верил, что улыбка — это дверь души, а смех — выход души наружу. У плохих людей не может быть добрых улыбок, у злодеев и смех зловещий, доказывал он на ученых собраниях «Коней Армагеддона». Если это было верно, то профессора Арчибальда Боймера следовало зачислить в плохие люди, а мужиковатую Агнессу — в хорошие. — Ах, так! — повторила она уже спокойней. — Вам, стало быть, не разъяснили, чем мы занимаемся на острове?