Ворон Хольмгарда - Елизавета Алексеевна Дворецкая

все слушались. Чужачку с мужем еще как-то терпели; без мужа ей будут совсем не рады, хотя отказать в праве участвовать не посмеют.

Вечером, когда Эйрик со своей дружиной сел в гриде за ужин, Арнэйд подошла к нему с кувшином и сказала, наливая пуре в серебряную чашу из Тойсарова наследства:

– Я пришла обратиться к тебе с просьбой, Эйрик конунг.

– Чего ты хочешь? – Эйрик сидя окинул ее фигуру взглядом, как будто обнимая глазами, но рядом стоял Арнор, и это помешало ему пустить в ход руки. – Я все сделаю, моя Фрейя, только если не будешь просить, чтобы я тебя отослал в Силверволл.

– Нет, это другое. Завтра будет седьмой день со дня битвы…

– И правда! А я и не подумал. Парни, за это надо выпить!

Когда отгремели радостные крики – Эйрикова дружина охотно выпила бы и за седьмой день, и за восьмой, и за девятый, – Арнэйд начала снова.

– Эйрик конунг, мне нужна лошадь.

– Зачем тебе лошадь? Хочешь сбежать от меня? Не выйдет. Я настигну тебя, – прорычал Эйрик и грозно взглянул на Арнора, нахмурив рыжеватые густые брови, – и того, кто будет тебе помогать, и разорву вас на части. И лошадь тоже.

– Да нет же, Эйрик конунг! – Арнэйд беспокойно засмеялась. – Я не собираюсь бежать. Завтра у мерян поминки по всем убитым…

– И мы тоже за них выпьем! – охотно подхватил Эйрик и поднял чашу. – За таких хороших врагов отчего же не выпить, да, парни?

Парни и на это были согласны.

Так она никогда не доведет дело до конца. Надеясь сосредоточить внимание Эйрика на себе, Арнэйд осторожно положила руку ему на плечо и слегка погладила, как будто успокаивала большого грозного пса. Обрадованный этим, Эйрик взял чашу в другую руку, а освободившейся все-таки обнял ее за пояс и подтянул к себе вплотную. Арнэйд страдальчески нахмурилась, но не оттого, что ей было неприятно: ее слишком тянуло к этому волнению, к томлению в животе, к слабости в ногах, отчего хотелось сесть к нему на колени и обнять его за шею обеими руками. Но тогда уж точно никакого разговора не выйдет, да и не собирается она делать ничего такого при дружине и при Арноре! И вообще не собирается!

Нужно было побыстрее излагать свою просьбу, но в таком положении у нее путались мысли.

– Мне нужна лошадь! Для поминок! Для жертвы покойным! А все лошади у тебя! Прикажи Альву, чтобы он дал мне лошадь.

– Так я ему велел давать тебе любую скотину для еды, – ответил Эйрик, с удовольствием поглаживая ее по боку.

– Он говорит, лошадь слишком дорогая вещь, требует особого приказа.

– Альв! – рявкнул Эйрик, чтобы докричаться до хирдмана, назначенного главным в охране стада. – Дай госпоже хромую лошадь! Есть у тебя такая? Чтобы не ушла далеко, на всякий случай!

– Нужна не хромая, а темной масти!

– Стой! – вдруг сообразил Эйрик, когда Арнэйд уже хотела с облегчением отойти. – У них ведь тут нет обычая, чтобы с мужем и молодую жену отправлять на тот свет? Этого я не допущу. Пусть лошадь берут, так и быть, и проваливают к троллям!

– Нет. – Арнэйд замотала головой. – Завтра после жертв покойник в последний раз придет поесть к себе домой, а потом его проводят, и он уйдет один.

– Прямо домой придет? – удивился Эйрик. – И вы его впустите? Слыхал я саги про ходячих мертвецов, и никто от них не видел никакой радости, одни беды! Может, лучше гнать его в шею, а не лошадями кормить?

– Здесь такой обычай. Его дух вселяется в кого-то из родичей и с ним приходит. Он ничего дурного не делает. Иногда даже остается ночевать с женой…

– Этого я точно не позволю! – Эйрик опять нахмурился и крепче прижал Арнэйд к себе, так что ей пришлось обвить рукой его разгоряченную шею, чтобы не утратить равновесия и не упасть к нему на колени. – Старый тролль свое отночевал.

– Не вмешивайся, Эйрик, – предостерег Арнор, насмешливо прищурившись. – Я зимой встречался с таким покойником. Он сказал, что если я буду ему мешать, то он станет каждую ночь приходить ко мне в дом и ложиться между мной и моей женой. Я тогда еще не был женат, но он верно предсказал мне скорую женитьбу.

– И что – приходит?

