Читая «Лолиту» в Тегеране - Азар Нафиси

Ясси насмешливо произнесла: ты выглядишь такой… такой бесстрашной! Ты выглядишь божественно. К концу занятия мне уже казалось, что Нассрин так одевалась всегда; я не могла представить другую Нассрин.

Когда она ходила в чадре или платке, ее походка была гордой; она двигалась так же, как делала все остальное – с легкой нервозностью, но уверенно. Теперь, без платка, она сутулилась, словно пыталась что-то скрыть. На середине обсуждения героинь Остин я поняла, что она скрывала. Чадра маскировала ее пышную сексуальную фигуру. Мне пришлось сдерживаться, чтобы не приказать ей опустить руки и перестать прикрывать грудь. Теперь, когда на ней не было чадры, я поняла, что та была для нее предлогом скрыть то, от чего она пыталась откреститься, прежде всего потому, что искренне недоумевала, что с этим делать. Походка ее стала неуклюжей, как у малыша, делающего первые шаги, как будто она в любой момент могла упасть.

Через несколько недель она задержалась после занятия и попросила разрешения поговорить со мной наедине. Я пригласила ее домой, но она вдруг стала очень чопорной и спросила, можем ли мы встретиться в кофейне, куда любила ходить и я, и мои студентки. Вспоминая то время, я понимаю, что девочки делились со мной самыми сокровенными историями и признаниями именно в публичных местах: в моем кабинете, в кафе, в такси и на прогулках по петляющим улицам вокруг моего дома.

Когда я вошла, Нассрин сидела за маленьким деревянным столиком, на котором стояла ваза с кроваво-красными гвоздиками. Мы сделали заказ: Нассрин взяла ванильное и шоколадное мороженое, я – кофе-глясе. Оказалось, Нассрин позвала меня, чтобы официально заявить: у нее есть парень. А я его знаю, спросила я? Она безжалостно пронзила ложечкой мороженое. Нет, не знаете. То есть – она замялась – возможно, вы его видели. Он вас точно знает. Мы давно знакомы, продолжала она, словно признаваясь в чем-то постыдном. Уже два года, вздохнула она, но вместе мы пару месяцев.

Меня это известие поразило. Я попыталась скрыть изумление, подыскивала подходящие слова, но Нассрин видела все мои ухищрения насквозь. Я давно хотела вас познакомить, сказала она, но не знала, как. А потом испугалась. Чего, спросила я? Он что, такой страшный, попыталась пошутить я? Нет, я испугалась, что он вам не понравится, ответила она, размешивая тающее мороженое ложечкой и рисуя завитки шоколадным на белом. Нассрин, ответила я, а он и не должен мне нравиться. Главное, чтобы он нравился тебе.

Мне стало ее жалко. Она влюбилась, это должно было быть лучшее время в ее жизни, но она из-за всего нервничала. Разумеется, ей приходилось лгать отцу – она снова соврала, что занимается переводами, якобы их стало больше. Она жила в параллельных мирах, и их было слишком много: так называемый «реальный мир» семьи, работы и общества; тайный мир наших занятий и ее свиданий с молодым человеком, и мир, который она сама сплела из лжи. Я не понимала, чего она хотела от меня. Должна ли я взять на себя роль матери и рассказать ей о жизни? Или проявить больше любопытства и подробнее расспросить об этом юноше и их отношениях? Я подождала, не без усилия отвела взгляд от гипнотизирующей меня алой гвоздики и сфокусировала его на Нассрин.

– Если вы посмеетесь надо мной, я вас винить не стану, – с несчастным видом произнесла она, размешивая ложечкой лужу растаявшего мороженого.

– Нассрин, я никогда не стану над тобой смеяться, – возразила я, – и зачем мне это? Я очень за тебя рада.

– Это просто смешно, – сказала она, не обратив внимания на мои слова и продолжая цепочку своих размышлений. – Когда моей матери было столько лет, сколько мне, у нее уже был взрослый ребенок. Вы уже преподавали в университете, а я веду себя как десятилетняя девчонка! Вот что надо обсуждать на занятиях!

– Что ты ведешь себя как десятилетняя девчонка? – попыталась пошутить я в неловкой попытке улучшить ей настроение.

– Нет, нет… – Она опустила ложку. – То, что мы – девушки вроде меня, прочитавшие Остин, Набокова и прочих, девушки, которые рассуждают о Деррида, Барте[101] и ситуации в мире, – на самом деле мы не знаем ничего, ничегошеньки об отношениях мужчин и женщин, о том, что это значит – встречаться с мужчиной. Моя двенадцатилетняя племянница наверняка знает об этом больше меня; наверняка у нее было больше парней, чем у меня! – Она сердилась, сцепляла и расцепляла пальцы.

В каком-то смысле она была права, и я ощутила нежность и желание защитить ее за то, что она осмелилась заговорить об этом. Нассрин, ответила я, нет никаких женщин, умудренных опытом в этих делах, что бы ты там себе ни думала. Начиная общение с каждым новым мужчиной, я всегда начинаю с нуля. Это происходит на уровне инстинктов. Тебе лишь нужно научиться отбрасывать все, что тебя сдерживает, и вернуться в детство, когда ты играла в шарики с мальчишками и это получалось совершенно естественно.

Нассрин не ответила. Она теребила лепестки восковых цветов, поглаживала их скользкую поверхность.

– Знаешь, – сказала я, – мой первый муж… Да, я была замужем до того, как встретила Биджана – вышла, едва мне исполнилось восемнадцать. Знаешь, почему он на мне женился? Сказал, что ему нравилась моя невинность – я не знала, что такое французский поцелуй. Я родилась и выросла в либеральную эпоху, воспитывалась в либеральной семье – родители отправили меня учиться за границу, едва мне исполнилось тринадцать. И что из этого вышло? Я выскочила замуж за мужчину, которого в глубине души презирала, за того, кто хотел жениться на благонравной девственнице и, к сожалению, выбрал меня. У него было много девушек, и когда я поехала с ним в Оклахому, где он учился в колледже, его друзья удивились, потому что до того самого дня, когда он вернулся в Иран на лето, он жил с американкой и называл ее своей женой. Так что не расстраивайся. Отношения мужчин и женщин – это сложно.

– Но ты счастлива? – озабоченно спросила я. Она надолго замолчала, а я взяла вазу и отодвинула ее к стенке.

– Не знаю, – наконец ответила она. – Меня никогда не учили быть счастливой. Нам внушали, что удовольствие – великий грех, секс нужен только для продолжения рода, и так далее. Я чувствую себя виноватой, но не должна – не должна испытывать угрызения совести, потому что увлечена мужчиной! Увлечена мужчиной в моем-то возрасте! – повторила она. – Проблема в том, что я не знаю, чего хочу, и не уверена, правильно ли поступаю.