Рейтинговые книги
Читем онлайн Россия и ислам. Том 2 - Марк Батунский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 97 98 99 100 101 102 103 104 105 ... 167

Но при всей неприязни к теневым сторонам «европейской цивилизации» – особенно в ее российском варианте – Марков в значительной степени отражает интересы с особой активностью начавшегося формироваться в России в 80-90-х годах XIX в. класса буржуазии20 с имманентной ему системой морально-этических ценностей21 и довольно сильными уже тогда политическими амбициями.

Разумеется, не следует преувеличивать воздействие последних на те или иные конкретные шаги царизма в отношении Востока, в частности Средней Азии. Судя по всему, действительно в ряду причин, обусловивших ее вхождение в состав Российской империи, приоритет был отдан политическим, а не экономическим мотивам22, но отдан (что не вполне учитывают только что указанные нами авторы) лишь временно. Дело в том, что царизм, сделавший вследствие ликвидации крепостничества в 1861 г. существенный шаг по пути своей трансформации в «буржуазную монархию», вынужден был учитывать в своих военно-стратегических программах интересы столь мощного носителя модернизационных импульсов, как «средний класс». А его заинтересованность в приобретении новых рынков сбыта и источников сырья стала вполне очевидной уже в 60-70-е годы XIX столетия. Тогда падает торговля России с Китаем через Кяхту, и возрастает значение среднеазиатских рынков сбыта. Усилился интерес российских предпринимателей к Бухаре, Хиве, Коканду как источникам сырья, поскольку разразившийся на мировом рынке хлопковый кризис (вызванный сокращением экспорта хлопка из США во время Гражданской войны 1861–1865 гг.) создал сырьевой голод в российской хлопчатобумажной промышленности.

По мнению В.И. Ленина, пример пореформенной России23 доказал, что «капитализм не может существовать без постоянного расширения сферы своего господства, без колонизации новых стран и втягивания некапиталистических старых стран (в данном случае имеется в виду Азия, в том числе и мусульманская. – М.Б.) в водоворот мирового хозяйства»24.

Самодержавие все отчетливей сознавало, что без развития современной – то есть в немалой части своей ориентированной и на разнообразные внешние рынки – промышленности оно уже не в состоянии поддерживать свои пошатнувшиеся позиции внутри страны и на международной арене. Царизм вынужден был содействовать распространению капитализма и в интересах помещиков25.

Таким образом, то, что можно назвать историософским арсеналом ведомого царизмом Drang nach Osten, обретало иную, «буржуазно-либеральную», аранжировку, а значит, и позитивистскую преимущественно методологию. В ней же доминирует атомарный, статический подход, в свою очередь открывающий легкий путь для наиболее тривиальных (а потому – и обладающих наивысшим суггестивным потенциалом) межкультурных сравнений. Но их онтологической основой может быть лишь убежденность в неизменности всех существующих на земле этнических и расовых типов. Марков так и мыслит:

«Киргиз остается киргизом, азиат – азиатом, дикарь – дикарем»26. А значит, надо – при всех умилениях Маркова касательно «кроткого Христова учения любви и братства»27 и, конечно, его же в целом несгибаемой русоцентристской ориентации – с чрезвычайной осторожностью внедрять и христианство (но лишь там, где для этого есть действительно реальные условия) и прочие «русские формы» духовной и материальной культуры, правосудия и т. п. – за исключением, конечно, «трактирной цивилизации»28. Так, «лезгин не войдет в школу своего аула, где он не находит Корана и где он не слышит знакомых ему звуков, хотя бы в ней преподавал самый образованный русский учитель…»29.

И даже в отношении единоверцев-нерусских Марков рекомендует курс на сохранение их духовной самобытности. С особой страстностью призывает Марков делать это в отношении «передового редута христианской обороны против ислама» – «маленькой Грузии», о «несокрушимую грудь» которой «могучее мусульманство Востока разбило свою энергию и свой фанатизм»30.

Коль «всякий народный характер равно естественен и равно законен, точно так же как всякий язык, всякий обычай»31, то надо и на национальных окраинах стремиться не к «мертвящему механистическому обрусению»32, а к насаждению наук, к промышленному развитию и т. п.33 при сохранении определенного культурного плюрализма.

Марков делает даже любопытную попытку объяснить необходимость его тем, что ознакомление с позитивными чертами других национальных характеров будет стимулировать энергию и оптимизм русского народа, может помочь ему избавиться от пьянства и прочих девиантных черт34.