– Нет, я ведь оставил его в покое. Честно сказать, его жена мне не понравилась.

– Нет, дорогая, – с чувством заверил Эйрик, обращаясь к груди Арнэйд, которая находилась прямо перед его лицом. – Пусть покойник проваливает спать с Хель. Если он будет тебя домогаться, ты знаешь, где искать защиты. Занятно будет схватиться с покойником…

– Святы-деды… – простонала Арнэйд, вообразив эту битву в ночи у лежанки. – Ты с ним уже схватился один раз! – вырвалось у нее, при мысли о поле битвы.

– Ну если ему было одного раза мало, то у меня есть еще!

Не без труда вывернувшись из крепких объятий, Арнэйд наконец ушла; напоследок Эйрик все же ткнулся лицом ей в грудь, но тогда она обеими руками уперлась в его плечи и оттолкнулась, как от скалы.

Вдвоем с Арнором они вышли во двор, под звезды теплого летнего неба. Из грида им вслед летел веселый шум.

– Тебе все это… не сильно досаждает? – отчасти нерешительно спросил Арнор. – Я бы дал ему по рогам, но ты не жалуешься… Я не знаю, чего ты хочешь…

Подозрения, что Эйрик нравится Арнэйд, все крепли в нем и заставляли избегать вмешательства. Она ведь не вмешивалась в его дела со Снефрид… Не жужжала над ухом, что-де мы совсем не знаем эту женщину, да она невесть какого рода, да всего сутки как узнала о своем вдовстве, а уже готова целоваться с чужим парнем… А ведь многие сестры стали бы жужжать. Конечно, женщина не то, что мужчина, все равно брат отвечает за честь сестры… но пока Арнэйд была довольна, Арнор считал наилучшим полагаться на ее благоразумие.

– Мне это не сильно досаждает. – Арнэйд повернулась к нему. – Раз уж я вдова бывшего «их главного», кто же позаботится обо всех здешних? Они считают, что я навлекла на них беду…

– Это бредни! И мы тебя Тойсару не навязывали!

– Да, но я хоть постараюсь помочь им, чем могу. А с Эйриком не так трудно ладить. Он хоть и «морской конунг», но тоже любит, когда с ним по-доброму.

– Да я видел, чего он любит… – Арнор все же не мог полностью подавить ревности брата к чужому мужчине. – А чего ты-то хочешь? – прямо спросил он. – Ты хочешь вернуться домой?

– Ну-у, хочу, конечно… – Арнэйд замедлила шаг.

Она растерялась, осознав, что говорит неправду – и это Арнору, которому всю жизнь доверяла, как самой себе. Конечно, бесправное положение ее неприятно и опасно для чести рода, но мысль немедленно расстаться с Эйриком, уехав отсюда, вместо радости и облегчения грозила чувством потери и пустоты.

– Я же не хочу, чтобы по всей Мерямаа меня считали «рабыней конунга»[53].

Это была правда.

– Хочешь, я тебя увезу? – Арнор взял ее за плечи. Он устал от всех этих тревог, догадок и предположений, но, не в пример Арнэйд, его рассудку не мешала невольно зреющая страсть. – Как только он уедет вырубки смотреть, мы сбежим.

– Нет, что ты! – Арнэйд отпрянула и даже спрятала руки за спину. – Как можно! Он же… берсерк! Ты сам слышал. Он придет в ярость, пустится в погоню… и разорвет нас обоих на части!

– Но ты же не хочешь здесь дожидаться, пока приедет Ульвхильд, и тогда ты окажешься ее служанкой!

– Нет, вот этого не будет! Если он решит послать за Ульвхильд… тогда я сама от него убегу, и пусть он хоть голову мне откусит!

– Ты дождешься, что однажды он затащит тебя под одеяло. У него только это на уме, я же вижу. Да он и не скрывает.

– Арни, не в моей воле от него уйти сейчас! – На самом деле Арнэйд даже радовалась этому обстоятельству, позволявшему ей не решать самой. – Ты это знаешь. Пока он не примет выкуп. Даже если мы убежим. Я все равно буду рабыней, только беглой. Он должен вернуть мне свободу при свидетелях. Ты сын нашего отца и сам это все знаешь.

Арнор глубоко вздохнул, взял ее за руку и повел к Тойсарову двору. Он не считал себя особо проницательным человеком, но очень хорошо знал свою сестру и сейчас чувствовал: она не говорит ему всей правды. Не говорит потому, что сама ее не знает.

– Как бы я хотела увидеть Снефрид! – вздохнула Арнэйд. – Она такая умная! Она бы что-нибудь придумала, подсказала…

Сейчас Арнэйд хотела от невестки многовато – чтобы та помогла ей разобраться в самой себе, но Арнор не возразил: в способности своей жены он верил