Толерантно-эгалитаристская модель программы Маркова постепенно распространяется даже на ислам и его исповедников.

Он признает, что «…стойкость мусульман в исполнении обрядов (особенно Маркову импонируют омовения. – М.Б.) своей религии всегда, везде и при всех обстоятельствах, – имеет в себе много трогательного и поучительного»35. Он даже уверяет в своем «глубоком уважении» к мечети, за ее «добродетельный, чисто евангелический характер. Бездомовники всякого рода, странники, нищие, рабочие без места, дети, которым негде учиться, мастеровые, которым не на что нанять мастерскую, находят в ней всегда открытый приют в каждый час дня и ночи. Все труждающиеся и обремененные входят, никого не спрашиваясь, под ее тихие гостеприимные своды свободно, как в свой собственный дом»36.

Надо иметь в виду, что для Маркова благотворная во многом роль первоначального ислама в истории Азии и Африки не подлежит никакому сомнению:

«…Печатью гения был проникнут тот избранный дух (Мухаммеда. – М.Б.), который сумел вкоренить в полудикие народы Азии и Африки эти идеальные стремления к чистоте, к исполнению закона, к подчинению своих поступков чьей-то высшей и разумнейшей воле, хотя бы в такой внешней и частной форме. Среди зноя и заразительных миазмов восточной природы, среди равнодушной неподвижности и сосредоточенной страстности восточного человека, чистота тела – прообраз и начало чистоты духа – должна была неминуемо стать основным камнем нравственных воздействий закона на общество, намаз – омовенье тела – корнем всех обрядов»37.

Впрочем, Марков далек от того, чтобы видеть в Мухаммедовом учении лишь некую разновидность санитарно-просветительской пропаганды. Он полагает, что в социально-политическом плане ислам зачастую оказывался прочнее христианства.

Например, в Дагестане «арабы сумели основать на исламе, путем шариата, гораздо более прочное социальное и политическое устройство кавказских горцев, чем это могли сделать грузинские цари и императоры Греции…»38.

Что же касается типичного горца-мусульманина, то он – пример для подражания всем верующим39: «Плоть не одолевает его до такой степени, чтобы пленить дух его. Он гораздо более, чем мы, служит своему богу, и гораздо менее, чем мы, служит маммоне. Конечно, своему богу, а не нашему, это необходимо иметь в виду»40.

Но столь ли важны такие детали, способные, с позиций марковской методологии, лишь корректировать в негативную сторону (если, конечно, предоставить им полный простор), но не детерминировать, магистральную линию эволюции имперской структуры, линию, движимую иными, в основе своей прагматическими (= трансконфессиональными) факторами и стимулами? Пожалуй, нет, такой ответ можно найти в предлагаемом Марковым теоретическом сценарии идеальной многоэтнической и конфессиональной государственности. В ней упор сделан на необходимости признания факта несоизмеримости в конечном счете парадигматически различных стилей мышления, тех порожденных ими многочисленных интеллектуальных систем отсчета, которые определяют цели, критерии и ценности того или иного верования на каждом этапе его развития.

Не надо обольщаться, что, скажем, в том же Дагестане ислам «не силен»41, – надобно прежде всего быть внимательным к горцам-мусульманам, «судьбой отданных в опеку нашу». А между тем мы, русские, сетует Марков, прививаем дагестанцам «одну наружную одежду цивилизации, одни ее грехи и уродства», коверкая их «простоту, честную откровенность, благородную смелость»42, вместо того, чтобы умело использовать подобного рода благие качества кавказских мусульман в интересах империи.

Однако Маркова пугает безостановочное – «роковое», как он любит каждый раз подчеркивать, – движение в Азию. Да, Петр I делал «гениальные попытки утвердиться в Гилене и Астрабаде»43, ибо он понимал, что «бедный народ русский может стать богатым, только сделавшись посредником между торговлей Европы и богатством Азии»44; да, Провидение повелело России завоевать множество восточных регионов, где живут «глубоко самобытные племена», где есть «высокоинтересные памятники древности», а красоты природы вполне могут заменить «ищущему свежих впечатлений путешественнику чересчур захватанные красоты Альп и Рейна…»45. Но пора остановиться – и прежде всего на пути в Среднюю Азию, занявшись взамен «перевариванием» Кавказа46.

1 ... 97 98 99 100 101 102 103 104 105 ... 167
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Россия и ислам. Том 2 - Марк Батунский бесплатно.
Похожие на Россия и ислам. Том 2 - Марк Батунский книги

Оставить комментарий